До захода солнца

Его брови нахмурились и поднялись. Я удивила его.

Затем его взгляд стал настороженным.

— К чему ты завела этот разговор?

Я не ответила. Вместо этого задала свой собственный вопрос:

— Если бы ты попытался, мог бы бросить ту машину через улицу?

— Лия...

— Пожалуйста, ответь мне, — тихо попросила я.

Он вздохнул, прежде чем сказать:

— Без сомнения.

Ух ты. Я догадалась.

Святое дерьмо.

Он даже произнес это так, будто ему не потребуется слишком много усилий.

Внезапно мне захотелось узнать, насколько он силен. Я хотела узнать, сколько ему лет. Я хотела узнать, как он мог перемещаться или ходить, как нормальный человек, не крошить своей силой часы на руке и не превращать мои кости в пыль, когда обнимал меня.

Именно в этот момент я всерьез посетовала, что меня выгнали из «Изучения вампиров».

— Не могла бы ты мне рассказать, в чем дело? — спросил он, выводя меня из состояния изумления.

Не могла. Но я же сама затеяла этот разговор, поэтому у меня не было другого выбора, кроме как покончить с этим.

— Мне кажется, — я заколебалась, не зная, с чего начать, но потом нашлась и продолжила, — неправильно, что ты не можешь быть собой. Вокруг не так много людей, с которыми ты можешь быть самим собой, я вероятно одна из них. Эта мысль только что пришла мне в голову, и я ранее наговорила столько гадостей о тебе и твоем народе. Ты заслужил извинения, поэтому я извинилась.

Я попыталась свое извинение за нечто более простое. Я была неправа и признавала это.

Но прозвучало оно не как простое извинение.

На самом деле, глядя ему в лицо на выражение, которое изменилось, и это выражение я как-то видела мельком раньше, когда он прижал меня к стене на Пиру и поцеловал с дикой одержимостью, он воспринял мои слова как нечто гораздо, гораздо большее.

Я отступила на шаг назад.

Рука Люсьена дернулась. Для него это было обычное движение, едва заметное, но я рванула вперед, врезавшись в его твердое тело. Он отпустил мою руку, выронил пакеты из другой руки, крепко сжав меня обеими руками. И поцеловал с дикой одержимостью, которая была крайне неуместна в воскресный день на улице, заполненной бутиками.

Но его поцелуй скрутил мои пальцы на ногах, послал огонь прямо между ног и заставил меня раствориться в этом поцелуе.

— Эй, снимите комнату, — произнес кто-то, мне показалось очень-очень далеко.

— Рэнди, замолчи! — еще одна реплика казалось очень-очень далекой, шикнула на первого. — У них, наверное, медовый месяц или типа того.

Рот Люсьена оторвался от меня, и я обнаружила, что стою на цыпочках. Одной рукой я обвила его за шею, другой сжимала его волосы, прижавшись от груди до колен к его телу.

Мой затуманенный разум пришел в себя, я попыталась отключить свои системы, свою реакцию на этот поцелуй, и как мне нравилось гораздо больше, чем сильно, когда он целовал меня.

Особенно когда он поцеловал меня вот так.

Рука покинула его волосы и потянулась к его плечу, но он прижал меня еще ближе, его глаза были прикрыты, хотя и изучали выражение моего лица.

Потом он сказал нечто, что меня напугало.

— Я хочу верить, что это ты, — его голос был низким, мягким, тихим, — но это не ты.

Он был неправ и был прав одновременно.

Это была не я. Это была новая, улучшенная я.

Или, по крайней мере, сейчас была новая, улучшенная, совершенная наложница, прежде чем я смогу вернуться к старой, ущербной, настоящей себе, когда он отпустит меня.

— Ты думаешь, что я не могу извиниться? — спросила я, толкнув его в плечо.

Он не сдвинулся ни на дюйм.

Я перестала его толкать.

— Нет, — его голос все еще звучал тихо, — это была ты. Поцелуй был твоим. Все остальное — не твое.

— Что еще за остальное?

Он сменил тему.

— Мы должны поговорить о прошлой ночи.

Я почувствовала, как мое тело начало напрягаться, но смогла побороть возрастающее напряжении, оставшись расслабленной.

— Если хочешь.

Его губы сжались, взгляд стал острым.

— Не ты, черт побери, — заявил он, теперь уже сердито, я затаила дыхание, ожидая, что будет дальше.

Я не могла драться с ним. Новая, улучшенная Лия ни за что не стала бы этого делать, уж точно не на улице бутиков.

Нет, никогда. И не могла бы устраивать ссору.

Я старалась быть Идеальной кузиной Мирну, он отпустил меня, схватил за руку, поднял пакеты, сменил направление и направился обратно к парковке.

Мы шли молча.

Я решила проверить его настроение.

— Ты не возражаешь, если мы возьмем латте в дорогу?

Он остановился и посмотрел на меня.

— Что бы ты сказала, если бы я возражал?

Старая Лия сказала бы, что это займет всего десять минут, или она бы посмотрела на него своим отличным взглядом, а потом дулась бы всю дорогу домой.

Новая Лия не знала, что ответить.

Пока я пыталась придумать ответ, он закрыл глаза, будто терпение его покидало. Потом сам сдался, повел нас в ближайшую кофейню (их было миллиард), купил мне латте, себе двойной эспрессо с таким количеством сахара, что хватило бы на слона, и мы поехали домой.

Моя третья ошибка не была ошибкой как таковой. Это было просто оказаться в неподходящем месте в неподходящее время.

Я была в гардеробной, ставила свои фантастические новые туфли на наклонные полки, которые демонстрировали обувь в лучшем свете, когда появился Люсьен, направившись прямиком к моей сумочке, которая лежала на туалетном столике. Я повернулась, увидела, как он бросил мой мобильный телефон и бумажник в сумочку, а рядом положил мой паспорт.

Всю дорогу домой он казался напряженным. Я не могла понять его настроение и не знала, что мне делать.

Может это очередной экзамен?

Телефон в доме — это одно, но он повесил ключи от «Кайена» на держатель для ключей у черного хода. Теперь он полностью возвращал мне свободу.

Очевидно, я не могла сразу выбежать из дома, он бы меня поймал. Я также вообще не могла сбежать, потому что, опять же, он бы меня поймал.

Все еще.

Он повернулся, чтобы уйти, поймал мой пристальный взгляд и остановился.