До захода солнца

Это было здорово. Вместо двух противоречивых эмоций теперь у меня уже было три.

— Я же у тебя есть, — солгала я, прежде чем указать на очевидное: — Вот она я, с тобой.

Я почувствовала, как он приподнял голову, его губы коснулись моего виска, прежде чем снова опустил на подушки.

— У меня была ты, душечка, — пробормотал он, используя другое нежное выражение, старомодное и слишком, слишком, слишком эффективное. Настолько эффективное, что избавило меня от сердечного приступа и ползущего страха, значительно усилив тепло внизу живота. — Каждый день и каждую ночь ты была у меня. До сегодняшнего вечера. А теперь ты исчезла. — Его рука нежно сжала мне волосы, и он тихо спросил: — Почему ты спряталась, Лия?

Что-то застряло у меня в горле. Я знала, что это было, но проглотила и притворилась, что этого вообще не было.

Я знала, что сейчас лгу самой себе, но решила, что лгать самой себе — определенно лучший выход.

— Я здесь, — прошептала я, — прямо здесь, где ты хотел, чтобы я была.

Его рука убрала мои волосы, и он переместил меня. Снял со своего тела и повернул так, чтобы моя спина прижималась к его груди, крепко обняв за талию, согнув локоть, прижавшись ладонью к моей груди.

— Помни об этом, — произнес он мне в затылок, когда переместил меня.

— О чем? — Спросила я.

— Вот где я хочу, чтобы ты была. Двадцать лет я хотел, чтобы ты была здесь. — Его рука напряглась и прижала меня сильнее к своему телу, я почувствовала, как его лицо зарылось в мои волосы. — Никто не будет ждать двадцать лет шлюху, Лия. И ее не поведут за книгами по магазинам. Никто не перевозит свою одежду в гардероб шлюхи. Никто не знакомит ее со своими друзьями. И, конечно, никто не будет терпеть, когда шлюха себя плохо ведет.

Я решила сосредоточиться на последнем, потому что разозлилась. В остальном в его словах было все очень логично. А также мой живот снова стал теплым, а мне это совсем было не нужно.

Но Мирна бы не разозлилась. Никогда.

Я подавила свой гнев и решила смириться.

— Итак, что это нам дает?

— То, где мы всегда и были с тобой, — ответил он, его голос звучал легче, как будто он не только поднял какой-то вес, но и как будто ему было весело. — Но вместо того, чтобы вступить в бой, ты отступила и укрепила оборону.

О нет.

Он меня полностью раскусил!

Он прижался ближе и твердо заявил:

— Но я справлюсь.

О нет, он этого не сделает. Нет, если я вмешаюсь (что и сделала).

— Ты уже справился, — солгала я, и он усмехнулся, отчего мне захотелось бросить в него чем-нибудь.

Конечно, я этого не сделала.

— Нет еще, — заявил он.

— Точно, справился.

— Еще нет.

Я оттолкнула его руку, на удивление она легко сдвинулась, и я повернулась к нему лицом.

Посмотрела на него в темноте и сказала шепотом:

— Если ты хочешь, чтобы я умоляла тебя трахнуть меня, я буду умолять. Я сделаю все, что ты захочешь, чтобы я сделала. Проверь меня. Я тебе докажу. Люсьен, что у тебя есть я.

Я затаила дыхание, на самом деле не желая, чтобы он заставлял меня делать то, что он хотел, чтобы я делала, но, тем не менее, была готова.

Его лицо приблизилось ко мне, но остановилось на расстоянии вдоха, создавая у меня впечатление, что он мог отчетливо видеть в темноте.

— Я не хочу, чтобы ты умоляла, зверушка. Дело не в этом. Это был всего лишь экзамен, который ты с треском провалила. Если бы ты дала себе волю совсем чуть-чуть, я показал бы тебе, в чем дело.

— Объясни мне, — настаивала я.

— Это невозможно объяснить.

— Хорошо, но все же попробуй.

Он поколебался, потом произнес:

— Доверие.

Я моргнула в темноте.

— Доверие?

— Я уже говорил тебе это раньше, ты должна доверять мне, Лия.

— В чем?

— Во всем.

Он что совсем слетел с катушек?

Он хотел, чтобы я ему доверяла? Во всем? И когда я ему надоем, он отпустит меня и уйдет к своей следующей наложнице, проделывая такое же вечно.

Он, должно быть, сошел с ума!

Конечно, он устраивал бы мне вечеринки по случаю дня рождения, возможно, по прошествии десятилетий уговорил бы меня шпионить, чтобы я помогла ему преследовать его следующую одержимость.

Боже, это было даже не смешно.

Весь этот разговор и кошмар отняли у меня много сил, все это было нехорошо, но все же чувство самосохранения заставило меня прижаться к нему поближе.

— Я тебе доверяю.

Почти незаметно, но могла поклясться, как почувствовала, что его тело слегка вздрогнуло.

— Ты думаешь, я не знаю, что такое доверие? — спросил он, и его голос больше не был мягким и веселым, а был на грани гнева.

Я непреднамеренно допустила тактическую ошибку.

И попыталась спасти ситуацию.

— Люсьен... — начала я.

Мне не удалось спасти ситуацию. Он продолжил говорить.

— Укрощение завершается, Лия, не словами или церемонией. А происходит через действия и чувства.

От его слов у меня перехватило дыхание. Я бы сказала от одного конкретного слова.

— Укрощение?!

— Укрощение, — спокойно подтвердил он. — Я приручаю тебя.

Я почувствовала, как Старая Лия возвращается на место.

— Ты приручаешь меня?!

Его тело напряглось, рука сильнее сжалась вокруг меня, как капкан.

Тем не менее его голос звучал все еще спокойно, когда он ответил:

— Да.

— Укрощение, — повторила я.

Теперь его голос звучал так, словно он улыбался, когда повторил:

— Да.

— Это именно то, о чем я думаю? — Спросила я.

— Предполагаю, что маловероятно, — ответил он.

Его ответ не заставил меня почувствовать себя лучше.

— Ты занимался этим... — Я даже не могла заставить себя произнести это слово, но все же заставила себя сказать: — укрощением много раз?

— В последнее время нет. Но я иногда делал это до Революции. Но только если моя добыча была особенной, — он прижал меня ближе, и его голос стал мягче, — как ты.

Я решила, что он думает, что это самый лучший комплимент, который он мне сказал за последнее время.