Дни яблок
Шрифт:
Первыми, кого увидели мы, были пряники.
— Майстер! — кричали они тонкими голосами. — Майстер! К оружию! К оружию! Здесь нежить!
Слышно было, как фыркает и шипит кошка.
— Очень хорошо, — сказал я. — И даже замечательно. Я назначаю оружием вас… Не всех, но некоторых. Теперь действуйте.
Я передал Гозе Чакор, псевдобабочке, шароянскую серёжку и велел:
— Ищите пару, быстренько. Чтоб одно к другому — вертайся додому… Шух-шух-шух…
Пряники пробежали неловкой змейкой в комнату и стали в круг около останков таза. Вслед им ворвался хищник. И обнюхал каждого.
Гоза-Мотылёк
Хор пряников подхватил: «Эус-беус! Чики-брики, хенка-пенка, квач!»
Отделавшаяся от кошачьих притязаний сова Стикса, просеменила к самому краю посудины, вскарабкалась на неё и воскликнула:
— Клузибус! Пец! Немецкий крест!
Таз немедленно воспарил и опрокинул сову на пол.
Пыль, антрацитовые кусочки, острые останки сияющих листиков, встрепенулись сонно. И зашуршали, смешиваясь с остатками воды. Прах стремился к праху. Приближался обещанный сюрприз. Непременный.
— О-о-о… — начал я. — Нууу, я так не играю… Один раз уже было!
— Что это? — спросила Карина. — Оно… оно… оно… Это откуда опять?
Таз, разбрызгав всю оставшуюся в нем жижу, несколько раз кувыркнулся в воздухе. Потом явно прицелился и обрушился точно на табуреточку. О внезапной напасти у той будто подломились ножки. Пух, пыль и прочий мотлох отовсюду тёмными змейками втянулась под неистовую ёмкость.
Пряники, пропищав припев, порскнули прочь.
Произошли шорох, шелест — затем очень неприятный хруст. И цокот. Из-под самого обычного, тёмного в крапинку, таза показались четыре пары очень скверных ног — чёрных, ворсистых, суставчатых и с коготками. Спустя мгновение на месте посудины и табуреточки прытко явилась помесь паука со скорпионом, по виду напоминающая гигантскую запятую, к тому же мохнатую. С массой маленьких красных глазок на толстой своей части. К лохматым лапам, тускло-чёрному тулову и красным злым гляделкам в придачу показался хвост. С жалом.
«Какая чушь! — пронеслось у меня в голове. — Всего этого нет! Нет! Это сон кошмарный! Обпился тархунами — ну, и вот! Сон кошмарный! Проснуться! Проснуться! Крикнуть и проснуться. Крикнуть! Заорать!»
Девочки сосредоточенно посмотрели на меня. Затем друг на дружку и издали оглушительный визг.
Я так и не проснулся.
Тварь заскрежетала и явила жвалы — что-то вроде щупалец, тонких и гибких — из той части, где, судя по всему, располагался рот. Две передние лапки украсились клешнями — ну, чтобы ухватить и в пасть. Да…
К порогу явился Вепрь. Плоский пряник с бивнем.
— Время битвы, — пробасил он. — Устрашившийся будет повержен. Какое оружие есть? — спросил пряник строго.
— Ляпачка, — нервно отозвалась Линник. — Вилки вот, я вижу… ножик. Даник, у тебя есть напильник? Если наострить…
— И дымовуха, — весомо сказал Крошка. — Даже две.
— Время битвы, — по-прежнему строго сказал пряник мне. — Делай что умеешь хорошо.
— Ну, хм-хм… — начал я. — Осталось сказать: тебе твоё. Кабан на бак! Случай… Игра… Превращение!
Девочки отступили от порога. Молча.
Вепрь поначалу завалился на бок, почти оправдывая палиндром. Подёргал ножками и начал расти. В разные стороны. Конечно же, побочные явления не
заставили ждать себя. Явилась пыль с потолка, со стен посыпались льдинки, на столе тучно лопнул бокал…— И что, — спросила Линничка. — у вас все так ходят?
— Большинство, — честно ответил невысокий полуголый воин. — А лицо надо синим, как следует… Тогда смерть испугается… может быть. Но, наверное, раньше враг.
Лида вздохнула.
— Каждому в такое поверить хочется, — буркнула она.
Существо из-под таза тем временем постояло, вращая многочисленными глазками, затем выпустило усы в верхней части морды, пошевелило ними и двинулось рысцой в сторону круга и одинокой Ганелиной в нём. Двигаясь, оно цокало: цсс-ццц-цссс-ццц… Слышно было, как скребёт по полу брюхо и стучат крючки омерзительных жвал, прочёсывая паркет.
Раздался вой, затем шипение — моя чёрная кошка, прижав уши и расфуфырив хвост, храбро бросилась на пришлеца.
— Замри! — крикнул я в кошачью сторону. Пришлось ухватиться за пол. Проще сказать — сбила с ног собственная волшба. А ещё я стукнулся коленкой… И заметил потерянный Линничкой бубенчик. Что могло быть лучше в такую пору? Немедленно схватил я бубенец и потряс им. Изо всех сил.
Исчадие откликнулось.
Оно прытко развернулось и попробовало хлестнуть меня хвостом… С шипом на конце, между прочим, но хвост не дотянулся. Затем проделало ещё один разворот, на этот раз гораздо увереннее — и резво поползло к нам. Я понял, что шансов нет. Почти. Ядовитое, опасное. Смерть… Но отчётливо видно было — круг оно преодолеть не может.
Я швырнул бубенчик прочь от себя — он, как и положено забавкам, весело брякнулся об пол и звонко покатился в дальний угол, отвлекая монстра. Забыв на время о боли в колене, я подскочил к Аниному убежищу и вбросил туда застывшую кошку…
Линия погудела, словно нечто высоковольтное, и перестала. Я войти внутрь не смог.
— Попробуй снова, — процедила Гамелина, оглаживая нервно моргающего зверя в прыжке. — Или я выйду, а ты на моё место… Так можно.
— Не вздумай даже. Закол… Нарисую посильнее… — ответил я, — границу… И он тебя не найдёт.
— Хорошо бы, — медленно сказала Аня. — А что оно такое?
— Это… Ну, оно вроде отход производства. Как очёс. Знаешь такое слово?
— Знаю, — ответила Гамелина. — Смотри, осторожно…
Тварь ускорила движение. И словно окрепла, хвост сначала вился по паркету, а затем…
— Называется баук, — сообщил я с пыхтением вычерчивая ещё круг и ещё печать. — Я даже и не знаю… Ну, я его так называю. Они зарождаются, ну, когда нарушаешь… Для корысти, когда колд… Ну, я не о том. И ещё — их надо выпускать. Пока маленькие, можно спичкой сжечь, например, или смыть молчальной водой…
— А когда… Если не выпускаешь? Тогда что? — тревожно спросила Гамелина.
— Если оно внутри всё время, — тогда рак. Жрёт же.
Баук по-прежнему вертелся около круга, не переставая шипеть. Затем помахал усами и, видимо, сообразил, что можно выбежать в коридор и съесть там всех.
Решился — растопырил лапы и раскрыл пасть. Я увидел вращающиеся глазки, а в пасти было много маленьких зубьев, зубцов и зубишек, она напоминала воронку цвета пропавшего мяса.
— Даник! — сказала Аня всё тем же ровным шёпотом. — Смотри!