Дневники св. Николая Японского. Том V

25 ноября/8 декабря 1900. Суббота.

Утром получено письмо от оо. Иоанна Оно и Сергия Судзуки, из Оосака, что «христиане Церкви Вакаяма жалуются на частые и продолжительные отлучки своего катихизатора Якова Адаци к жене в Кёото, и потому просят себе Тимофея Ирино из Оосака». Оо. Оно и Судзуки подтверждают просьбу христиан и просят «немедленно, даже телеграммой, велеть Ирино отправиться в Вакаяма, а с Адаци поступить, как угодно». — Сейчас же телеграмма отправлена к Ирино, чтобы шел служить в Вакаяма, а Якову Адаци написано, что он отставляется от должности и увольняется в мир служить, где ему угодно. — Письмо послано к священникам в Оосака, чтобы они прочитали и немедленно отправили к Адаци, которого и адрес кёотский здесь не известен. Не жаль Адаци: всегда был самым ленивым и бесплодным катихизатором, а женившись на какой–то, не желающей идти с мужем на место его службы, а тянущей его с места службы к себе, сделался совсем уж постыдным потребителем церковных денег, жертвуемых благочестивыми христианами на дело Церкви, а не на дело служения жене. Так–то вот жениться на каких–то с ветра, а не на воспитанницах Миссийской Женской школы!

В третьем часу был английский епископ Одрей (Awdry), завчера письмом спрашивавший, может ли он в этот час посетить меня по делу. Дело оказалось следующее: один из методистских миссионеров составил проект — пред наступающим новым столетием соединить всех миссионеров в молитве, подобной молитве Спасителя в Гефсиманском саду, чтобы все, ныне разделенные христиане, стали одним стадом. Одрей получил приглашение и дал согласие; и просит ныне Одрей, от лица того миссионера, нас, православных, также соединиться с ними в молитве. Одрей прочитал написанный латинскими буквами японский проект миссионера с сочиненной им молитвой. Читал он с большим чувством, но стоило большого труда не расхохотаться — не над проектом, а над его чтением — до того нелепо и дико это произношение везде на английский манер «ш» вместо «с» и «ч» вместо «ц». Выслушав все, я нашел предприятие одобрительным и сказал, что отдам проект для напечатания в нашем «Сейкёо Симпо», к сведению всех наших христиан, — пусть только рукопись доставится мне написанною по–японски, — И потом стал говорить епископу, что он предлагает нам делать то, что мы и без того постоянно и неустанно делаем: в каждой ектении Церковь провозглашает молитву «о соединении всех», и все наши христиане знают, что это о соединении всех, разделенных на секты и общества, чад Божиих в одно стадо под одним Пастырем, и творят свою посильную молитву о сем. (Тут же показал ему в японском служебнике эти слова и, по его желанию, подарил ему самый служебник.) Пусть молятся и все протестанты о сем, они в этом присоединятся к нам, а не мы к ним. Мы, молясь, твердо веруем, что рано или поздно по молитве совершится, ибо о том же молился и Спаситель, а Его молитва в то же время — выражение Его о Божественной воли. Но пусть протестанты знают, что не совершится это до тех нор, пока со словами молитв не соединится дело. Мы ныне, молясь, протягиваем друг к другу руки общения, но между нами пропасть — руки бессильно висят на воздухе; и так будет до того времени, когда заградится пропасть, а заградить ее — ваше дело, не наше. Заградить ее — значит исправить вам то, что вы извратили в умении Спасителя (например, учение о Святом Духе, о благодати), принять вновь то, что вы отбросили из сего учения (например, таинства). Пусть ваши церковные обычаи (например, музыка при богослужении), пусть все второстепенное, останется у вас по–вашему, но догматы должны остаться неизменными, а в этом отношении вам исправляться, не нам. И пока вы не исправитесь, молитва «о соединении нас» будет тщетною. — Как достигнуть исправления? Прежде всего вам нужно изучить православие. Образуйте в Англии от лица Церкви авторитетный комитет, так чтобы он стоял пред лицом всей нации; пусть члены его изучат русский и греческий языки, а чрез них богослужебные книги и всю богословскую науку Православной Церкви, пусть по мере изучения все докладывают английскому народу; этим он будет подготовлен к уступкам истине. Когда завершится изучение, и английская нация будет о всем осведомлена и приготовлена, тогда следует собраться Вселенскому Собору, и на нем, с благословением Божиим, состоится торжественное соединение. Предлагайте это вашим принципалам в Англии. Ваше слово должно иметь вес, потому что если кто, то мы, миссионеры, больше всего чувствуем прискорбность и неудобства этого разделения, крайне компрометирующего нас в глазах язычников и воспрещающего паши успехи, — и так далее, долго еще был разговор в этом духе, пока помешал визит ко мне молодого Сендайского князя, бывшего когда–то у меня девятилетним ребенком, потом, тринадцать лет тому назад, видевшегося со мною на водах в Асиною. Ныне ему тридцать один год; он был для образования в Англии; два с половиною года состоял студентом Кентерберийского университета. Знает отчасти христианство, но не верует ни во что. Араи Цунено–син старается завлечь его в мистицизм, часто посещая его для разговоров с ним, но труд Арая будет не менее тщетен, чем был, вероятно, не малый труд английского клержмена, у которого он жил в Англии, сделать его протестантом.

С бишопом Awdry князь разговорился, и нашли они немало общих знакомых в Англии. Когда ушел Awdry, пришел Петр Исикава, секретарь, отнесшийся очень почтительно к князю; и был другой разговор — о том, что сендайцы больше всех потрудились для водворения Православной Церкви в Японии, что князю Сендайскому его бывшие слуги проложили путь к истинному христианству, и прочее. Сендайский князь, однако, уходя, даже руки не подал красноречивому и умному Петру Исикава.

26 ноября/9 декабря 1900. Воскресенье.

До Литургии о. Симеон Юкава крестил семь человек взрослых и младенцев; среди младенцев была двойня: две здоровенькие девочки; из взрослых — одна протестантка, присоединенная чрез миропомазание. — Служили Литургию мы с ним вдвоем и с диаконом Кугимия: прочие священники все по требам вне Токио; о. же Павел Сато болен легким параличом. Оказывается, что четыре священника, никак не менее, всегда должны быть при Соборе. Диаконов ныне двое, и мало; один сегодня, по просьбе из прихода, был на погребении вне Токио, другой если бы захворал случайно — служить было бы не с кем. Следует иметь троих диаконов при Соборе.

Много было посетителей после службы — отчасти из сегодняшних причастников, которых было человек сорок; но разговоры обычные — спросы и назидания. Между прочим, София Китагава рассказала о своем путешествии для сбора на сиротский приют — собрала ен 35 только.

27 ноября/10 декабря 1900. Понедельник.

По случаю основания нового церковного журнала «Сейкёо–ёова» и перемен по редакции журнала «Уранисики» новый редактор сего последнего и вместе редактор «Сейкёо—Симпо» Петр Исикава на днях просил меня сделать некоторые внушения пишущим в журналы, например, Исайе Мидзусима — чтобы избегал грубых вульгаризмов, неприличных духовному журналу, Василию Ямада — чтобы бросил свое самопроизвольное тощее изданьице и занялся исключительно (кроме своей катихизаторской обязанности) писаньем в «Уранисики», и подобное. Чтобы сделать это, я сказал Исикава пригласить всех пишущих ко мне на завтрак сегодня в двенадцать часов. Сегодня и собрались. К несчастью, велел я Никанору, заказывая завтрак, поставить на стол две бутылки вермута. Когда сели за стол, Павел Ямада начал хлопать рюмку за рюмкой, так что почти один опорожнил ближайшую к нему бутылку. По мере охмеления он стал болтать и хохотать, так что путного разговора нельзя было вести. Когда я отвернулся, чтобы взять с другого стола вилки и ножи, Павел Ямада схватил к себе другую целую бутылку. Но я без церемоний велел переставить ее от него. Тем не менее, когда я, позванный к какому–то посетителю иностранцу, вышел на короткое время, и другая бутылка была наполовину опорожнена, вероятно, тем же Павлом Ямада. Хорошее заключение будет о нравах сего места увидевших Павла Ямада шатающимся и говорящим чепуху! Во всяком случае, сегодняшнее собрание, весьма благонамеренное и возвышенное по цели, потерпело полное фиаско из–за двух бутылок вермута. Из сего нравоучение: вперед, зовя японцев, в подобных случаях, на завтрак или обед, никогда не ставить на стол никакого вина. Да не будет забыто сие и да будет в точности исполнено!

Пантелеймон Секи, врач и добрый христианин в Татебаяси, просит отменить наложенный на катихизатора Тихона Сугияма штраф — «катихизатору–де нужно есть». Отвечено Апостольским словом: «Аще кто не хочет делати, ниже да яст» (2 Сол. 3, 10).

О. Игнатий Като описывает свою поездку по приходу: в Кумбецу крестил одну старушку, обращенную и наученную вере благочестивым Павлом Огава, в Сибецу крестил двоих, в Кусиро троих. Прислал и фотографию Церкви в Кусиро, то есть церковного здания с христианами пред ним. Хвалит очень усердие христиан сей Церкви; в пример приводит поступок Антипы Фудзивара: заметив, что у о. Игнатия нет часов — «священнику неудобно быть без часов», молвил Антипа и снял свои часы, чтобы подарить их о. Игнатию; как ни отказывался о. Игнатий, но должен был наконец принять подарок. Провожая его, христиане плакали.

28 ноября/11 декабря 1900. Вторник.

Из Хакодате Павел Нисимура и еще шесть с ним подписавшихся пишут: было общее собрание христиан для избрания членов церковного совета; выбрали семерых; за Павла Нисимура и дальнейших за ним трех было подано более сорока голосов за каждого. Потом следуют с значительно меньшими голосами Удзие и другие. Но Удзие из–за того, что на его долю выпало мало голосов, восстал против собрания, находя его, без всякой причины, неправильным. Пристал к священнику о. Петру Кано, чтобы он объявил новое собрание. О. Петр (должно быть по глупости, или безучастности) объявил. Собралось христиан очень мало, произведены были новые выборы; натурально, очень малым числом голосов. Большинство христиан крайне возмущены всей этой безурядицей, и жалуются подписавшиеся от себя и прочих христиан на беспутство Удзие. С тех пор, как он крестился и вошел в Церковь, не перестает мутить Церковь. Он выжил о. Петра Ямагаки из Хакодате. Он всех всегда ссорил между собою и доселе продолжает смуту, — Я послал утверждение в качестве членов совета Павлу Нисимура и троим, избранным в первом собрании большинством голосов. Послал на имя о. Петра Кано, чтобы он объявил это христианам. Но так как это сделал я не по его, о. Петра, письму (он тоже, должно быть, по глупости или же безучастности не считает нужным писать мне о сем), то послал ему для прочтения письмо Нисимура и в частном письме к нему сказал, что если правильно написанное Павлом Нисимура об избрании, то пусть объявит прилагаемое мое распоряжение об утверждении избрания членов церковного совета.

О. Иов Мидзусима просит о принятии на службу Петра Такахаси. Написано ему — Петр Такахаси: 1) был очень ленивым катихизатором, 2) часто без спроса отлучался с места службы. Если он кается в этих своих проступках, то пусть напишет об этом ко мне, пусть даст твердое обещание не повторять их и пусть пришлет прошение прямо ко мне. Тогда и увижу, можно ли принять его.

29 ноября/12 декабря 1900. Среда.

С одного часу до пяти проработал на холоде в библиотеке, вписывая вновь переплетенные книги в каталог и нумеруя их. Призвав переплетчика Хрисанфа, велел ему принести переплетный русский шрифт, чтобы передать его другому переплетчику, так как Хрисанф по месяцам держит книги непереплетенными — я потерял всякое терпение с ним. Другой же переплетчик очень исправен, но русского шрифта у него нет.

Замечательных писем сегодня не было, кроме, разве, одного письма от каторжника–язычника из тюрьмы. Часто из тюрем пишут, но редко так умно и красноречиво, как сегодня: и описывает прелесть невинности, и оплакивает свое падение, и питает надежду на исправление и добрую жизнь впереди; в видах последнего просит христианских книг для руководства; оные с удовольствием к нему отправлены.

30 ноября/13 декабря 1900. Четверг.

Записать нечего. Письма не читаны; замечательных между ними нет (о замечательных или спешных мне говорится из канцелярии во всякое время дня, и даже ночи); незамечательных читать мне некому: секретарь Сергий Нумабе болен инфлюэнцей и лежит у себя дома, его помощник Давид Фудзисава готовит рассылку содержания служащим по провинциям, что нелегко и требует немало времени и внимания. Сегодня он взял из банка 3200 ен на первую рассылку за первый и второй месяцы, то есть дальнейшую; ближайшей будет вторая — чрез дня четыре–пять. Миссия счастлива нынешними секретарями: оба — люди, которым можно доверить получить сумму вот такую, как ныне, и даже больше. Нумабе — сендайский дворянин, уже старик, служивший прежде катихизатором; Фудзисава — бывший небольшой князек, средних лет. Оба — обедневшие материально, но не душевно — сохранившие благородство чувств и мыслей, свойственных истинно благородным людям, почему и можно положиться на них. Не вдруг, конечно, я стал доверять им обращение с большими суммами, но тщательные и долгие наблюдения убедили меня в том, что безопасно можно доверяться им. Разумеется, происходящим из низкого сословия — хотя бы они были и христиане — я никогда не доверюсь так, как доверяюсь Нумабе и Фудзисава. Пример — Илья Чёого, вытащенный Миссией из грязи и обманывавший ее, и многие другие, по мелочам надувающие Миссию. На дворян также нельзя скоро полагаться, потому что из них неблагородных душевно немногим меньше, чем из простолюдья, а нужно многолетним опытом убедиться в их благонадежности.

1/14 декабря 1900. Пятница.

О. Павел Морита описывает поездку по своим Церквам: самое приятное то, что катихизатор Игнатий Такаку, кажется, начинает быть порядочным катихизатором — о. Морита очень хвалит его проповедь, было несколько и к крещению приготовленных у него. Такаку кончил курс Семинарии, но и когда учился, если постарался, делался одним из первых; большею же частию ленился и паясничал. Вышедши на службу, до сих пор почти ничем не заявил себя. Ныне вот начинает заявляться. О. Морита очень радуется за него.

О. Василий Усуи также посетил свои Церкви и везде преподал таинства покаяния и святого причастия; было и несколько крещений у катихизатора Мори в Касивакубо. Хвалит о. Василий усердие христиан в Сюзендзи и Катаока, но не хвалит леность катихизатора в Катаока Петра Ока. Где же и быть Петру Ока добрым проповедником! Душевно искалеченный мирянин, пожелавший найти успокоение в служении Церкви, но не отрешившийся вполне от мирских пристрастий.

2/15 декабря 1900. Суббота.