Доброй ночи, любовь моя
Шрифт:
Но прежде следовало разделаться с сумками. Она почему-то надеялась, что откроет дверь шкафа и никаких сумок не обнаружит. Разумеется, они были там. Большая кожаная сумка Берит стояла на кроссовках Жюстины, точно там, куда она ее поставила.
Вернулась головная боль.
Вооружившись ножницами, она села на пол. Она задумала разрезать и сумку, и ее содержимое на мелкие-мелкие кусочки. Но, взяв сумку за ручки, как прежде ее брала Берит, она поняла, что это будет трудно. Открывать сумку ей не хотелось, но деваться было некуда, металлические застежки щелкнули, и сумка распахнула перед ней свое темное и затаенное нутро. Вещи хозяйки, ее жизнь.
Сверху лежал
Что ей со всем этим делать? Она сидела на полу, ноги вытянуты, и глаз Берит с изрезанной фотографии смотрел прямо на нее. Она схватила этот глаз и сунула в самый низ кучи.
Зазвонил телефон, она больше не осмеливалась выдернуть шнур, думала про Тора Ассарсона и про детей Берит. Она к их услугам, веселая и верная подруга.
Она напряженно ответила, назвала свое полное имя.
– Любимая моя, дорогая!
Ханс-Петер.
– Я так боялся, что ты отключила телефон.
– Нет...
– Я соскучился, все мое тело по тебе тоскует, моим ладоням не хватает тепла твоего тела, я хочу увидеть тебя, обнять тебя.
– О, Ханс-Петер...
– Что с тобой? У тебя такой голос... Что-нибудь случилось?
– Нет, ничего.
– Ты уверена?
– Да, да. Ты сегодня работаешь?
– Конечно. Но только вечером. Если можно, я приеду к тебе, прямо сейчас!
– Я не могу, я занята. – Она замерзла от своего собственного голоса.
– А когда сможешь? – В его голосе звучало разочарование.
– Я тебе сама позвоню.
– Вот как?
– Милый Ханс-Петер, я должна сначала кое-что сделать, я не могу сейчас рассказать. Но я тебе позвоню.
– Я не знаю, буду ли я дома.
– Понятно. Но я попытаюсь. Я должна сейчас закончить, извини.
Жюстина положила трубку. Она не думала, что так получится. Она закрыла руками глаза и всхлипнула.
Может, сжечь сумку? Нет. Слишком рискованно. Поскуливая, она бродила по комнате, что делать, что же ей делать? Потом вспомнила: свалка в районе Риддерсвика. Вот оно! И как она раньше об этом не подумала. Она очень устала, голова закружилась, когда она спустилась в подвал. Там она отыскала рулон черных
мусорных пакетов, сунула сумку и клочки в один из них, завязала. Побродила еще по комнате, проверила, нет, следов больше нет. Оделась и вышла из дома.Она беспокоилась, что кто-нибудь заинтересуется, что в мешке. Какой-то мужчина в комбинезоне безразлично посмотрел на нее, но она все же сказала:
– Все это можно сжечь, куда мне это положить?
Он ткнул пальцем на один из контейнеров.
– Спасибо, – сказала она.
И, уже возвращаясь к машине, добавила:
– Хорошего дня вам.
Он пробормотал что-то неразборчивое.
Вернувшись домой, она тут же набрала номер Ханса-Петера. Естественно, он не ответил. Ее беспокойство быстро переросло в отчаяние. Она пошла в ванную и сильно накрасилась, жирно подвела глаза, наложила тени. Надела юбку, кофту и толстые шерстяные чулки. Нога после ночной передышки почти не болела, хотя опухоль и не сошла до конца.
Нужно еще раз позвонить, нет, он обижен, задет. Он не ответит, хоть целый день названивай. Возможно, он из тех, кто долго помнит обиду, и она хорошо понимает его.
Кто-то стоит у двери... Он? На крыльце и вправду стоял мужчина, она видела его силуэт сквозь молочно-матовое стекло. Похож на Ханса-Петера... неужели он?
Но это был не Ханс-Петер.
Она поняла, кто это.
Тор, это был Тор, муж Берит.
– Вы Жюстина, не так ли?
Он выглядел измотанным, на подбородке пробивалась щетина, глаза маленькие, мутные.
– Входите, – тихо сказала она.
Он стоял в передней и осматривался.
– Значит, она была здесь в субботу. Я пытаюсь поставить себя на ее место, представить, как она рассуждала, что делала.
– Да...
– Куда вы потом пошли?
– Наверх, по-моему. Мы там долго сидели и разговаривали.
– Тогда давайте тоже поднимемся.
Она двинулась по лестнице, держась за перила, нога снова разболелась, он заметил, что она хромает, но ничего не сказал.
– Может, хотите кофе?
– Я не хочу кофе, я ничего не хочу.
Птица примостилась на спинке стула, на котором сидела Берит. При виде незнакомого человека она закричала. Тор Ассарсон дернулся.
– Ох, а это еще что, мать твою?
– Все спрашивают, – устало произнесла она. – Всего лишь птица, мое домашнее животное.
Он остался стоять в дверях. Жюстина вытянула руку, птица перелетела на нее, оттолкнулась и принялась нарезать круги под потолком, затем уселась на книжном стеллаже, на самой верхотуре.
Тор Ассарсон прикрывал голову руками.
– Как можно держать дома такое?
Она промолчала.
– Вы позволите сесть? Или еще будут сюрпризы?
Жюстина уже раскаивалась, что впустила его в дом. Он был раздражен, зол и явно пребывал в шоке.
Она опустилась на краешек стула.
– Вы здесь сидели? – спросил он.
– Да, думаю, здесь.
– Мы с Берит женаты много лет. И только теперь я осознал, что она стала частью меня. Понимаете? Но теперь уже поздно!
– Вы почты дождались? – спросила Жюстина.
– Да. Но там ничего не было. К тому же вот что я нашел. – Тор сунул руку в карман и вытащил паспорт, с силой швырнул на стол. – Значит, она никуда не уехала. Во всяком случае, из страны она не уезжала.
–А как же Европейский союз, все такое... разве в этих странах паспорт нужен?
– Думаю, нужен.
– Да... я боюсь, что ничем не могу вам помочь.
– Вы дружили, когда учились в школе? Были закадычными подружками или как это называется?