До особого распоряжения

выпускать бумажные ассигнации, а они-то и не производили на жену Усманходжи впечатления. Она

сдерживала негодование до поры до времени. Постоянно занятый судьбой Великого Турана, этот

человек не предполагал, какая гроза собирается под крышей, где он снова почувствовал себя хозяином...

Покусывая пухлые губы, хозяйка подавала чай, говорила о жизни, погоде, ценах. Главные вопросы

метались в ее горячей голове, рвались на волю.

– Мне кажется, он занимается пустым делом, - наконец произнесла женщина.

– Пустым, - согласился Махмуд-бек.

– Эти старики бессильны, а его помощник Султан-бек... Опять с

ним неприятности. Тень падает на уважаемого Усманходжу, - вздохнул Махмуд-бек. - Эти речи…

Простите, сестра, я назвал бы их пустой болтовней.

«Сестру» прорвало:

– Именно болтовня! Они вздумали и здесь собираться. Между собой ругаются. Всех ругают. Вам как

достается! Вчера приняли решение - послать в соседнюю страну. Да и намеки: по дороге всякое

случается.

Махмуд-бек очень спокойно пил чай, со вкусом, маленькими глотками.

– Нам нельзя ссориться. Вместе мы очень многое можем сделать, сестра.

– Разве я не понимаю?

Махмуд-бек похвалил хозяйку, выразил восхищение ее умом, смелостью, подлинными достоинствами,

которыми обладают далеко не все мужчины.

В пиале остывал чай. Постепенно остывала и хозяйка, начиная соображать, что наговорила много

лишнего. Махмуд-бек понял: сейчас самое время уйти. Прощаясь с хозяйкой, как бы между прочим

заметил:

– Когда-нибудь Усманходжа узнает, что я его добрый друг. Ну, а по поводу моего отъезда, они просто

погорячились.
– Он улыбнулся и погрозил пальцем: - А вам, сестра, не стоит подслушивать мужские

разговоры.

Из рукописи Махмуд-бека Садыкова

В Ташкенте в годы молодости я бывал редко... Всего три-четыре раза. Но я запомнил город начала

тридцатых годов, зеленый, шумный. И мне казалось: он тесный. Городу необходимо было расширить

границы для новых школ, институтов, заводов.

...Через много лет я увидел совершенно другой Ташкент. А потом стал свидетелем, как рождался

новый чудесный город. Старые здания не выдержали сильных толчков памятного жителям

землетрясения.

Я любил в свободное время приходить в кварталы новостроек, слушать чужую речь - украинскую,

грузинскую, латышскую, казахскую...

Город строился.

Вырастали новые дома на улицах Пушкина, Гоголя, Навои, Мукими, Шота Руставели, Тараса

Шевченко...

«Ташкент - поэтический город...» - писал один из зарубежных гостей в те дни.

Но это был и настоящий город Дружбы.

На пустыре стремительно поднимался город-спутник Сергели. Его возводили военные строители. Я

невольно представил, как вот такие же парни в солдатских гимнастерках сражались на фронтах Великой

Отечественной войны.

О прошлом напомнила улица генерала Карбышева...

За эту жизнь, за эти солнечные проспекты шла невиданная битва. И мы победили...

КРАХ ДИПЛОМАТОВ

Как они всполошились, загалдели, удивленно зацокали:

– Е-е! Сам Махмуд-бек. Мы вас так ждем, уважаемый.

Многие повскакали с мест, прижали руки к груди. Другие лишь сделали вид, будто хотят приподняться,

поклониться, но тоже пригласили:

– Е-е! Проходите, дорогой.

В каждом слове, в каждом движении - фальшь. А ведь иные даже не отводят глаза в сторону. Совсем

обнаглели. Легче всех Курширмату. Он давно сменил бандитскую повязку на черные очки. Черт знает,

каким огоньком, добрым или злым, горит уцелевший правый глаз за темным стеклом.

Сборище в основном состоит из стариков, злых, жадных. Но они могут поднять тысячи людей. И

молитвами, и угрозами, и клеветой. Они продолжают вести серьезные разговоры, строить планы. Не раз

83

меняли они названия своих организаций. Те же высокопарные речи произносили на заседаниях

организаций «Власть аллаха» и «Национальное объединение Туркестана».

Дряхлыми становятся «объединения». Обдуманные и твердые шаги, к которым призывает Махмуд-

бек, теперь их не устраивают.

Усманходжа, подружившийся с сильной державой (именно державой, а не просто с советником

Кимурой), предлагает действовать немедленно. Наконец-то наступают долгожданные дни! Однако

большинство из присутствующих побаивается Махмуд-бека. Вот и восклицают:

– Е-е... Уважаемый! Присаживайтесь!

– Очень, очень вас ждали.

Эту квартиру Махмуд-бек уже третий месяц снимает специально для встреч и собраний. Очень

удобный дом с маленьким двориком. Главное удобство - калитка, которая выходит в глухой переулок.

Калитка нужна на всякий случай. О ней мало кто знает. Обычно заходят в дом с центральной улицы.

Дверь можно не закрывать. Человек в прихожей вовремя даст знать, если гость нежеланный.

Вначале эмигранты пользовались квартирой только с разрешения хозяина. Теперь, с появлением

Усманходжи, обнаглели, даже не ставили Махмуд-бека в известность. Как и на этот раз.

– Искали вас, искали, - сокрушался наманганский купец, - не могли найти.
– Дышал Тохта-бек тяжело,

со свистом. С трудом выговаривал слова.

Его сосед, мулла, глуховат. Не дослышав, что сказал друг, неожиданно сообщил:

– Знаем, как вы заняты, потому и не хотели беспокоить. А говорили мы о вас.

Это Махмуд-беку известно.

– Что же решали?
– спросил он.

– Тяжелые у нас времена, - вздохнул Курширмат.

– Тяжелые, тяжелые, - поддержал наманганский мулла. - Но, слава аллаху, приближается

благословенный день.

Разговоры о войне носятся в воздухе. Упорно, как пыль, поднятая ветром пустыни. А если осядут