Дни яблок
Шрифт:
— Помню, — сказал я. — После этого тётя Юля и…
— Ну да, — согласилась мама, — это необъяснимый ничем поступок. Одним словом: расстройство. Бедная Аня. И вот звонок ей… нечаянная радость, действительно, с ума сойти… Нашёлся он. Слава. Отец. Оказывается — семь лет тому, неизвестно как попал в местную больницу, в психиатрию… Ты подумай — райцентр, а своё отделение! Приняли, как алкоголика — сказали: в ступоре и помрачении, какое-то «два в» или «семь б» прицепили, к тому же. Ориентировки составили, разослали — да без толку всё. Так и сидел там неопознанный, в саду копошился. А потом взрыв наш этот, эвакуация, больницу расформировали и его в областной город, в Жетомель, вывезли… И вот — он там…
— Я заметил, — бесцветно сказал я.
— Я тоже заметила… — отозвалась мама. — Иди-ка отдохни и тёплым укройся. Особенно ноги. А когда выспишься — наведи порядки в столе, например, чтобы не скиснуть. Это осень — поболит и пройдёт.
Я вернулся в комнату. К себе… За окнами день стремительно набирался кобальта, графита, сажи, свинца — сделать особый настой на сумерках, пепле и стылой воде старинного цвета «вороний глаз». Если выпить эдакого, будешь долго помнить… И знать притом всякое-разное — о наведении страхов и сушении трав, об одиночестве и зёрнах беспокойства, о прошлом и о будущем полправды, потому что такое место в любое время. И поздняя осень в придачу.
Затем пришли кошки, и хандра миновала.
Высоко-высоко, над ржавыми крышами и уцелевшими куполами чёрные стаи серых птиц летели за реку и выкликали друг друга в туманах. Время пришло и пора домой — успеть до темноты.
— Cornixi augur aquae, — размашисто написал Альманах. «Вороны предвещают дождь»…
«А будет снег, — подумал я. — Скоро. Снова».
И вот я словно в начале истории, смотрю-любуюсь сквозь печаль… Вся мирабилия, и сны, и времена проходят, будто отражение. Всё перемешано, одновременно, неразборчиво и будто правда.
Вот я в кухне, за столом, с книжкой и чашкой, смотрю в окно на жёлтые огни. Ниже Сенки, ещё на Кудрицкой, тарахтит двойка. Это «сейчас».
Вот я младшешкольник, лежу в кровати, гляжу, как по потолку снуют тени веток и думаю, что умру когда-нибудь весной. Это «вчера».
Вот я сижу в самолёте, а под ним далеко — океан. Я жду, когда подействует таблетка. Это «завтра».
Вот я совсем старый, думаю об этой поездке многолетней давности, вспоминаю.
Вот наоборот: я ещё молодой, почти совсем не седой, и зима… Обещаю маме зайти завтра, через день или два, и тороплюсь… И мама в ответ обнимает меня крепко-крепко. Руки её теплы и пахнут корицей. И зима… Будет снег.
Исправить невозможно для себя. Другим во благо только. Это дар и есть. Вчера и завтра.
Но я всё же надеюсь принести сегодня какую-нибудь пользу. Ещё весь вечер впереди.
Замри.
«Deus conserved omnia», — торопливо выписал Альманах.
Будто девиз на гербе. «Бог сохранит всё» — все бывшие новости мира, сны, замыслы и беглецов, конечно.
Вижу и слышу их вновь. Будто время не прошло, былое не пропало, а остается и пребудет скрытно.
Долго. Ведь Бог помогает, Бог помогал, Бог поможет и впредь…
Отомри.
notes
Примечания
1
Дух умершего ребёнка, неупокоенное дитя.
2
Католические
чётки для «венка молитв».3
Действительно нелепо.
4
нетипично.
5
поразительная.
6
Поразмыслила, имела время, тайна.
7
или.
8
глупости.
9
ещё и рифмует.
10
Спрашивающие (в гадании).
11
Итак!
12
Наверное.
13
умный.
14
Обычный вздор.
15
новолуния.
16
неправильное.
17
Научу тебя в последний раз.
18
Бесплатно.
19
Из бутылки в шкафу.
20
ненужное.
21
шашни.
22
представление.
23
жадина скупая
24
зациклился.
25
как следует, от скупости…
26
Кучка пепла.
27
деньги.
28
простое действо.
29
Остаток.
30
рисунком.
31
изобразительное искусство.
32
завтра.
33
Приготовлю.
34
Ещё лопнешь.
35
«Имя» руны
36
селёдку и чистую банку.
37
Слава Ему.
38
в общем.
39
уксус.
40
хорек.
41
или первый.
42
Те шахтёры.
43
невежливым.
44