Добрыня Никитич. За Землю Русскую!

– А ей-то какая выгода от этого? – удивилась Теодхильда.

– Самая прямая, – сказал Добрыня. – Я сговорился с Торой, что она отдаст свою дочь в жены Владимиру. Тора, как и я, желает, чтобы Владимир вокняжился в Киеве, ведь тогда ее дочь станет киевской княгиней.

– Да ты спятил, Добрыня! – невольно вырвалось у Регнвальда. – Ярополк без труда может выставить рать в двадцать тысяч воинов. А велико ли войско у Стюрбьерна Старки?

– Новгородцы поддержат Владимира, – уверенно проговорил Добрыня. – В Висбю, где стоит мой корабль, я встречался с купцами из Новгорода. С их слов выходит, что в Новгороде теперь всем заправляют наместники из свиты Ярополка. Новгородцы стоном стонут от алчности киевских гостей, особенно они негодуют против Свенельдова внука Рагнфреда, который бесчестит их жен и занимается откровенным вымогательством. Владимира в Новгороде поминают добрым словом, а Ярополка же ненавидят все подряд: купцы, бояре и ремесленный люд. Нельзя упускать такой момент, други мои. – Добрыня с воинственным блеском в глазах посмотрел на Регнвальда и Харальда. – На этой волне ненависти новгородцев к Ярополку и его людям Владимир и должен вернуться в Новгород.

– Так ты приехал сюда, чтобы забрать Владимира и доставить его на остров Ведде, – нахмурился Регнвальд. – Хочешь познакомить Владимира с невестой, какую ты ему подобрал. А ты хваткий во всех делах, Добрыня. Токмо хорошо ли ты все обдумал? Не выйдет ли эта затея тебе боком?

– Я вас за собой силком не тяну, – обронил Добрыня, кольнув хмурым взглядом Регнвальда и Харальда. – Не хотите рисковать головой ради Владимира – не надо. Я вас отлично понимаю, вы свой удел уже получили. Вы оба теперь – ярлы Вестерготланда.

– Не серчай, Добрыня, но Регнвальду и Харальду с тобой отныне не по пути, – промолвила Теодхильда извиняющимся тоном. – Им свой родовой удел блюсти надлежит, ибо на него многие соседние ярлы облизываются. Деньгами мы тебе поможем, но и только. Людей своих дать тебе не можем. Ярлам без дружины никак нельзя.

Добрыня заверил Теодхильду, что будет рад и денежной помощи, поскольку с казной он сможет добыть и войско и корабли.

Владимир очень обрадовался, узнав от Добрыни, что тот подыскал ему знатную невесту, что у них теперь есть войско, во главе которого они уже этой осенью смогут вернуться в Новгород.

Регнвальд и Харальд щедро поделились с Добрыней златом-серебром, увезенным ими из Искоростеня. Их прощание с Добрыней было теплым и немного грустным.

Тюра, сестра Харальда, решила ехать вместе с Добрыней, узнав от него, что Добровук тоже вознамерился вернуться на Русь. Своих малолетних детей Тюра взяла с собой. Прощаясь с Кейлой и Теодхильдой, Тюра не сдерживала слез, так ей не хотелось уезжать из тихой усадьбы Велинг на разбойный остров Ведде.

Вернувшись в Висбю, где его дожидалась ладья, готовая к отплытию, и тридцать гридней во главе с Сигвальдом, Добрыня неожиданно столкнулся на пристани с датским купцом Торбьерном. Они познакомились еще в начале лета, пережидая на берегу бурю на озере Нево. Тогда судно Торбьерна шло с товаром в Новгород, а ладьи Добрыни, наоборот, держали путь из Новгорода в земли варягов. И вот в конце лета судьба опять свела вместе Торбьерна и Добрыню.

Торбьерн выглядел угрюмым и замкнутым. В беседе с Добрыней он признался, что на этот раз путешествие в Новгород не принесло ему никакой прибыли.

«В Новгороде меня просто-напросто ограбили люди ярла Рагнфреда, который положил глаз на купленных мною рабынь и заморские шелка, – жаловался купец. – Это же неслыханное дело! Ни чужеземные купцы, ни сами новгородцы не могут найти управы на Рагнфреда, который творит, что хочет. Власть должна оберегать торговых гостей, а не грабить их!»

Добрыня сказал Торбьерну, что у того будет возможность сполна рассчитаться с негодяем Рагнфредом и возместить свои убытки, если он со своими людьми вступит в его войско.

«Примерно через месяц я выступаю в поход на Новгород!» – заявил Добрыня изумленному Торбьерну.

Узнав, что Добрыня заключил союз со Стюрбьерном Старки, зятем Харальда Синезубого, Торбьерн недолго колебался, изъявив готовность попытать счастья в походе на Новгород. Люди Торбьерна и он сам всегда имели при себе оружие, которым они неплохо умели пользоваться. В те далекие времена каждый купец должен был уметь постоять за себя на суше и на море. Часто купец рисковал жизнью, спасая свой товар и деньги от чьих-нибудь загребущих рук.

По возвращении на остров Ведде Добрыня узнал, что у Эрика Сегерселя не все гладко в отношениях с подвластными ему ярлами Уппленда. Крутой нрав Эрика Сегерселя оттолкнул от него нескольких военачальников, которые разошлись по домам вместе со своими отрядами. Все это стало известно от Торда Хриповатого, двоюродного племянника Теодхильды, который переметнулся к Стюрбьерну Старки, не вынеся оскорблений от конунга Эрика. Поражение у мыса Сундсвааль не давало покоя Эрику Сегерселю. Выясняя причины этого досадного разгрома, конунг Эрик обвинил в трусости и нерасторопности кое-кого из своих ярлов, в том числе и Торда Хриповатого.

Для варягов обвинение в трусости было самым тяжким из обвинений. Бросившего такое обвинение обычно вызывали на поединок на мечах до смерти или до первой крови. По закону конунга, стоящего во главе войска, нельзя было вызвать на поединок во время боевых действий. Вызов конунгу можно было бросить лишь по окончании войны. Вот почему ярлы, оскорбленные Эриком Сегерселем, отказались сражаться под его началом, не имея возможности вызвать его на поединок. А Торд Хриповатый и вовсе переметнулся к врагам Эрика Сегерселя, желая посильнее досадить ему.

Благодаря стараниям Торы, которая объявила во всеуслышание о помолвке своей дочери с Владимиром, племянником Добрыни, вожди викингов единодушно избрали Добрыню своим предводителем, как родственника Стюрбьерна Старки. Супруг Торы еще не мог встать с постели, но силы понемногу возвращались к нему. Стюрбьерн одобрил решение своих военачальников доверить главенство над войском Добрыне.

Имея власть конунга и богатую казну, Добрыня наведался на острова Эланд и Борнхольм, всюду привлекая в свою дружину людей, падких на риск и военную поживу. К концу сентября под стягами Добрыни и Стюрбьерна Старки собралось две с половиной тысячи воинов.

Часть II Глава первая Алова

– Зря ты позволил Владимиру пить хмельной мед, – с упреком в голосе промолвил Добровук. – Пиршество еще не завершилось, а младень уже лыка не вяжет. Перед гостями неудобно, тем паче перед родней невесты.

– У Владимира ныне двойное торжество: он победителем вступил в Новгород и брачуется со знатной варяжской невестой, – отозвался Добрыня на упрек Добровука. – Опять же Владимиру недавно исполнилось пятнадцать лет. Для него начинается пора возмужания, значит, и хмельное питье ему пора распробовать. А то, что Владимира развезло с двух чаш хмельных, так поначалу-то такое со всяким случается. – Добрыня усмехнулся, подмигнув Добровуку. – Ты сам-то в какие годы к вину и пиву пристрастился, а? Неужто не упивался до рвоты по первости?

Добровук ничего не сказал на это, с хрустом давя грецкие орехи своими сильными пальцами.

Вокруг шумело пиршество. Несмотря на прохладную октябрьскую погоду, столы были поставлены прямо на теремном дворе, поскольку гридница не могла вместить такое множество народу, пришедшего со всего Новгорода на свадьбу Владимира и Аловы.

Возглавляемое Добрыней варяжское войско нагрянуло в Новгород неожиданно, застав врасплох воеводу Рагнфреда и его дружину. Киевляне бежали из Новгорода, не оказав воинству Добрыни никакого сопротивления. Рагнфред и его люди даже не успели прихватить с собой добро, награбленное в Новгороде. Какие-то из этих богатств были возвращены новгородцам, однако большую часть мехов, тканей и злата-серебра Добрыня повелел раздать варяжским дружинам как плату за их участие в этом походе. Добрыня не хотел, чтобы падкие на грабежи викинги творили насилия в Новгороде, поэтому он убедил новгородских бояр умаслить буйных варягов щедрыми дарами.