До особого распоряжения

Решено было больше не встречаться, чтобы не вызвать подозрений. В пятницу Фузаила видели в

полиции и на всех молитвах в мечети. В субботу только к вечеру заметили отсутствие курбаши. Полиция

опросила эмигрантов и еще через день доложила властям об исчезновении Фузаила Максума. За это

время курбаши проскакал сотню километров. Он уже чувствовал себя в полной безопасности.

Нубутуси, низкорослый, замкнутый человек, при встрече только кланялся и уступал дорогу муфтию.

Садретдин-хан нетерпеливо поглядывал на соседа. Японец молчал, и старик начинал нервничать.

– Господин, - успокаивал Махмуд-бек, - нам сказали: ждать три месяца.

Именно в назначенное время Нубутуси осторожно постучал в дверь.

Казалось, японец впервые заметил своих соседей и решил немедленно им представиться. Он долго,

обстоятельно расспрашивал муфтия о делах, здоровье, жизни. Даже привыкший к длинным вступлениям

старик стал беспокойно ерзать и поглядывать на Махмуд-бека.

– Я имею честь завтра вечером, - сообщил японец, - проводить вашего помощника в консульство.

Имеет ли возможность ваш помощник посетить нас?

Нубутуси был невозмутим. Конечно, он заметил, как изменилось лицо у старика. Дрогнули руки,

сошлись брови. Садретдин-хан как-то сжался.

– Мы считаем, что ваш помощник, - японец доводил щепетильный разговор до конца умело, тактично,

– ваш достойный ученик в силах передать своему учителю мнение Токио.

Значит, так нужно. Значит, его не хотят беспокоить. И довольный муфтий расправил плечи. А Махмуд-

бек пришел к окончательному выводу: японцы приглашают его сотрудничать. На этот раз Таяхара будет

еще более деловитым, настойчивым и уже сделает конкретные предложения.

Однако Махмуд-бека принимал секретарь консульства Асакура. Он был весел, разговорчив, старался

понравиться молодому эмигранту. Ему Махмуд-бек, видимо, пришелся по душе. Асакура встретился не с

грубым предводителем бандитов, которые скитаются по караван-сараям, а с образованным, тонким

человеком.

– Я остро переживаю дни на чужбине, - жаловался Асакура.
– Вот, например, вчера там, у нас, в храме

Тодайдзи в Нара, был праздник. Первый раз весной зачерпывается свежая вода из колодца. Монахи

размахивают факелами. Поразительное зрелище... А в апреле начнутся «вишневые танцы». Чтобы

понять нашу душу, нужно увидеть лепестки сакуры!
– Секретарь консульства мечтательно прищурился,

откинул голову.
– Эти лепестки не увядают. Они летят к земле. А легкий ветерок их поднимает. И они

будто танцуют, - он вздохнул.
– Родная земля! Сакура...
– Неожиданно японец рассмеялся: - Вам легко

запомнить мое имя - Асакура. Но, разумеется, для себя. В нашем деле нужно уметь и забывать...

Вот он и поставил рядом с собой туркестанского эмигранта. Они теперь связаны одной целью, одним

делом.

– Токио поможет вам в справедливой борьбе за освобождение родины.

– Мы очень признательны, господин Асакура.

– Но вам придется работать. Сейчас необходимо... - Секретарь консульства подошел к столу,

развернул карту Советского Союза и уже хозяйским тоном твердо заговорил: - Ваши люди должны

перейти границу. Надо там найти верных друзей, готовых в любое время выполнить приказ, каким бы он

ни был. Эти люди...
– Асакура сжал кулак.

Секретарь консульства цитировал заученную наизусть инструкцию о действиях шпионов на

территории СССР. Японская разведка надеялась на фанатиков. Юноши, воспитанные на чужбине

озлобленными родителями, - самый подходящий материал. Из него можно лепить что угодно.

Разумеется, выпускать головореза с налитыми кровью глазами нельзя. Учитывается все: и внешность, и

ум, и хитрость. А главное - ненависть.

– Таких людей можно подготовить, - уверенно сказал Махмуд-бек.

– Будем готовить с завтрашнего дня, - завершил разговор хозяин.
– О кандидатурах посоветуйтесь с

муфтием.

Асакура не стал предупреждать, какая ответственность за подбор агентов ложится на Махмуд-бека.

Город уже спал, когда секретарь муфтия и Нубутуси вышли из посольства. Всю дорогу они молчали. О

чем думает Нубутуси? Может, вспоминает «вишневые танцы»?

...В Самарканде много садов. Однажды подул ветер, и лепестки закружились в воздухе. Потом устало

опустились на курпачу, на раскрытые книги и тетради. Их было трое - молодых людей. И никто не

решился смахнуть лепестки. Весна упрямо напоминала о себе. От нее кружилась голова и расплывались

55

в тумане строки. Несколько лепестков он тогда сохранил в тетради с лирическими стихами. Стихи

посвящались цветущим деревьям и девушке.

Эта стихи так никто и не прочитал.

– Господин Махмуд-бек, - Нубутуси сжал его локоть, - вы куда?

– A-а... Простите. Задумался.
– Махмуд-бек улыбнулся.
– Если бы не вы, то прошел бы мимо дома.

– Желаю спокойной ночи, - поклонился японец. - Передайте мои добрые пожелания господину

Садретдин-хану.

В последнее время, после встречи с японцами, муфтий изменился. Чертовски выносливый старик! И

сила воли большая. Другой бы или спал, или беспокойно метался по комнате в ожидании новостей, а

муфтий даже не поднял головы. Он дописывал письмо.

– Вот наброски, сын мой, - показал на листок Садретдин-хан. - Это напоминание нашим друзьям.

Завтра займитесь ими. А теперь поведайте мне, что была за встреча у вас.

Муфтий слушал Махмуд-бека очень внимательно, изредка кивая головой, будто секретарь

подтверждал его мысли.

– Нужны два человека, молодых...
– повторил муфтий.
– Найдем таких, сын мой. Завтра будем решать.

Сейчас отдыхайте. Я вижу, мы начинаем работать по-настоящему. Отдыхайте.