До новых снов с тобой...

– Сколько ты будешь в отъезде?

– Неизвестно. Командировка может продлится как неделю, так и месяц.

Отлично. Месяц с этой цыганской девушкой, которую он так стремится познать. Лучше не придумаешь.

– Ладно.

– Просто... Помоги ей. Она потеряла зрение в шесть…

– Семь! – перебила девушка, произнося слово, не смягчая согласные.

– А сейчас ей двадцать.

Шатенка чему-то усмехнулась.

Деймон колебался. Ему было плевать на деньги, ровно как и на свою работу. Единственное, чего ему хотелось, – просто пообщаться, еще раз увидеть ее танцы. И это его первый интерес на протяжении последнего месяца.

В кабинет проникал запах свежести и некой прохлады летнего дня. Ярко светившее солнце еще и согревало, в комнате даже было немного жарко… Однако восхищаться красотами природы Деймону не хотелось. Он вообще потерял ко всему интерес, а потому произнес следующее:

– Я согласен, – лишь за тем, что он надеялся пробудить в себе прежнюю тягу к жизни.

Изабель кивнула и поднялась. Поднялась и девушка. Ее браслеты снова задребезжали. Флемминг сказала, что свяжется сама с ним в ближайшие дни, а потом взяла Дрину под руку и повела к выходу.

Девушка шла по улице, слушая нотации матери про свое плохое поведение. Эта юная цыганка по-другому воспринимала мир. Она чувствовала тепло солнца, она слышала малейший звук и ощущала каждый утонченный запах. Она совсем забыла свои воспоминания о мире и боялась представить его. Она привыкла к такой жизни, которой она жила на протяжении всех тринадцати лет. И новая яркая жизнь ей казалась слишком сложной, но не совсем невозможной.

Шатенка шла по улицам, не видя прохожих. Она едва заметно улыбалась, слыша приятный мужской голос или утонченный запах.

Сейчас девушка сжимала в руках маленький синий камешек, который, согласно словам продавщицы на рынке, оберегал. Дрина верила в этот талисман и никогда его не забывала. Кроме того, она свято верила в то, что ложь продавщицы – правда.

– Я на озеро, – проговорила девушка со свойственным ей акцентом, резко остановившись на дороге.

Изабель хотела поговорить с дочерью серьезно, но прекрасно понимала, что это вряд ли удастся. Флемминг вспоминала себя в такие юные и годы и точно знала, что и ее дочь сейчас испытывает все тончайшие проявления молодости.

Не дождавшись ответа, цыганка поймала такси и, сев, сказала, куда ее везти.

Девушка хорошо ориентировалась в городе, несмотря на то, что была слепой. Она боялась, что заблудится, когда станет зрячей.

Место, куда цыганка пришла, было тихим и спокойным. Здесь было мало народа. Тень от деревьев защищала от теплого сияющего солнца, а воздух был кристально чистым и свежим. Пение птиц разносилось повсюду, и плескание воды заставляло успокоиться даже самого буйного. Девушка считала себя ребенком природы и поэтому любила это место, полное гармонии. Она чувствовала себя неотделимой частью этого маленького, но огромного мира. Дрина гуляла здесь одна, отдаваясь своим мыслям. Шатенка чувствовала прилив некой животрепещущей энергии. Не буйной, а животрепещущей. Каждая струна ее души будто играла в такт мелодии этой природы, этого мира. Сердце билось с особенным трепетом.

Она услышала шаги и резко обернулась, но тут же вспомнила этот запах парфюма.

– Когда-нибудь ты не разоблачишь меня.

Былая спесь хладной циничной девушки сошла и шатенка, сделав пару шагов, подошла к парню. Тепло его тела передалось и ей, и она чувствовала, как в душе ее трепещет любовь и нежность. Она почувствовала его руки на своей талии и подошла ближе, сокращая дистанцию до минимума. Она наслаждалась свежестью и запахом этого парня, его учтивостью, ненавязчивостью и тем, что рядом с ним ей не приходится надевать маски.

– Я боюсь, – произнесла она, кладя голову ему на плечо. – Боюсь.

– Я же рядом… Ты ведь позволишь быть рядом?

Она убрала его руки и, резко отстранившись, отвернулась. Она словно прятала взгляд, хоть никогда не умела этого делать. Порой, ее поведения не мог разгадать даже тот, кому она отдала свое сердце. Он знал ее уже давно, но она продолжала оставаться загадкой.

– Елена?

Она вновь обернулась. Ее резкость тонко гармонировала с ее плавностью. Тайлер еще сильнее влюблялся в эту загадочную девушку.

– Да, – ответила она, приближаясь к нему. – Только обещай, – шатенка схватила его за руки. – Обещай меня никогда не оставлять.

– Конечно… Обещаю.

Девушка обняла его, слушая песни птиц и то, как сердечко предчувствует что-то нехорошее. Страх ближайших перемен сводил ее с ума. Страх изменений в себе заставлял робеть и становится циничной, чтобы не выдать свои эмоции. Совсем-совсем скоро ее жизнь поменяется! Лишь бы только в корне не изменилась…

Дрина, она же и Елена, отпрянула от парня и пошла вперед, затягивая красивую, но грустную песню. А Тайлер? Он шел позади, любуясь изяществом этой красавицы, ее женственностью и ее великолепием. Его пристанище теперь возле ее ног. Навсегда.

====== Глава 3. Раненые птицы. ======

На этой шумной улице люди стремительно проносились мимо друг друга, не замечая красот мегаполиса. И речь здесь не об архитектуре, которая свидетельствовала о богатстве города. Народом можно было любоваться. За народом очень интересно наблюдать.

И девушка часто этим себя увлекала. Ее называли странной, юродивой, непонятной, но Елена следила за каждым человеком на этой маленькой улочке. Она наблюдала жизнь… чувствуя ее каждой клеточкой своей души. Сейчас она остановилась неподалеку, слушая прекрасный плавный голос какого-то бедного парня, который пел жалкую песню, наигрывая мелодию. Он бы мог стать успешным певцом, ведь вокальные данные есть, но был обречен, – как и большинство населения этого города, – на бедность и небо в тучах. Вот мимо Елены прошла девушка. Гилберт услышала ее приятный мелодичный голос и ощутила аромат ее тонких духов. Шатенка тоже захотела попросить мать купить ей духи – этот запах был великолепен. Послышалась брань каких-то мужиков и завывание брошенной собаки, шум машин. Казалось, что этот город никогда не умолкнет. И он сам скоро завоет от тоски и одиночества.

Елена пошла дальше, слыша цыганские напевы. Она улыбнулась, слушая такой родной балаган. Но девушка прекрасно понимала, что богатых цыган не любят и ее тут же прогонят, а потому шатенка постаралась обойти стороной эту компанию и отправиться домой.

Завтра операция, а мать решила уехать сегодня по своим важным делам. Елена не понимала, как можно бросить своего же ребенка, и обида воцарилась в ее душе, хоть сердцем шатенка любила свою мать.

Изабель встретила ее с очередными претензиями. Елена села на диван и принялась делать вид, что слушает. Но ее мысли были заняты страхом предстоящей операции. Конечно же, Флемминг заплатила достаточно и полагалась на врачей, но шатенка чувствовала определенный страх.

– За тобой присмотрит мой знакомый. Он скоро подойдет.

– За мной присмотрит Тайлер, – без акцента проговорила цыганка.

– Тайлеру я не доверяю.

– А вашего Сальваторе я даже не видела.

– Как и Локвуда!

Елена поднялась, чтобы уйти, но звонок в дверь заставил ее остановиться. Она покорно села на свое место. Мать поспешила встретить гостя и рассказать ему все как надо. Он отвечал сухо, парой фраз, а иногда вообще не считал нужным отвечать. Гилберт понимала, что с этим офтальмологом ей еще долго придется уживаться, но она не была из тех, кто переживает из-за подобных проблем и кричат на каждом углу: «Не бросай меня! Не оставляй с ним!». Елена привыкла к наказам матери и ждала совершеннолетия, чтобы уйти в бедность, тишину и спокойствие.