До новых снов с тобой...
Шрифт:
– Что случилось на этот раз?
– Я встретил Изабель, – он поднялся и, пройдя к серванту, извлек оттуда два бокала и початую бутылку виски.
– Так пошли ее.
– Я встретил ее дочь.
– У нее есть дочь?
Деймон разлил спиртное и сел на свое место уже с бокалами в руках. Розали пить не хотела. Она выдохнула, облокотившись о спинку дивана. Девушка закрыла глаза, думая о чем-то своем. Потом, открыв их, повторила вопрос:
– У нее есть дочь?
– Да. Слепая дочь. Ее сегодня прооперировали.
– Это по этому она явилась? Чтобы ты прооперировал ее дочь?
– Чтобы присмотрел.
Губы девушки тронула улыбка. Закинув ногу на ногу, она взглянула на мужчину.
– Она тебе понравилась?
– Мне понравилась бедная официантка Кэролайн… Ты бы видела ее! Столько страдания в глазах! Столько…
Он задумался. Образ бедной официантки снова всплыл в памяти, хоть прошло уже несколько дней. Розали редко удавалось наблюдать то, как он погружается в себя. С таким мужчиной невозможно оставаться равнодушной. Хейл понимала, что она последует за ним, но также она понимала, что он никогда не полюбит ее.
– Так что? – встрепенулся он, взглянув на подругу. – Ты выйдешь за меня замуж?
Она улыбнулась, запрокинув голову. Его взору стала доступна ее шея, плечи, ключицы. И прежняя апатия забылась. Мужчина приблизился явно не для того, чтобы лучше услышать ответ. Но Розали тут же отстранила его.
– А если я соглашусь?
– А ты соглашайся. Я не побоюсь.
– Я могу захотеть ребенка от тебя.
– Думаю, это не составит труда, – он снова приблизился.
Розали знала, что в их ситуации только одна правда: он нужен ей. Девушка хотела поддаться опиуму этой страсти и снова ощутить тепло его тела. Это или настоящая дружба между мужчиной и женщиной, или… или что? Блондинка отстранила мужчину, который забыл о том, что он сейчас в амплуа «ничто не интересует, даже женщины».
– Может, той бедной официантке ты нужней? Ты… вытащишь ее из бедности, станешь рыцарем и она будет превозносить тебя. Будь уверен, что до конца жизни она останется верной только тебе.
Мужчина отстранился и снова сделал глоток спиртного. Видимо, верно говорят, что ночь – какое-то особое время суток. Ты будто бы становишься собой и освобождаешься от этой напыщенной маски апатичного циника.
– А ты, значит, склонна к изменам?
– Ты знаешь, что я карьеристка. Привлекательные мужчины, которые помогут мне продвинуться верх, будут меня интересовать.
– Ты – успешный адвокат. Из двадцати семи дел всего один провал. Куда уж успешнее?
– Смотрел «Адвокат Дьявола»? – произнесла она, беря свой бокал. – Можно и выше.
– Согласна продать душу?
– Мы не о том говорим.
– Ты права, – он откинулся на спинку кресла и устремил взор на репродукцию картины Моне. – И чем тебе нравятся эти стога? Дибилизм какой-то.
– Когда я разбогатею, куплю оригинал. Тебе пора.
– Так ты не выйдешь за меня замуж? – он снова взглянул на девушку. – Почему?
Он осушил залпом бокал. Быть может, о том, что она отказала, Хейл пожалеет утром. Быть может, перезвонит и скажет что согласна, но сегодня она решила выдержать стойкую позицию в словесной битве с этим змеем-искусителем.
– Философия твоей жизни гласит: ни к кому не привязываться, заключать
брак по расчету и исходя из того, хорошо ли партнерам в постели.– А что гласит философия твоей жизни?
У нее не было четко сформулированных концепций и сейчас Розали почувствовала себя проигравшей. Но профессия юриста давала о себе знать. Хейл не хотела сдаваться.
– Работа на первом месте, – произнесла девушка уверенно, но не так твердо, как хотелось бы. – И пока я не напилась допьяна свободными отношениями.
– Красиво…
– Спокойной ночи, Деймон.
Девушка улыбнулась, а Сальваторе понял, что ему было пора уходить. Деймону нравилась прямолинейность и честность в их общении. Если они хотели друг друга, то не бегали с криками: «О нет! Мы же друзья! Нам нельзя спать вместе!». Если не хотели общаться – не общались. Мужчина поднялся и, поцеловав девушку в щеку, сказал: «Не провожай» и скрылся. Блондинка услышала хлопок дверью. Розали не спеша прошла к входной двери и проверила то, надежно ли она закрыта. Затем Хейл вернулась в зал и подошла к тому самому серванту. Она извлекла оттуда шкатулку и вернулась на диван. На шее блондинки была тоненькая цепочка с кулоном в виде ключа. Этот самый кулон Розали сняла и открыла им замок. Бесстрастно она посмотрела на содержимое коробки. Девушка извлекла пластиковую кредитку и пакетик с белым порошком. Хейл поднесла наркотик к глазам, рассматривая его, ища в нем какой-то смысл.
Рассыпала порошок. Лёгкий шорох по стеклу. Купюру Хейл свернула в тоненькую трубочку. Вдох. Мутнеет перед глазами. А по телу растекается истома. Ноги становятся ватными и на душе наступает ощущение необыкновенного спокойствия. Блондинка делает второй вдох и ложится на диван. Медленно. Не торопясь. Зрачки увеличиваются. Все плывет и через несколько секунд Розали смакует весь кайф прихода.
Елену привели в какую-то комнату и посадили на стул. Уже несколько дней она в больнице и навещает ее только Тайлер. Бедные цыгане не знают об операции Дрины, а из нынешних… В общем, не важно. Врач принялся разбинтовывать глаза, а Гилберт чувствовала, как ее сердце стало биться более часто. Она боялась. Боялась взглянуть на мир, хоть и очень хотела его.
Врач отлепляет пластырь от одного глаза, потом от другого. Он добр и говорит о чем-то отвлеченном, о какой-то своей внучке. Елена улыбается, но в глубине души боится еще сильнее. Глаза то ли в слезах, то ли в каком-то растворе. Елена заламывает руки. Ее страх становится сильнее с каждым разом все больше и больше.
– Я помогу открывать вам глаза, – произносит доктор.
Девушка кивает, но внутренний порыв души молит об обратном.
– Хорошо, – кивает она, чувствуя, как холодеют руки. Ей кажется это страшным, невыносимым. Каким-то сущим кошмаром.
Его теплые старческие руки, от которых пахнет медикаментами и медом, касаются ее лица. Он аккуратно касается век.
– Не спешите.
Елена снова кивнула. В ее горло пересохло.
– Открывай. Что ты видишь?
Девушка приоткрыла глаза. Но моргала ими часто. Из глаз не переставали литься слезы, а все изображение напоминало какое-то серое пятно. Яркий свет причинял адскую боль, и становилось еще невыносимей. Елена отчаяннее вцепилась в ткань своего больничного халата.
Она принялась осматриваться, но ничего не выходило.