Добрая, злая
Шрифт:
Дома все одно и то же, вечные разговоры о нехватке денег… Тоже, можно сказать, жизнь в равновесии. И тоже не зависящем от вкусовых качеств. Потому что там вкусы как таковые напрочь отсутствуют. Ладно, проехали… Прости, подруга, несправедлива я к тебе. Ты меня, выходит, пригрела, юбку вон подарила, а я тебя же и кусаю… Не обижайся, что я тебя, как Кирюха, мутной обозвала, ладно?
– Я не обижаюсь, Поль.
– А кстати, о Кирюхе… Может, позырим напоследок на нашего красавца? Давай включай телевизор, там началось уже…
Включенный телевизор вспыхнул аккурат Кирюшиным
Камера тут же отъехала назад, выдав панораму то ли беседки, то ли небольшой веранды у дома, где Кирюша сидел на скамеечке, грустно уставившись в лицо девушки-ведущей. Вздохнув, она ласково тронула его за плечо и, видимо, в продолжение диалога, проговорила сочувствующе:
«– Понимаешь, Кирилл, ты себя здесь никак не проявляешь… Давай взбодрись, где твой потенциал, в конце концов? Ты же так хорошо заявил о себе на кастинге!»
– Ха! Потенциал! Захотела найти черную кошку в темной комнате! – злорадно прокомментировала Поль, устраиваясь с ногами на диване. – У глупых и красивых мужиков никакого потенциала вообще природой не заложено! Не то что у нас – умных и страшненьких девочек…
«– Ты делай хоть что-то, чтоб тебя на голосовании не выгнали! – между тем тихо и проникновенно наставляла Кирюшу ведущая. – Проявляй себя как-то! Я понимаю, что с Таней Колывановой у тебя ничего не получилось, но ведь на ней свет клином не сошелся! Здесь и другие девушки есть! Тебе нравится здесь еще кто-нибудь?
– Я… Я не знаю… Я подумаю, конечно… – торопливо закивал ей в ответ Кирюша.
– Вот и подумай! А то у меня уже сложилось впечатление, что ты вообще не умеешь по-мужски ухаживать… Ты что, никогда не добивался расположения девушки?»
– Ну да, будет он добиваться, как же… – снова зашипела Поль, подтягивая коленки к подбородку. – Он у нас молодец только среди овец!
– Э, осторожнее на поворотах! – не выдержав обидного комментария, пихнула она подругу локтем в бок. – Это я, что ли, овца? – И, глянув в опрокинутое страданием лицо Кирюши, проговорила насмешливо: – Ну да, точно, овца и есть…
Поль повернула к ней лицо, встретились глазами… И расхохотались обе, звонко хлопнув протянутыми друг к другу ладонями. Хотя и не сказать, чтоб очень уж весело расхохотались. Скорее грустно. И в следующий уже момент отвернулись друг от друга, нарочито внимательно уставившись в экран телевизора.
Экран опять безжалостно выставил их взорам несчастное лицо Кирилла. Парень мычал что-то невнятное, исходя потугами перед направленной на него камерой. Явно вдруг бросилось в глаза, как жалко и некрасиво дергается уголок его рта.
– У него нервный тик, что ли? – показала пальцем в экран Поль.
– Не знаю… Вроде раньше не было…
– Ай-ай… Видишь, до чего строительство любви мужиков доводит! – насмешливо хлопнула себя по коленке Поль. Не услышав в ответ от нее ничего такого, тоже насмешливого, проговорила вдруг очень грустно: – Надо же, придумали себе выраженьице – любовь строить… Как такое могло вообще в голову прийти!
– Хм… А давеча ты вроде песни хвалебные умному продюсеру пела…
– А что, не умный,
что ли? Вон, пол-страны облапошил! Чего только не придумают, чтобы денег побольше захапать, и в самое святое залезут… Ладно, выключай, спать пойдем! Завтра вставать рано.– Что, даже досматривать не будем?
– Да пошли они к лешему, надоели. И Кирюша твой надоел, и так с ним все уже ясно… И с тобой тоже все ясно как божий день. Приедешь из своей Мордоплюевки, а он уж тут будет сидеть, тебя поджидать. Из Англии…
– Ой, не надо, Поль, прошу тебя! Про Англию не надо! И так на душе от вранья хреново! Теперь еще и жить с этим враньем надо, и утром с ним вставать… Знаешь, как тяжело!
– Ой, да ладно… Всем бы такие тяжести перепадали… – недовольно пробурчала Поль себе под нос, расстилая простыню на своем диване. – Спи спокойно, радость моя, привыкнешь…
Однако утреннее пробуждение, как ни странно, не принесло ожидаемой тяжести. Наоборот, настроение было довольно бодреньким. И давешняя, досадливо вертевшаяся в голове фразочка – замыслил я побег – вдруг снова вернулась, но с каким-то другим уже смыслом, и проговаривалась не с прежней виноватой досадой, а вполне игриво-оптимистически, с восклицательным знаком на конце: да, замыслил я побег! Замыслил! И прислушайся, мол, дурочка такая, к этому восклицательному знаку, прими его за огоровочку по Фрейду, как любят повторять к случаю и не к случаю про эту «оговорочку» умные люди! Может, это побег не от собственного вранья, а от чего-то другого, еще более неудобоваримого?
Всю дорогу, пока ехали до вокзала, Поль вздыхала, хмуро уставившись в окно маршрутки. На вокзал приехали вовремя – судя по расписанию, электричка на Кочкино отходила уже через десять минут.
– Матери будешь звонить? – деловито осведомилась Поль, перехватывая в руках свой пакет.
– Да. Сейчас. Только с духом соберусь.
– Боишься, расколешься?
– Боюсь.
– А ты побойчее голосом, пожизнерадостнее! Я, мол, уже в аэропорту, регистрацию уже объявили… Не боись, Санька! Семь бед – один ответ!
– Тебе легко говорить…
– Да уж, конечно. Мне очень легко. Так бы разбежалась и полетела. Ну, звони давай…
Мать долго не брала трубку. Телефонные гудки въедались в мозг, заставляя сжиматься волнением горло. Наконец оборвались маминым голосом, весьма озабоченным:
– Да, доча! Слушаю! Говори быстрее, я занята!
– Мам… Тут так неожиданно получилось… В общем, нас утренним рейсом в Москву отправляют. А оттуда уже…
– Как – утренним? А почему ты мне не позвонила?
– Да я подумала, мам, что тебе сейчас не до меня… Сама же сказала – у тебя проверяющие…
– Что значит – не до меня? Да гори они, эти проверяющие, синим пламенем!
– А вдруг они у тебя найдут чего-нибудь?
– Ну… В общем, да… Ты права…
– Конечно, права! Зачем рисковать? Конечно, я могла бы позвонить, но решила тебя все-таки не беспокоить…Что я, без проводов не улечу? Я и регистрацию уже прошла, сейчас выход на посадку объявят…
И тут же зазвучал из динамиков, словно в насмешку, вальяжный голос диспетчера: «Заканчивается посадка…»