Добрый 2
Шрифт:
Всё. Лучше бы она молчала. Можно сколько угодно править свою внешность, омолаживаться, подтягиваться, перекраиваться, но открытый рот и всего одна произнесённая фраза выдадут тебя с головой. И вот уже перед тобой не слёт молодых сексуальных дамочек самого интересного возраста, а пенсионный сходняк перед Собесом. И это мне теперь не развидеть, несмотря на то, что внешне ничего не изменилось.
— Ты кого назвала старой перечницей? — не выдержала одна из старушек. — Да я моложе тебя лет на двести.
— Ничего в жизни не меняется, — усмехнулся я еле слышно.
—
— Я говорю, ты уверена, что обратиться в собрание жертв пластической хирургии — хорошая идея?
— Между прочим, они — это будущая я. Задумайся, когда будешь хамить в следующий раз.
— Уже и пошутить нельзя.
А в стане старушек между тем назревала конкретная свара.
— А ты что это ещё за птица такая, чтобы мне тут свои претензии высказывать?
— Да, потому что твой маразм, — это уже даже не смешно.
— Точно, — поддержали остальные ведьмы, — дорогу молодёжи!
— Это вы где молодёжь увидели? — не сдавалась первая. — Да по вам давно погребальные костры плачут.
— А что, у вас ведьм на старости сжигают за ненадобностью? — спросил я у Болотной-младшей.
— Дурак. Их сжигают, чтобы мёртвую ведьму никто не мог поднять из могилы.
— Так у вас ещё и зомби водятся?
— Я не знаю, кто это такие, — подумав, ответила Болотная. — А значит, у нас их нет.
— Да если с тебя снять омолаживающие заклинание, — продолжали ведьмы практически в унисон, — то ты сама рассыпешься, и костра не нужно.
— А если с вас снять, то без слёз и не взглянешь, — не осталась в долгу первая ведьма. — Лахудры сушёные!
— Нам ещё драки здесь не хватало, — закусив губу, процедила Болотная-младшая.
— Они ещё и дерутся? — удивился я.
— Ещё как. Потом дней по десять в себя приходят. Синяки сводят да выдранные волосы выращивают. Наверное, ты прав, плохая была идея, не помогут они принцессам. Пока очухаются, тех уже замуж повыдают.
— Ну, всегда можно развестись.
— Это куда? — не поняла ведьма.
— Скорее откуда, — поправил я Болотную и в двух словах объяснил, что такое развод.
— У нас такого нет. Наш развод — это смерть.
— Тоже вариант. Мара и Хлоя в роли молодых, соблазнительных вдовушек! Хм-м-м, аппетитненько.
Очередной удар локотком ведьмы по моим рёбрам был самым болезненным из всех.
— Ладно, — махнула рукой Болотная. — Пора сваливать, а то ещё и мы под раздачу попадём. Пойдём забирать девчонок.
— Подожди, — тормознул я ведьму. — Есть идея, как уговорить старушек.
— Не лезь, они уже кроме самих себя никого не слышат.
— А если так, — подмигнул я Болотной и отправился в самую середину ведьмовского серпентария.
— Стоять, — попыталось перехватить меня ведьма, но было поздно.
— Бабушки, бабоньки, девушки, девочки, — начал я заливаться соловьём, раскинув руки и демонстрируя предельную степень удивления.
— Мне кажется, или нас хотят обидеть? — набычилась самая скандальная ведьма.
— Не бросьте мужичка ущербного, помажьте его глазоньки зельем каким восстановительным после того,
как они ослепнут, на эту красоту глядючи.— А я его узнала, — продолжила всё та же скандалистка. — Это его баба нас тогда чуть на мелкий фарш не пошинковала.
— От чего ж не помочь галантному мужчине? — стройные ряды ведьм оттеснили скандалистку на задний план. — Только чувствуется, что лукавит он, не собирается слепнуть. То ли красота не та, то ли глазки плохо видящие.
— Ой, а что это за переливы божественные? Чувствую, что не только глазкам моим лечение понадобится, но и ушки мои оглохнут, заслушавшись этой нежностью.
— Эй, лахудры, хорош слюни пускать. — Скандалистка пробралась между ног оттеснивших её ведьм и, вынырнув на передний край, закаркала своим противным голосом: — Он же дурит вас, а вы тут уши развесили.
Всё ведьминское собрание… так сказать, в едином порыве… ведомые праведным гневом…
В общем, как не затоптали скандальную старушку — одному богу известно.
А уж какой каркающий мат стоял, производимый непревзойдёнными скрипящими голосами. Я даже пожалел, что не выпросил то самое зелье ещё до процедуры изгнания скандальной дуры. О! Стихи. Хотя ладно, просто рифма, поэт из меня ещё тот. Помню, в детстве сочинял:
Я по луже шлёпаю
С заголённой попою.
А портки пришлось мне снять,
Чтобы их не замарать.
Ведь за грязные штаны
Мама вставит мне…
Ну, за последнюю рифму мне и вставили. Отбив страсть к сочинительству. А мог бы стать Пушкиным, или как минимум Есениным. По крайней мере каким-нибудь Бальмонтом. Хотя ни одного его произведения не читал, но фамилию откуда-то запомнил.
Меж тем ведьминский клан закончил с изоляцией мешающей товарки и с огромным нетерпением в глазах ждал продолжения неприкрытой лести. Да, не избаловано местное дамское общество. За такую дешёвую лесть в моём мире меня бы побили, а тут…
Короче, настроил я таких воздушных замков, что не то что повторить, а даже под страхом смертной казни вспомнить бы не смог и сотой доли того, что наворотил, изгаляясь. Старушки поначалу активно млели, а под конец расплылись аморфными лужицами, подрагивающими от экстаза из-за каждого удачного комплимента. В переносном смысле, конечно. Хотя кто его знает. Если бы не сдерживающий фактор в виде тех самых чёрненьких платьицев, может, растеклись бы и в самом деле, безвольно опустившись на мох.
Всё. Пора было переходить к финальной точке.
Окинув пристальным взором окрестности на предмет наличия той самой скандалистки, а то не дай бог влезет в неподобающий момент, и убедившись в её отсутствии, я начал:
— Так неужели эти нежные феи, эти сказочные богини красоты, эти сладкоголосые сирены (надеюсь, они не знают, кто это такие) не снизойдут до самой малости.
— А я что говорила, — скандальная ведьма всё-таки возникла, казалось, прямо из воздуха, — это меркантильное существо задурило вам голову, чтобы вас поиметь. А вы тут и уши развесили да амбиции свои раскатали по всему болоту. На самом деле вы страшны, как мой первый муж, а голоса ваши…