Дно

Он дружил с девочкой, как сам он считал, не очень красивой. Но его прельщало уже то, что та тянулась к нему первая. Когда б он не вышел во двор, Лиза, завидев, выбегала ему навстречу, бросая скучных подружек. Ведь с Лёнькой можно и раскачаться на качелях и покидать комья глины и вообще мальчик выуживал из себя небывалый запас историй. Именно с ней. В среде своих ровесников ему не давали рта открыть, ведь там было кого слушать. А здесь…. Здесь Лёня чувствовал себя величиной. Ему нравилось быть востребованным и, пожалуй, что нравилось нравиться. В тот июньский день они раскручивались на карусели, старой скособоченной карусели, что входила в парк детского городка. Лиза сидела на корточках, держась руками перекрёстные поручни, а Лёнька крутил и запрыгивал сам, весело хохоча. Лиза восторженно пищала и смеялась тоже, пока… Седушек не было, карусель в принципе была ущербная, но вертелась достаточно прилично в скоростном отношении. Лёньке приходилось иногда притормаживать ход, чтобы унять подкатывающееся головокружение. И вот, когда Лёнька спрыгнул с карусели очередной раз, чтобы ускорить замедляющееся колесо, чьи-то руки перехватили его инициативу. Он обнаружил, что карусель стал накручивать Толик из соседнего дома. Скалясь щербатым ртом, он начал поддавать ход, и Лёня ошибочно посчитал это актом доброй воли. Он запрыгнул было сам, но быстро понял, что в планы Толика не входит – вот так простенько их катать. Карусель завертелась без остановок, быстрее и быстрей…. Лиза завизжала, а потом заканючила, плаксиво и жалобно. Лёне удалось спрыгнуть, но девочка этого сделать не могла. Она вцепилась в эти поручни помертвевшей хваткой и уже в голос верещала: «Не надо!» Некоторое время Лёнька ошалело смотрел, а потом неуверенно тронул Толика за плечо. «Не надо, останови», – попросил, но тот даже не посмотрел в его сторону. Толик глупо «гы-гыкал», продолжая увлечённо крутить карусель. «Лёня-а-а-а!!!» – В рёв закричала Лиза, а Лёня впал в прострацию. Толик не был крупнее и сильнее его. Он был ровесником и скорей даже на месяц его младше. Лёнька понимал, что надо его толкнуть, закричать, схватиться – и это просто надо, так правильно. Но всё его понимание лениво и равнодушно скучилось на задворках сознания. Он смотрел и терял драгоценные секунды. С каждой такой секундой он чувствовал свою ничтожность и никчёмность. Воевать да драться было супротив его природы. Лёня не знал, как сделать тот шаг, который вырвет его из спячки. «Лёня-а-а-а!!! – Звала на помощь Лиза. А Лёня с пересохшим от волнения горлом, смотрел на эту дикую картину и как обычно не решался. Его трясло нервной дрожью как перед дракой, но Лёня не знал, что такое драка и поэтому всё его возбуждение уходило в землю, в пустоту. Наконец, натешившись, Толян отпустил колесо карусели и та, ударив по протянутым Ленькиным ладоням, остановилась. Лиза долго не хотела отпускать поручни, а когда отпустила, просто выпала с карусельной площадки. Её кружило. Плача, она поднималась и падала, заваливаясь вправо. Вставала и снова кренилась в сторону под гыганье Толика. Лёня взял её, было за руку, но Лиза вдруг вырвалась и уселась на траву, отказываясь идти. Она продолжала плакать, но уже утробно, сглатывая слёзы и размазывая их по лицу. Лёня растерянно и бестолково топтался, не зная, что делать. У него не хватало мужества её утешить. У него не было сил просто прикоснуться к ней. Лиза, едва справившись с собой, поковыляла неровной походкой к своему подъезду. А Леонид тупо стоял и смотрел ей вслед, осознавая где-то глубоко, что вот сейчас произошло нечто страшное в его поступках, непоправимое. Он обернулся и встретился глазами с Толяном. Тот продолжал лыбиться улыбкой идиота. «Приколюха, да?!» Внезапно лицо его приняло обеспокоенное выражение. «Сваливаем! Ща её папан выскочит!» И Лёнька, наперекор своим желаниям, свалил. Вместе с этим гадом. Позже, ночью, в своей постели, шестилетний Лёнька найдёт объяснение своему сомнаболическому состоянию. Его нерешительность и заторможенность в совокупности зовётся очень просто. Трусостью. От этого открытия он долго не уснёт и полночи проплачет, теша себя фантазиями, что вот завтра выйдет и накостыляет этому кривозубому Тольке. Вот так с ходу возьмёт и наваляет! Он скрипел яростно зубами и плакал, жалея, что не может это сделать прямо сейчас. Подушка была мокрой, и Лёнька переворачивал её на сухую сторону, чтобы снова плакать. Потрясение было велико.

Последующий день принёс новые заботы. Потом прошло ещё два дня. Неделя. Горе его провалилось куда-то вовнутрь, он успокоился, но данность открытия никуда не ушла. Он стал с ней жить. Толику он не накостылял, хотя, виделись после того случая не раз. Да и сам Толик, со свойственной детям беспечностью, напрочь забыл о своём хулиганстве. Лиза с удивительной стойкостью проходила мимо Лёньки как сквозь пустое место и на приветствие не отвечала. А скоро и Лёнька перестал здороваться. Он понимал, что заслужил то, что имеет.

Взрослея, Лёня не изменился. Он уступал всем и во всём. Ваське Круглову – место за партой. Витальке Шилову очередь в буфете. Его отталкивали локтями, отпихивали. Запросто давали тумаки и пендели. Потому что как считали, он лошок и чмошник. Леонид привык себя видеть тем, кем видели его другие. Друзей он выбирал по мягкости и ориентировочно по своему лекалу. В классе таких было двое, и все они были презираемы юркими одноклассниками. С ними Лёня делился впечатлениями, обменивался аудиозаписями, ходил в бассейн, а иногда в кино. Дома же, пока мать ещё не болела, Леонид был посвящен себе и книгам. В этом удивительном волшебном мире он преображался. Он сражался на баррикадах с Гаврошом, искал клад с Джимом на острове Сокровищ, подолгу разжигал огонь с Робинзоном Крузо и разил шпагой кардинальских прихвостней вместе с Д, Артаньяном. Лёня любил читать, потому что только тогда он становился другим и здесь, надо сказать, он не мирился с подлостью как в жизни. Книжный герой закипал жаждой мести и справедливости и он, Лёнька закипал. Герой был готов бить, колоть и побеждать. И Лёнька был готов, до боли в костяшках…. Скорей всего, он отожествлял себя с героями книг, полностью входил в их шкуру, их разум. Нередко он мучил себя вопросом, как перенести книжную отвагу в своё жизненное пространство. Да, он был незлобливый, был мягкий по своей натуре и не мог ударить кого-либо в лицо, хотя и вспыхивал от ярости, когда били его. Самое большое, что он мог – это оттолкнуть драчуна, но это только раззадоривало последнего. Лёня искал выход из этой жизненной дилеммы, отчаянно искал, но не видел двери. Он чувствовал в себе лишь далёкий потенциал, где-то глубоко, под пластами своего мягкого характера. Книги те, что он читал, переносили его под эти пласты, но не могли их разорвать. Никак. Сказывалось его табу на драки и клеймо труса, которое он сам себе проставил в ту памятную ночь. Странно, спрашивал он себя, отец был лётчиком, разведчиком Арктики. Трусов туда не берут. Если папа не был трусом, откуда эта пакость в его крови? Мама – женщина, не в счёт. Да и гены идут к сыну по отцу. Тогда как? А может быть, храбрость надо расшевелить, разбудить? Но если храбрость есть, то она есть без всяких стимулов. А если нет, так откуда ей взяться? Так думал Лёня уже в одиннадцать лет и призывал своё мужество всякий раз, выходя в школьные коридоры. Он был уже не тот конечно, что у карусели, но и не тот, что в книгах. Увы, не тот. Проклятие карусельной истории тянулось за ним как шлейф.

Помог случай. В канун окончания пятого класса он выходил из школьной гардеробной, когда его привлёк шум, доносящийся из дальнего угла. Старшеклассники чего-то там пинали, заводя друг друга криками. Правильней сказать, там был один старшеклассник, а остальные – параллельного класса и плюс, затесавшийся из их класса Круглов. Между ними бегала девчонка, тоже с параллельного, и расталкивала парней. Те ржали как кони и опять пинали…. Предмет, как, оказалось, был сумкой и, судя по тому, как она глухо и тяжело елозила по полу, в ней находились учебники или ещё девчачьи штучки. Лёня догадался, что футболят сумку той, которой это не нравится. В первый момент возникло желание уйти. Без колебаний он понёсся на выход, тело само это совершало, а мысли торопили оказаться там, где всего этого ужаса нет. Внезапно что-то дёрнуло его, невидимой нитью придержало. На секунду его ноги залипли, а потом он и вовсе остановился. В голове происходила борьба. Не было за и против. Был просто пат как в шахматах, всего в долях секунды, а потом…. Словно кто-то приподнял пласт, и оттуда вышло настоящее. Не думая, Леонид проскочил в гардеробную и бомбочкой влетел в круг беснующихся подростков. От неожиданности те отступили, попятились, наступая друг другу на ноги. Взъерошенный и напыженный Леонид схватил пыльную сумку, затем зло прожег взглядом испуганную девчонку, дёрнул её за руку и потащил вон, на выход.

– Э, мля! Я не понял! – Голос был не иначе того старшеклассника. В каком же он классе? В шестом? В седьмом? Лёня отпустил руку девицы, наспех ей сунул в руки сумку, подчёркнуто медленно подтолкнул её, иди, мол, иди… А сам, с гулким, как молот, сердцем, повернулся к компании. Как на эшафот.

– Ты чё, олень, припух?!

Старший выделялся из группы и росточком и откровенно злым лицом. Голос его ломался и он, очевидно, использовал новый тембральный диапазон как средство угрозы.

– Тебе кто позволил так к пацанам влетать?! Ты, веник драный!

Шло предварительное оскорбление перед побоями. Накручивание и нахлобучивание петушиного гребня. Лёня, который стоял как парализованный, хотел ответить достойно, но в то же время приветливо, чтобы сбить агрессию, разрядить обстановку. Но мешало волнение и ком в горле. Поэтому он жалко выдавил:

– А чё вы так… с ней…

– Чего? Я не понял, ты чё хамишь что ли? – Неуверенный тон оппонента вдохновил переростка. – Иди сюда, чудо!

– Это Вестрик с нашего класса! – Радостно сообщил Круглов. – Отстой по жизни!

– Иди сюда, Хестрик! – Сказал длинный и сам подался к нему.

Левой рукой он цепко ухватил Лёню за шею, а правой изготовил кулак, показывая намерение. Лёня инстинктивно подался назад, но голова, попавшая в прихват, не позволяла ретироваться. Тогда он ухватил обеими руками тот самый кулак, чтобы блокировать его движение к лицу.

– О, ё! Ни фига себе! – Удивленно вытаращил глаза старшеклассник и все засмеялись.

Кулак, естественно, увяз, но вот колено длинного жердя неожиданно угодило под рёбра. Лёнька охнул, но руку противника не отпустил. Второй удар колена пришёлся под «солнышко». Леонид поперхнулся и только тогда отпустил свой «клинч». Шею рванули, и он хлюпнулся на пол, оставив все попытки защищаться. Живот страшно сдавило и не хватало сил для вдоха.

– Я тя, чепушок, ща разрисую! Чтоб не борзел больше! – Орали над ним. Но Леониду было уже всё равно, как получать и сколько. Удивительно странно: на душе было хорошо, хотя хорошим его положение не назовёшь.

– А может, лежачего не будешь трогать? – Предложили сверху. Лёня не видел кто, но голос был новый. Сильный голос. Дых более-менее выровнялся, и Леонид из скрюченного эмбриона принял сидячее положение.

Рядом с жердём стоял парнишка Лёнькиных лет, пожалуй, да. Только плотный какой-то и собранный как пружина. Длинный превосходил его ростом, но рядом с плотным в зачёт это не шло. От парнишки исходила уверенность, чего как раз не хватало Лёньке всегда.

– Ты чё, лезешь?! Ты кто такой?! – Заорал жердь на него. Вкусив легкой победы, его несло, и он не почувствовал разницы в противоборстве. – Вы чё, все салаги думаете?! Ты в каком классе? А он в каком? Вы чё, совсем страх потеряли?! Да ты ж, барсук, ща рядом ляжешь! Я тя ща…

Последняя фраза смазалась хлёстким ударом. Лёня не увидел, зато рассмотрел изумлённое лицо длинного. Его перекосило то ли от удара, то ли от удивления. От зуботычины он отпрянул на три шага назад и сейчас рассматривал соперника. Было заметно, что он трусит, но даже для жердя было очевидно, что у него крохотные секунды на реабилитацию. Авторитет ей-ей готов был лопнуть. Зарычав, он кинулся, размашистым движением культи пытаясь зацепить голову плотного. Парнишка с легкостью поднырнул, пропуская шлагбаум и четко размеренным ударом обозначил точку на подбородке противника. Гулко отозвалась кость, и длинного кинуло вперёд об пол. Ещё миг назад он хорохорился, а теперь лежал на животе и как будто прислушивался к половицам. Парнишка деловито подошёл к поверженному и приподнял того за подмышки.

– Ну-ка, помогите! – Кинул он притихшей свите развенчанного короля. На помощь бросились безоговорочно, оттащили длинного к стене, приспособили спиной полулежащим. Глаза того были закрыты.

– Нокаут. – Констатировал плотный. – Ничего страшного. Через минутку очухается.

Он обратился глазами ко всем сразу.

– Чолдарев! Шанин! Слайчик! Ну, надо же! Я вам что говорил? Не общаться с этим бесом. Вы тоже огрести хотите?

Не получив ответа, он приказал:

– Марш в класс! Потом поговорим…

Заметив Круглова, спросил:

– А ты кто? С параллельного? Давай, скачи тоже… Ещё раз увижу с ним, обоих отоварю!

Когда они остались одни, парнишка протянул руку Лёне.

– Степан. Для друзей просто Стёпа.

– Лёнька. Леонид. Здорово ты его…

– Ерунда! Я на бокс хожу. Мне стыдно проигрывать таким.

Он кивнул на пришедшего в себя старшеклассника. Тот крутил головой и соображал, где он и что с ним такое.

– Видал? Короткая амнезия. – Стёпа усмехнулся. Так бывает, но потом придёт в норму и вспомнит.