До особого распоряжения

На рассвете ворвалась во двор другая шайка таких же головорезов. Они в упор расстреливали людей

курбаши Кадыра, которые испуганно выбегали из худжр. Кое-кто успел прийти в себя, схватиться за

оружие. Началась беспорядочная перестрелка.

Стремительность, внезапность налета помогли банде Карима Мухамеда одержать победу. Курбаши

Кадыр был убит в перестрелке. Оставшиеся в живых басмачи жались к глинобитным стенам, ожидая

своей участи.

Рядом с Каримом Мухамедом стоял Шукур Асимов. Они с усмешкой рассматривали пленных.

– Ну что с вами делать? - спросил Карим Мухамед и уже серьезно задал вопрос: - Кто согласен

служить великому делу?

Не все поняли, что это за «великое дело», которому надо служить. Поняли одно - можно спасти жизнь.

– Согласны!
– раздались нестройные голоса.
– Согласны!

– Дадите клятву… На коране...
– решил Карим Мухамед. Но клятву дать они не успели. На караван-

сарай надвигались плотные ряды всадников. Шукур Асимов выхватил маузер. Но Карим Мухамед

остановил горячего помощника одним движением руки:

– Не надо. Разве не видишь!

Сопротивляться правительственным войскам было бесполезно. Шукур Асимов попятился назад. Он

медленно двигался к стене и вдруг исчез в каком-то проеме.

Среди арестованных бандитов Шукура не оказалось. Карим Мухамед позавидовал хитрому, ловкому

помощнику. Потом с горечью плюнул:

– Сволочь! Бросил! А Пулатходжаев заверял, что грудью прикроет. .

Со злости он первым назвал на допросе имена Усманходжи Пулатходжаева и кази Самата - самых

опасных людей, которые толкнули его на государственное преступление.

В «Гранд-отеле» жили почти одни иностранцы. Махмуд-бек осторожно шел по мягким, дорогим

коврам, подавляя желание остановиться и как следует осмотреться по сторонам. Трудно сразу

привыкнуть к богатой обстановке, к развязным, шумным американцам, к сдержанным англичанам, к

смущенным таким окружением восточным купцам.

Купцы с удовольствием бросились бы в первый попавшийся караван-сарай и наслаждались бы

обычной сутолокой, жирной едой, привычными соседями.

Неловко себя чувствовали купцы... Но надо потерпеть несколько дней. Потом и они смогут рассказать

землякам о роскоши, в которую довелось им окунуться. Купцы давали слишком щедрые чаевые.

Официанты и слуги кланялись, но особого почтения и страха не испытывали, как, например, перед

англичанами.

Много десятилетий страной правила Великобритания. И в таких гостиницах, как «Гранд-отель»,

конечно, были установлены законы «доброй старой Англии». Это только в военное время законы

нарушались появлением шумных или очень робких посетителей.

Фарида боялась выходить из номера. Она даже боялась прикоснуться к дорогой мебели, к черному

непонятному аппарату, который называли телефоном.

Ее поведение веселило Махмуд-бека. Он показывал на сверкающую отделку ванной, словно фокусник

крутил краны... И свежая, чистая вода, совсем не похожая на ту мутную из арыков и водоемов, хлестала

по мрамору.

Завтрак, обед, ужин приносил молчаливый слуга на широком подносе. Он ловко расставлял посуду,

раскладывал ножи, вилки, ложки... И так было много этой посуды, что не только Фарида, но и Махмуд-бек

терялся.

– Ничего, - смеялся он, - привыкнем и к такой жизни.

А Фарида с тоской смотрела на мужа. И был в главах один и тот же вопрос: когда мы поедем домой, в

Самарканд.

Махмуд-бек старательно избегал очередного разговора с Фаридой.

Но в «Гранд-отеле», в дорогом двухкомнатном номере, где не было слышно чужих шагов и стояла

непонятная, даже пугающая, чужая тишина, она ночью заплакала. Прижавшись к мужу, Фарида не

смогла сдержать слезы, ее била мелкая дрожь.

Все было у нее в жизни за это короткое время. Она видела Махмуд-бека молодым, стройным

человеком. Видела его в цепях, старым и больным... Они жили в тесных глинобитных домах с земляным

164

полом... А эти белоснежные простыни, мягкая постель, эти ковры и молчаливый слуга ее испугали. Она

почувствовала новую угрозу над жизнью любимого человека.

– Уедем!
– сквозь слезы шептала она.
– Уедем отсюда! Мне нельзя... больше...

– Почему?
– насторожившись и не понимая последней фразы, спросил Махмуд-бек.

– Нельзя. У меня будет ребенок...

Она сообщила об этом торопливо и, повернувшись, уткнулась в подушку. Махмуд-бек гладил

открытые плечи и ласково успокаивал:

– Все будет в порядке. Все будет хорошо… Только успокойся! Только успокойся!

На следующий день пришел Аскарали. Фарида с надеждой посмотрела на старого друга: что он

скажет, Аскарали был весел. Он обнимал Махмуд-бека, хлопал его по спине.

– Совсем молодцом стал. Совсем богатырь...

Махмуд-бек и в лучшие времена был худощав, невысок ростом - словом не выглядел богатырем. Но

похвала друга ободрила его: значит, все в порядке, значит, ему предстоит довести дело до конца. Фарида

разочарованно вздохнула и ушла в спальню, прикрыв за собой дверь.

– Обедал?
– спросил Махмуд-бек и потянул руку и звонку.

– Все! Все в порядке. Я, к сожалению, на несколько минут.

– Опять на несколько...

– Да. О твоем приезде сегодня же станет известно среди эмигрантов. У нас больше не будет времени

как следует поговорить.
– Аскарали положил на стол пачку газет. Махмуд-бек невольно потянулся к ней.
–

Потом. Я оставлю. Там, кстати, есть номер журнала «Милий Туркистон». Тебе будет любопытно узнать,

чем живет Туркестанский комитет в Берлине. Это уже шестидесятый номер...

– Развернулись...

– Узнаешь...
– односложно ответил Аскарали.
– Итак...

– Я еду через две недели. Этот срок определил молодой вождь.

Аскарали вытащил карту.

– Показывай.