Добрый 2

— Потом они снова пошли к гургутам и получили от ворот поворот.

— И тогда они не нашли ничего лучшего, чем обвинить мою нацию в своих бедах. И не просто обвинить, а напомнить, что нами правят мужчины. Сочинить байки про кровожадность гургутов, впитываемую с молоком гургутской матери.

— Короче, гургуты были объявлены вселенским злом. Убей гургута — спаси вара, ну или гела, без разницы. И будет вам счастье, сытая жизнь и куча всяких плюшек.

— Примерно так, — согласилась гургутка. — И тогда разразилась война. Самая жестокая и кровавая война в истории нашего мира. Отец Великого вождя, тогда ещё просто вождя, погиб практически в самом начале войны. Ты же помнишь, гургуты не были воинами. Вместе с ним погибли и почти все взрослые мужчины. И тогда мой жених, сын вождя, вместо нашей свадьбы собрал всю молодёжь и повёл её в бой.

— И ты не смогла ему этого простить?

— Я же не дура, — фыркнула гургутка.

— Тогда я совсем ничего не понимаю. Зачем было топиться?

— Он погиб.

— Кто? Батя Великого вождя? А у вас традиция — в случае гибели отца жениха невеста последнего топиться? Интересно, сама, по-тихому, или это целый ритуал? Тысячи плакальщиц, ревущих в унисон. Особо буйные из них рвут на себе волосы и убиваются о землю. Камень, привязанный к шее жертвы, да потяжелее, чтобы не всплыла, передумав. Долгие торжественные бравурно-траурные речи. Печальный всплеск под гробовое молчание. И торжественные поминки за счёт властей, плавно переходящие в народные гуляния по мере увеличения количества принятого на грудь гургутского вина.

— Красиво. Жаль, неправда. Погиб мой жених.

— Кто? — опешил я. — И после этого я ненормальный? Да я его давеча видел. Цветёт и пахнет. Причём совсем не могилой.

— Их заманили на болота, и там они все утонули. Гургуты тяжелее гелов, а уж тем более варов.

— Прямо Тевтонские псы-рыцари на Чудском озере. Ну, и ты с горя в омут. За любимым. Какая без него жизнь.

— И я решила его вернуть.

— Утопиться, чтобы найти его на том свете и выпинать на этот. Угу. Я идиот, да?

— Когда ты становишься духом, ты можешь загадать желание.

— То есть у нас последнее желание приговорённого — это идиотизм? А у вас последнее желание умершего, перед тем как стать духом, не идиотизм?

— У нас его могут и не выполнить, если желание уж слишком невыполнимое.

— Да у нас, собственно, тоже, — согласился я. — И чего там с твоим утоплением?

— Это был шанс. Вариант, что мне дадут продолжения жизни в качестве духа, был велик.

— Ты же не младенец?

— Зато я из высшей касты с прилагающимися знаниями и умениями. Я могла не просто быть рядовым духом. Я могла руководить духами. И при этом я не была дряхлой старухой, выжившей из ума. И не была подавленной и шокированной от случайной смерти. И я этого хотела. Я хотела стать духом. Это был беспроигрышный вариант. Единственное, что мне нужно было взамен, — это вернуть жизнь моему любимому. И при хорошем раскладе всему его войску.

— Не хиленько так? На одну тебя-то.

— А знаешь, как у духов плохо с такими кадрами?

— С квалифицированными кадрами везде беда, не только у духов. Ладно, проехали, — махнул рукой я, видя, как гургутка подвисла на слове «квалифицированными». — И значит, твоему вождю вернули жизнь?

— Он не умирал. Они сделали вид, что погибли на болотах. А ночью, когда захватившие наши селения вары и гелы перепили гургутского вина, вырезали всех захватчиков, которые ещё могли стоять на ногах, и увели всех гургутов на болота. Всех до последнего младенца.

— А чего сразу было этого не сделать?

— Когда враг где-то далеко и угроза твоей жизни призрачна, а может, и вовсе нереальна, многие ли согласятся покинуть насиженные райские места и отправиться в зловонные болота?

— Прямо райские. Да и болота вроде ничего. Лукавите.

— Болота стали такими после того, как над ними поработало не одно поколение гургутов.

— Подожди. Поколения? Сколько их было?

— Много, эта давняя история.

— Ага, а твой Великий всё живой и в полном расцвете сил.

— Они выполнили мою просьбу.

— Кто?

— Те, кто назначил меня духом. А поскольку те, кому я просила вернуть жизнь, были и так живы, то им эту жизнь просто продлили.

— И как надолго?

— Этого не знает никто. Наверное, пока не погибнут. Многие из тех, кто был с моим вождём, так и расстались с жизнью. Они погибли, в том числе в последней битве с болотными тварями.

— Подожди, про тварей потом. Давай про тебя. Ты на него обиделась.

— Да, — просто сказала гургутка. — Хотя нет, я его возненавидела. Я ради него жизни не пожалела, а он даже не шепнул про свои планы.

— Может, не мог?

— Какая теперь разница. Да и простила я его давно, только он об этом не узнает. Пусть лучше между нами будет обида, так проще.

— Но…

— Тебе пора, — перебила меня гургутка.

— Куда пора? — огляделся я. — Тут никого и ничего нет.

— Как только уйду я, появятся те, кто будет решать твою судьбу. Духом ты не станешь. Тут без вариантов. Проси лёгкой смерти. Надеюсь, не откажут. Прощай.

Произнеся это «прощай», гургутка ринулась обратно к земле и вскоре скрылась в облаках.

— Нет, Ариэль. Я ещё скажу тебе «здравствуй», — прошептал я вслед.

***

— Как ты смог так нелепо погибнуть?

Слова, долетевшие до меня, были просто словами, визуальная картинка нигде не прорисовывалась, от слова совсем. Ни на триста шестьдесят градусов вокруг, ни на триста шестьдесят градусов по другой окружности, то есть сверху вниз и назад. Специально глазки косил, поворачивался и кувыркался.

— Я что, с пустым местом разговариваю?

А голос-то грозен. Был бы живой, наверное, обделался бы. А теперь уж чего штаны попусту марать. Хотя шучу, и живой бы не стал. Разве что вздрогнул немного от неожиданности.

— Да ты никак решил меня игнорировать?

Хотя нет, теперь бы точно обделался.

— Кого — тебя? — спросил я бодрым голосом.

— Достаточно, что ты меня слышишь, — процедил собеседник. — Ты зачем умер, урод?

— Я вот сейчас немножечко не понял. — Хамский и высокомерный тон начинали меня подбешивать. — Я что, должен был спрашивать на это разрешение?