Добро пожаловать в Детройт

Некоторое время я еще обращал внимание на подстрочник, но, поняв, что там нет ничего интересного, кроме разговоров о погоде, о свежести соевой спаржи на витрине и жирноте насекомых, снова начал неторопливо осматривать рынок вокруг нас, периодически принимая от очередной пластиковый пакет и поглядывая на продавца, который эти пакеты начал достаточно шустро выдавать. В нем было что-то царапающее взгляд, но что, я понять не мог.

— ... Красивая татуировка! А можно посмотреть? — всплывает подстрочник, которого я лениво касаюсь сознанием, а потом, спохватившись и осознав, резко вскидываю взгляд на стоящую ко мне спиной кочевницу и одетого в непримечательную сине-черную накидку человека за прилавком. Мы встречаемся с продавцом взглядами, впервые за все то время, что я стою у его лотка и я, предположив сразу худшее, мысленно перебираю в голове всё то немногое, что знаю о якудза Теперь-то я понимаю, что же все это время мне не давало покоя. Слишком мало движений он делает, чтобы совершить какое-то действие. Слишком уж характерный у этого человека взгляд. Татуировки, скрытые одеждой, и чистая, уверенная речь на нихонго (как мой переводчик обозначил именно его японский язык, но не говор Раттаны) лишь дополнили картину.

Итак, якудза. До сих пор помешаны на собственной специфической чести, как и несколько сотен лет назад, приверженцы культуры «старой Японии», злопамятны и целеустремленны, имеют сложную иерархию внутри своих кланов и стараются не вести дел с другими нациями. Нет, сотрудничают, конечно, когда нет никакого выбора, но если есть возможность – стараются работать хотя бы с азиатами. Исключая китайцев. Китайцев они не любят. Татуировку, что покрывает все тело, исключая лишь несколько зон, якудза или носят не скрывая, специально на показ, как знак своего отличия, или наоборот, прячут. В Детройте были замечены всего пару раз за последние двадцать лет, но информацию о них все равно не исключают из обучения в Академии, слишком уж памятными были оба раза их присутствия.

— Наблюдательная у тебя дочь, детектив, — обращается ко мне этот человек, перейдя на английский и продолжая смотреть в глаза. — И красивая. И очень любопытная.

А, ну да, она же и ему в самом начале ляпнула, что с отцом ходит за продуктами. Хороший способ обезопасить себя: моя рожа в нашем районе достаточно известна, особенно среди всякого отребья, да и те, кто рангом повыше, не сунутся. Да еще и эти новости...

— Счастье молодости, — я подхожу чуть ближе, медленно ставя всученные мне пакеты на прилавок и не сводя с продавца взгляда.

— Ах, я тоже был когда-то очень любопытным. Да, что скрывать, и сейчас иногда не могу отказать себе в таком удовольствии, — он прикрывает глаза, расплываясь тонкой улыбкой, а потом засучивает рукав своей многослойной одежды, демонстрируя чуть выцветшую татуировку: бегущую куда-то вверх по паутине крысу, в окружении падающих красных листьев.

Раттана, на время короткого диалога притихшая и снова оказавшаяся у меня чуть за спиной, издала придушенный восторженный писк и аккуратно взяв мужчину двумя руками за ладонь, принялась с неподдельным восторгом рассматривать рисунок.

— Она такая... Такая настоящая, — наконец выдала она с чувством, отчего якудза (или бывший якудза?) тихо рассмеялся. — А можно сфотографировать?

— Отчего нет. На спине еще краше. Встань вот тут, под навес.

Мужчина указывает кочевнице на свободное место рядом с собой, после чего скидывает накидку на пластиковый стул, ловким движением ослабляет завязки на поясе и приспускает свою рубаху с короткими рукавами, демонстрируя восхищенной кочевнице настоящую картину у себя на спине.

Раттана быстро делает фото, потом встает рядом и, вытянув руку с коммуникатором, прижимает вторую к своей щеке, делая демонстративно-удивленно-восторженное «О-о-о» на камеру, после чего, убрав коммуникатор в карман, глубоко кланяется оборачивающемуся и накидывающему рубаху обратно на плечи японцу.

А ведь мне скоро предстоит встреча с еще одним специфическим представителем этого народа. Почему бы не спросить совета у этого, раз он так благодушно настроен?

— Раттана, ты все взяла, что хотела? — кочевница в ответ на мой вопрос выскакивает из-за прилавка, еще раз кланяется мужчине, хоть уже и не так низко, и утвердительно кивает мне. — Хорошо. Я хотел бы спросить у вас совета, так как вижу, что вы человек своей культуры, — осторожно начинаю я, обращаясь к уже одетому японцу и он, помедлив, согласно кивает, предлагая мне продолжать. — Мне предстоит деловая встреча с японцем, вашего или может чуть старше возраста. Эта встреча должна носить спокойный, дружеский характер, но мне придется задавать вопросы, которые могут быть ему неприятны. К тому же, этот человек сейчас обременен разными обязанностями и многие ему докучают. С чего стоит начать беседу, чтобы проявить к нему должное уважение?

По мере моего вопроса маловыразительное лицо продавца все же сменило несколько эмоций, от удивления до глубокой задумчивости. После он на миг скрылся под прилавком, чтобы извлечь на него небольшой металлический ящик для патронов, внутри которого обнаружилась лаконичная коробка. Из, насколько я мог судить, настоящего дерева. Не поленившись осмотреть её через аналитический модуль глаз, который в обычном режиме реагировал только на объекты, несущие потенциальную опасность, я получил предположение о редком сорте (хотя они теперь все – редкие) красного дерева.

— Столь важную беседу принято начинать с подарка. Правильно выбранный подарок покажет ваши намеренья и отношение к человеку. Но в нашей культуре не принято разворачивать подарок при дарителе, так что нужно не только его правильно выбрать, но и верно упаковать, чтобы эффект был достигнут сразу, — мужчина говорил на английском, но достаточно тихо, чтобы сказанное им было лишь для наших с кочевницей ушей. — Лучшим выбором станет чай. Понюхай, ты же должен знать, что собираешься дарить?

Я, чуть помедлив, наклонился над тканевым мешком, лежащим на весь объем деревянной шкатулки и медленно, глубоко вдохнул. Запах, по началу словно совсем неощутимый, вдруг обрел плотность, вытаскивая на верх старые, глубоко запрятанные воспоминания детства, потому как пахло травой. Молодой, сочной, смятой в пальцах травой. И еще, почему-то, солью.

— Свежая трава и запах моря, то, что заденет сердце каждого японца, — с усмешкой проговорил продавец, стоило мне выпрямиться и, вытащив из под мешка с чаем пакет из настоящей бумаги, с пластиковым прозрачным окошком, в пару легких движений заполнил его чаем на треть, завернув бумажный верх. — Я бы предложил подписать пакет. Как зовут твоего делового партнера?

— Хизео Хасаши, — отвечаю я и вижу, как замирает, так и не коснувшись бумаги, грифель карандаша, появившийся в руках японца.

— Воистину, все приходит к тому, кто умеет ждать. Я знаю, с кем ты собираешься встретиться. Я отдам тебе этот чай бесплатно, только передай ему от меня вот это, — продавец запускает руку себе за пазуху и извлекает оттуда небольшой нож, метательный, судя по пропорциям. Черное матовое «тело» тускло блеснуло, прежде чем японец завернул его в чистый отрез ткани, смотал взятой откуда-то нитью и положил на прилавок рядом с бумажным пакетом. Я с сомнением посмотрел сначала на сверток, потом – на стоящего напротив человека.

— Это весть о человеке, который был ему когда-то близок, но я не могу передать её сам. Я не прошу скрывать, от кого ты это получил. Мое имя – Шого Хэчиро, и я даю слово, что это, — узкая ладонь с длинными пальцами указала на тканевый сверток. — Не испортит твой визит к Хизео Хасаши.

— Хорошо.

В конце концов, я могу подарить чай в начале беседы, а в конце, когда все, что мне нужно, я узнаю, передать этот нож. Что я теряю? Ничего. Приобретаю? Пакет настоящего чая. Выглядит, как выгодная сделка.