Добро побеждает любовь

Профессор Грюндих носил короткую бороду и шляпу, в мечтах видя себя космическим конкистадором, покорителем планет. Он сидел у себя в кабинете и изучал небольшую пирамиду – артефакт из пещер Френии. В руках у него был стакан аллюзианского виски, настоенного на аллюзианских болотных слизнях. В окно светило солнце, со двора слышалось щебетание птиц и студентов.

К этому моменту мой корабль приземлился в космопорту Нибиру, и, взяв такси, я направлялся в Нибируанский Палеонтологический Университет.

Грундих ковырял пирамиду, стоявшую перед ним на столе, сначала пальцем, потом карандашом, затем сдул пыль и почистил пирамиду кисточкой, надеясь разгадать древние символы, обрамлявшие артефакт.

Вдруг пирамида на мгновение вспыхнула, и Грюндих почувствовал себя странно. Он словно видел себя со стороны. Ан нет, подождите-ка: он и правда видел себя со стороны.

Нет, это не было похоже на стандартный эффект выхода души из тела от аллюзианского виски, коим так любят развлекаться студенты, проникая в бестелесной ипостаси в женские общежития. Просто Грюндиха стало два, что в два раза превышало стандартное количество Грюндихов на Нибиру.

Планета была слишком мала для двух гениев.

Однако же личность Грюндиха не задвоилась, она лишь разделилась на две противоположности, потому в целом Грюндих не испытывал дискомфорта. Хотя правильнее будет сказать, что он чувствовал себя как прежде. Просто теперь все конфликты, терзавшие прежде одного Грюндиха, были равномерно распределены по двум телам. Все глупости, от коих Грюндих всегда воздерживался, воплотились в Грюндихе номер два.

В этот момент в дверь постучали. Один из Грюндихов неуверенно вздрогнул, а второй решительно произнёс:

– Открыто!

Я вошёл в кабинет.

– О, да у вас тут вечеринка, – поздоровался я.

– Типа того, – ответил второй, а первый задумчиво пролепетал:

– Я всего-навсего пытался разобраться с этим неопознанным артефактом, который мне прислали из пещер Френии, когда вдруг меня стало два.

И первый смущённо указал на второго.

– Ах, да это же знаменитый Френийский Пещерный Дупликатор, – не моргнув глазом соврал я, беря в руку пирамиду.

– Разбираетесь? – уважительно поинтересовался второй, смакуя виски.

– Имел опыт, – ответил я, вальяжно доставая из серванта третий стакан.

– А вы, собственно, кто? – спросил первый Грюндих.

– Я ваш коллега – профессор Фрейд.

– Профессор какой науки? – скептически спросил второй.

– Детерминизм, – ляпнул я первое, что пришло в голову.

– Чушь какая-то, – проворчал второй Грюндих. – Лучшая наука – это астрономическая психология.

– Очень интересно, – заинтересовался первый. – А детерминизм какой? Географический, космологический, морально-этический?

– Архетипичный детерминизм, – продолжал уверенно врать я.

– Надо же. И что же изучает архетипичный детерминизм?

– Ясно что! – удивился я. – Влияние артефактов на развитие цивилизаций.

– Очень интересно, – повторил первый Грюндих. – Возможно, вы тогда знаете, как собрать меня воедино?

– Понимаете ли, – я покрутил пирамиду в руках. – Архетипичный детерминизм изучает влияние артефактов на цивилизации, но не на отдельно взятых людей.

Грюндих закручинился.

– Но не переживайте вы так, – обнадёжил я. – Думаю, со временем что-нибудь придумать можно. Закавыка, правда, в том, что я на вашей чудесной планете проездом. Отправляюсь в экспедицию на поиски Ларианского Огня.

– Ларианский Огонь? Но это же миф! – воскликнул Грюндих номер один.

– Хочу жрать, – сказал Грюндих номер два.

– Кто знает, кто знает, – таинственно сказал я. – Я слышал, в архивах Нибиру есть немало интересной информации по предмету.

– Давайте так, – оживился первый. – Вы, я вижу, человек неглупый. Я обеспечу вам доступ к архивам, если вы сумеете привести меня в прежнее, неразделённое, состояние! Мне как декану данного университета совершенно непозволительно демонстрировать перед студентами подобного рода двуличность.

– Как я вас понимаю! – я протянул Грюндихам руку. – Идёт!

– Превосходно, – обрадовался первый Грюндих. – Я договорюсь, чтобы вам выделили комнату в общежитии.

Палеонтологический университет был построен на обломках древнего монастыря, монахи которого тысячу лет ожидали приближения к Нибиру некой планеты, несущей спасение, впрочем, весьма своеобразное.

Согласно их верованию, сия загадочная планета в один прекрасный день должна была шлёпнуться с неба и навлечь на Нибиру фееричный апокалипсис, в ходе которого выжили бы исключительно люди с богатой эрудицией и незаурядным интеллектом, а прочие сгорели бы в адских муках.

Понятно, что мотивация к получению образования у монахов была весьма высока, и за то время, пока их сверстники безответственно прогуливали уроки и игнорировали домашнее задание, монахи скопили немалый багаж знаний и спрятали его в монастырском архиве, располагавшемся в подземной библиотеке, которая единственная уцелела, когда на монастырь упал метеорит, сжёг и разрушил его, убив всех монахов.

Некоторые тела потом находили в радиусе трёх километров, а тех, кому повезло меньше, прибило сразу на месте.

Ещё вчера я и не знал о существовании декана Грюндиха, а сегодня он поселил меня в одну из лучших комнат университетского общежития. Всё складывалось как нельзя лучше, не считая того, что я скоро умру, а спасти меня могло лишь то, чего никогда не существовало.

Приняв душ, пообедав в местном кафе и вернувшись к себе в апартаменты, я развалился в кресле и принялся вертеть Дупликатор, как я окрестил пирамидку Грюндиха, в руках.

Наверно, здесь должны были быть какие-то кнопки, рычажки или секретные пазы. Должно быть что-то, что должно двигаться и включать или выключать данную штуковину. Или же она активируется прочтением обрамляющих её рун?

Если так, то дело безнадёжно – Грюндих, возможно, и сумел их прочитать, а вот для меня они выглядели как филькина грамота.

Я настолько погрузился в собственные мысли, что не заметил, как встал и прошёл на кухню, чтобы приготовить кофе.

Вернувшись, я сел на соседний с собой стул, и пока я напряжённо водил пальцами по Дупликатору, я вытянул ноги и уставился в окно.

Лишь через несколько секунд я понял, что изучаю пирамиду и смотрю в окно одновременно. То есть меня два.

Вернее, я был один, но в двух телах. Я сидел одновременно на двух стульях и делал два разных действия, но это всё ещё был я.