Добивающий удар

— Но ведь я в ваших руках?

— Да, и что? Я привык охватывать все группы населения, каждый из слоёв и сословий российского общества должен меня поддерживать тем или иным способом, тогда я буду уверен в победе. Вам же я могу гарантировать жизнь, и вашей семье тоже, а при определённых обстоятельствах цесаревич Алексей может в будущем основать конституционную монархию. Предстоит много работы. Я предлагаю вам согласование позиций и закулисное влияние на те процессы, какие сейчас активно идут.

— Но я буду под арестом?

— Да, это необходимо. У вас нет преданных вам частей — раз и во-вторых, они всё равно будут малочисленны. Но вы сможете общаться с людьми, что могут помочь мне. Вы будет формально под охраной, а в реальности ничем не ущемлены. Чем меньше о вас будут вспоминать, тем лучше. Считайте, что вы под моей охраной.

— Ясно, но есть ещё вопрос с союзниками, с которыми вы, по всей видимости не нашли общего языка, — заметил бывший император.

— С союзниками? Не знаю я таких. Если вы имеет в виду англичан и французов, то они только для вас являются союзниками, а для меня предателями и моральными уродами, которым сильно наплевать на Россию и русских. Их цель разрушить Россию, а не спасти её. И это аксиома, не требующая доказательств, увы.

— Вы слишком категоричны, что удивляет. В мире нет ничего постоянного, они преследуют свои интересы и не в их интересах разрушать Россию. Хорошо, вы можете рассчитывать на мою лояльность. Я также не вижу в какой мере я смогу вас переиграть. Всё зашло слишком далеко, везде ложь, предательство и обман.

— Отлично! Надеюсь, наше сотрудничество будет очень продуктивным, хоть и спорным. Предстоит решить множество задач, которым я пока не знаю решения. Но если вы искренне будете подсказывать мне и готовы лишиться большинства своих средств, то возможно, что я и смогу вывернуться из той ситуации, в которую вогнали страну революционеры и генералы, что совершили военный переворот.

— Я тоже, надеюсь на это, господин министр.

— Тогда многие вопросы вы можете решать посредством Щегловитого, я ему доверяю в той мере насколько это возможно, относясь к нему, как к бывшему врагу. Предупреждаю вас, что за вами и не только за вами, будет установлено негласное и гласное наблюдение. И предав меня, вы ничего не выиграете.

— Я, никогда и никого не предал, господин министр, и не собираюсь этого делать и впредь.

Николай Романов встал из-за обеденного стола и выпрямился во весь рост. От его фигуры исходила убеждённость в своей правоте.

— Вы сделали мне предложение, от которого я не могу отказаться. И я буду ему следовать всегда. Прошу вас отвести меня обратно в свои покои, если разговор на этом окончен.

— Иван Григорьевич, сопроводите пожалуйста самодержца и прошу вас, вернуться обратно, как можно скорее.

Щегловитов, который до этого не проронил ни слова, молча кивнул и вышел вместе с бывшим императором. Они вместе шли по коридорам, пока император внезапно не спросил у него.

— Ему можно доверять?

Щегловитов прошёл ещё десяток метров в глубокой задумчивости, когда, наконец, ответил.

— Можно! Я тоже задавался этим вопросом. И решил, что можно, Ваше Императорское Величество. Все остальные хуже. Керенский всерьёз озабочен сохранением империи, пусть и в усечённом виде. Всем остальным на это глубоко наплевать. Из-за чего он это делает, я не знаю, но все его действия направлены, чтобы удержать государство от хаоса, поверьте мне.

Бывший император остановился и посмотрев в глаза Щегловитову, сказал: — Я вам верю! — отвернувшись, он зашёл в комнату, что была специально отведена для него и закрыл за собою дверь.

Глава 18. Армия

„Только то государство сильно и крепко, которое свято хранит заветы своего прошлого.“

Николай II

Последующая неделя пролетела словно одно мгновение. Керенский задумал заменить на каждом военном заводе охрану с русских солдат на латышских стрелков, а к каждому промышленнику приставить несколько человек, которые бы контролировали все его контакты и деятельность.

Придётся на время вводить поистине полицейские драконовские меры, но другого выхода он не видел. Брюн несколько раз приходил к нему с просьбой решить проблему уголовников, но Керенский был непреклонен, и вот китайцы Жен-Фу-Чена, отправились в каждый город, где находилась тюрьма.

По стране прокатилась война расстрелов, породив самые страшные и нелепые слухи. Никакого афиширования этой деятельности не было. Убийц и прочих, расстреливали ночью, выпуская из тюрьмы для следования на очередной этап. Журналистов и местные органы самоуправления к этому не допускали. Никто ничего не знал, кроме того, что тюрьмы быстро пустели, но никого при этом не освобождали.

Начался обратный процесс среди дезертиров, опасаясь расправы над собой неизвестными людьми, что убивали несмотря на мораторий смертной казни, он возвращались обратно в свои части. В тылу становилось страшнее, чем на фронте. Железнодорожные части, вылавливали всех подряд и кидали задержанных в тюрьму, но уже не расстреливая. А подготавливая к суду.

Пойманные на вокзалах и дорогах солдаты любым путём утверждали, что они не дезертиры, а просто ехали в отпуск. Покаявшиеся, возвращались обратно в свои части, с особым знаком штрафника. Об этом свидетельствовали, как бумаги, выписанные ему, так и выдаваемые особые знаки штрафников.

И снова никто и ничего не понимал, впрочем, как и обычно, но боятся стали очень многие. Отдавая этот приказ, Керенский сознавал, что он становился кровавым министром внутренних дел. И это уже не было оголтелым обвинением, но он не с Луны свалился, он видел множество убийств гражданских лиц по всей стране. Грабежи, убийства, разбойные нападения, множились, как грибы после дождя. Данные об этом ему каждый день представлял генерал Брюн.

А уж сколько в истории большевики начудили, при этом оставаясь в глазах большинства белыми и пушистыми. Уничтожили всё купечество, служилое сословие, аристократию, чиновников. И что? А ничего! Николай — Кровавый, а Ленина в мавзолей…

***

Сейчас Керенский принимал у себя несколько человек, это были, Адо Бирк — эстонец, член эстонского земского союза, полковник царской армии Йоаким Вацетис — латыш, унтер-офицер Янис Юдиньш — латыш, прапорщик Кирилл Стуцка — латыш, и капитан Аугусто Рей — эстонец. Всех этих людей, нашли генерал Климович и генерал Реннекампф, и направили к нему.

Приняв их, Керенский рассадил их в своём кабинете, поспрашивал для проформы о них самих, потом внимательно обвёл глазами всех присутствующих и сказал.

— Господа и товарищи, кто из вас догадывается, зачем военный министр призвал вас к себе?

Молчание.

— Очевидно, что для серьёзного разговора о латышских дивизиях, — ответил Вацетис.

— Ну, что же, на вашем месте, я бы тоже терялся в догадках. Но вы правы. Не буду вас томить в неведенье. Я намерен обсудить будущее ваших стран Латвии и Эстонии. Территория Латвии частично оккупирована, и я знаю, что латышские стрелки храбро сражаются на фронте. К сожалению, русская армия временно приведена в неготовность вести боевые действия, чего не скажешь о вас.