Добрый 2

— Стоять! — припозднившаяся русалка тормознула меня буквально в полуметре от принцесс. — Жить надоело?

— И эта туда же. У вас, духов, сегодня массовый психоз? Одному драка на смерть мерещится. Другая кончину мою на пустом месте видит. Вы бы завязывали, духи.

— Ты реально не видишь? — поинтересовалась Ариэль.

— Тебя вижу. Принцесс вижу. Ита не вижу, а кстати, почему?

— Ты не видишь, что девки сцепились действительно не на жизнь, а на смерть?

— Чем сцепились? И какая смерть? Да они когда друг в друга мегаваттами энергии кидались, не то что сами не пострадали, в радиусе километра ни одна инфузория туфелька от сердечного приступа не издохла. Смотри, просто играют в гляделки. Кто первая моргнёт, та сегодня посуду и моет. Слуг нет, всё самим приходится.

Произнося весь этот монолог, я потихонечку, по миллиметрику, приближался к принцессам. Чтобы в последнем рывке успеть отбросить их в разные стороны и не быть пойманным за пятку ловкой русалкой. Ну, не буду же я ей объяснять, что эти гляделки я уже видел. Правда, тогда Хлоя с вождём гляделась, но, думаю, большой разницы — Великий вождь или принцесса Мара — нет. Может, шандарахнет чуть по сильнее, но не смертельно.

Откуда такая уверенность?

Да вот знаю, и всё.

Ну, пора действовать. Дальше приближаться опасно, и так не понимаю, как Ариэль до сих пор не заподозрила. Так, аккуратный вздох. Прыгнуть и оттолкнуть принцесс в разные стороны. Раз. Два. Три. Погнали!

— Он очнулся!

— Это для нас он очнулся. И это плохо.

— Как плохо? Теперь всё будет хорошо.

— Для них плохо и для него плохо. Для тебя, кстати, тоже плохо.

— Почему?

— Потому что он умер.

— Кто у вас вечно помирает? — проворчал я, не открывая глаз. — Сегодня что, всемирный день смерти в вашем мире? Отменяйте, плохой праздник.

Я всё-таки решил открыть глаза, и первое, что я увидел, — это курносого новорождённого младенца, склонившегося надо мной. Такой, знаете ли, Филиппок. Нескладный, угловатый, смешной, но жутко симпатичный.

— Вот же, он даже и глаза открыл. — Филипок подёргал за руку стоящую рядом симпатичную гургутку. Если, конечно, гургуты бывают симпатичные. Впрочем, почему «если»? Эта была такой без всяких «если».

— Почему же тогда рыдают на его груди две принцессы? А, Ит?

— Ит? Подождите. Ит. Ты стал видимым?

— Скорее, это ты стал таким, что смог его увидеть.

— Девушка, не мешайте мне общаться с моим духом. И вообще, как вас Великий вождь в такую даль отпустил? И куда смотрит Болотная ведьма? От нас, значит, слиняла, сказала, что на работу. А на работе-то и нет.

— Вот, Ит, он видит меня такой, какая я есть. И это ещё раз подтверждает, что он умер. Давай руку, — обратилась гургутка ко мне, — пора покидать тело.

Не знаю почему, но я беспрекословно подал руку этой дочери болот, и она легко, практически без усилий, выдернула меня из меня. Да, именно так. Я остался лежать на земле и воспарил ввысь, увлекаемой гургуткой.

— Молодец, без истерик. Не все так спокойно воспринимают свою смерть.

— Какая смерть? Что вообще происходит?

— А я тебе говорила — не лезь.

— Женщина, я вас первый раз вижу.

— Всё-таки ты туповат, — сказала гургутка. — Я Ариэль.

— Тогда я Великий вождь. Нет, лучше Мара, вот вообще один в один.

— Сейчас к тебе придёт слух, он всегда немного запаздывает. Сначала картинка, потом слух. И ты услышишь, как убиваются по тебе две любившие тебя девчонки. А пока попрощайся с Итом. Ему до конца дня нужно прибиться к кому-нибудь, иначе он попадёт в рабство. Хоть это-то ты помнишь?

— Что, правда Ариэль?

— Да, — спокойно ответила гургутка. — И теперь ты видишь, как я на самом деле выгляжу, а не то, что ты представлял себе в мечтах.

— А Ит — младенец?

— Внешне мы остаёмся такими, какими были на момент смерти, и не меняемся никогда. Правда, такими нас видят только сами духи или те, кто только что умер.

— Но я не хочу…

— Прощайся с Итом. Истерику закатишь потом.

— Давай, Сергей. — Младенец взглянул на меня серьёзными, недетскими глазами и протянул ручонку. — Мне было приятно быть твоим духом, хоть ты и хотел меня периодически, как ты говорил, раздухарить.

— Подожди, но может…

— Не может, — перебила меня гургутка, называть по-прежнему её Ариэль у меня язык не поворачивался. — Не задерживай его. До конца дня осталось мало времени.

— Давай, Ит. Мне тоже было приятно, что ты был моим духом. И я очень горд, что ты выбрал меня.

На глазах младенца выступили слёзы. Впрочем, и мои глаза сухими не оставались. Не в силах больше сдерживать эмоции, я сгрёб Ита в объятия и крепко прижал к себе.

— Прощай, Серёжа, — просипел Ит. — Хотя, если тебя сделают духом, то мы ещё встретимся.

— Конечно встретимся, даже если и не сделают. Я решу эту проблему.

И тут моих ушей достиг вой. Да-да, именно вой. Определить, кто или что издавало такие жуткие звуки, я бы не смог даже под угрозой смертной казни. А впрочем, казнить мертвеца — это моветон.

— Да можно это уже успокоить как-нибудь?!

— Иди, Ит, удачи тебе. — Гургутка практически вырвала младенца из моих объятий и придала ему ускорение. — Иди, если попадёшь в рабство, то вы точно не встретитесь. Спеши.

Ит ещё секунду смотрел на меня, потом резко развернулся и полетел прочь, не оборачиваясь.

— Ты хотел знать, кто это воет? Это твои принцессы убиваются по тебе.

— Но почему именно так?

— А потому что по-другому у них уже не получается. Они действительно очень сильно любили тебя. Любили и убили. Хотя ты это сделал сам, но они считают по-другому. И вот этот вой — всё, что осталось у них из эмоций. Нравится?

— Ты издеваешься?!

— Но ты же этого хотел, когда лез на верную смерть?

— Я хотел прекратить поединок девчонок.

— Я всё-таки была права, ты идиот. Жил идиотом и умер как идиот. Вот теперь наслаждайся. Сейчас ещё Болотная-младшая вернётся, она уже знает, и идёт сюда ведьмовской тропой. Вот тогда ты насладишься по полной.

— Нет, — не выдержал я и зажал уши ладонями что есть силы. Не помогло.

— Наивный, тебя нет. Нет твоих ладоней, нет твоих ушей. Нечем и нечего зажимать.

— Но я же как-то слышу! — практически проорал я.

— От тебя остались только воспоминания. Сейчас они сильны. У этих воспоминаний горе. В этих воспоминаниях ты ещё живой. И в тебе остались чувства, как у живого. Со временем всё будет притупляться и исчезать. Чем дольше память, тем длительнее этот процесс. Длительнее и болезненнее. Впрочем, до конца его ты не дойдёшь. Ты сойдёшь с ума ещё на середине пути.

— И что, совсем нет выхода?

— Конечно есть, — усмехнулась гургутка. — Первый — это стать духом.