Дни Кракена

–  Заходи, заходи, нечего меня разглядывать.
– Он втащил Григория в прихожую, а сам снова забрался на стремянку.
– Там Олег сидит, - сообщил он со стремянки.

–  Да ну!
– Григорий торопливо стащил пальто, смотал с шеи шарф и бросил шапку на столик у дверей. Он пошел прямо в гостиную. Там сидел тощий и бледный Олеги курил трубку. На столе стояла всякая закуска и две бутылки с коньяком.

–  Ого-го!
– заорал Олег и вскочил, распахивая руки.
– Писатель!

Они обнялись.

–  Рассказывай, - сказал Олег.

–  Да ну тебя к черту, - сказал Григорий.

– Я тебя столетне видел. Ничего не хочу рассказывать.

–  Чесать, где чешется, и слушать друга, вернувшегося из дальнего путешествия, - сказал Олег. Он очень любил Пруткова.

Они сели рядом на диван, и Григорий закурил, рассматривая Олега, комнату и вообще все. Он очень любил эту комнату. Здесь всегда было хорошо и уютно, хотя и не всегда чисто. И здесь ничего не менялось.

–  Ты будешь рассказывать?
– осведомился Олег.

–  Потом. Дай отдышаться.

–  Тогда будем коньяк пить. Сашка! Иди коньяк пить! Ты худой стал, как мощи. Не женился?

–  Нет.

–  Эх ты, старый хрен. В Испании - и не женился! Смотри, опоздаешь…

–  Жениться, Олег, никогда не поздно и всегда рано, - сказал Григорий вдумчиво.

–  Не жрешь по утрам, я думаю.

–  Не жру.

–  То-то и оно.

–  Что “то-то и оно”?

–  Да вот это самое.

–  А конкретнее?

–  Заработаешь язву.

–  Аналогичный случай был в Пензе, - сказал Григорий.

–  Ладно, дело твое, - сказал Олег.
– Но учти, что язва желудка состоит в том, что желудок, не получая питания, начинает переваривать сам себя.

–  Есть еще такая болезнь - волчанка, - сказал Григорий.
– Ты на себя посмотри, мыслитель. Сеченов. Пастер. Тебя ведь анфас не видно.

–  Я истощен наукой, - сказал Олег.

–  А, - сказал Григорий.
– Противоестественная любовь.

–  Понаблюдай-ка, братец, десять ночей подряд - похудеешь.

–  Я наблюдаю круглые сутки, - сказал Григорий важно.
– Я наблюдаю жизнь.

–  Ну и как жизнь?

–  Да так. День живем, неделю хочем.

–  Тьфу на тебя, - сказал Олег и заорал: - Сашка! Пора коньяк пить!

Ни черта здесь не меняется, думал Григорий, осматриваясь. Все то же. Э, а это кто? Здесь раньше висел Ягода… Ну ясно, он его снял. Нехорошая история. А кто же это?

–  Сашка!
– крикнул он, - Кто это у тебя на стене?

Было слышно, как Сашка ломится со стремянкой в переднюю.

–  Эх ты, деревня, - сказал Олег.
– Это Ежов.

–  А, - сказал Григорий.
– Ясно.

Вошел Сашка. Они сели за стол и подняли по первой.

–  За Испанию, - сказал Олег.

–  За Испанию, - повторил Григорий с удовольствием.

Они чокнулись и выпили. За Испанию я могу выпить сколько угодно, сказал Григорий. А как там дела?
– спросил Олег. У него сразу широко раскрылись глаза. Не очень важно, сказал Григорий. Правда? Да, неважно. Трудно очень. А как же “но пасаран”?
– сказал Олег расстроенно. Очень трудно. Все правильно, но очень трудно. Сволочь Франция, сказал Олег. Задержали оружие. Сволочи.

Сашка молча разлил коньяк.

–  Теперь выпьем за встречу, - предложил Олег.
– И чтоб не последнюю.

–  Самый хороший тост - первый, - сказал Григорий.

– Но все равно, выпьем…

Они выпили, и Олег стал есть шпроты прямо из банки. Сашка налил себе еще одну и выпил. Потом снова налил всем.

–  Я рад, что ты жив, Гриша, - сказал он.
– И давайте поговорим про что-нибудь веселое.

Олег оживился.

–  Слыхали?
– сказал он.
– У нас в Пулкове раскрыли банду. Целая организация. Вот сволочи! И вес маститые, пузатые… Такая дрянь!

–  Поговорили про веселое, - сказал Сашка и выпил. Он был всегда такой - с ним было трудно разговаривать. Но обычно он расходился после пятой-шестой рюмки.

–  Арестован Черепанов, - продолжал Олег, - Пересветов, Иванов - директор. Еще человек пять рангом поменьше. И подумать только - ведь известные ученые, в почете… Все им было дано, все - работайте только! Что им, хуже чем при царе, что ли, было? И главное - притаились, тихие. Никто ничего не знал, не подозревал даже.

–  Я думаю. Иванов - это же мировое имя, - сказал Григорий.

Олег перестал жевать и задумчиво поглядел на него.

–  Нет, - сказал он.
– Иванов - это, я думаю, ошибка. Он, по-моему, хороший человек. Я думаю, его выпустят, когда разберутся. Ведь без ошибок нельзя, я понимаю… - Он поглядел на Сашку. Сашка выпил.

–  Лес рубят - щепки летят, - сказал Олег.
– Ничего не поделаешь. Лучше пусть пострадают несколько невиновных, чем останется какой-нибудь притаившийся гад. Это верно Сталин сказал насчет моста.

–  Да, - сказал Григорий.
– Здесь зевать не приходится. В Мадриде пятая колонна, стреляют из-за угла, саботируют, шпионят. Говорят, их расстреливают.

–  Душить без пощады, - сказал Олег яростно. Он был уже готов.
– У нас здесь тоже пятая колонна. И еще страшнее. Потому что тихие и высоко-сидящие.

Сашка выпил еще рюмку и сказал:

–  А как Валечка?

–  Ничего, спасибо, - сказал Григорий.

–  Рада?

–  По-моему, рада. А ты с ней давно не виделся?

–  Давно, - сказал Сашка.
– Полгода, наверное. Она приходила к нам в клуб танцевать. Был с нею какой-то хмырь, но я к нему пригляделся и не стал его уничтожать. Недотепа. Никаких шансов.

–  С-слушай, - сказал Олег.
– Р-рскажи что-нибудь, Гришка. Черт, что вы все такие засекреченные?

–  А как насчет источников свечения звезд?
– осведомился Сашка.

–  Что?
– сказал Олег.

–  Как там со звездами? Почему они, подлые, светят, но не греют?

–  Цикл Бете, - сказал Олег и икнул.

–  Все ясно, - сказал Григорий.
– Вопросов нет. Есть два новых анекдота.

–  Трави, - потребовал Сашка.

Григорий стал рассказывать, но у него получилось плохо. Он услыхал эти анекдоты полгода назад в батальоне Линкольна. Их рассказывал один славный парень, даже не парень, а мужик с седой головой, коммунист из Буффало. По-английски эти анекдоты звучали очень хорошо, но по-русски была трудно подобрать подходящие слова. Сашка кривовато усмехался, а Олег икал и говорил вежливо: “Н-ничего… Н-ничего себе…”