Дочь Деметры

– Так бывает, – мягко сказал штурман, стаскивая с неё комбинезон. – Уровень адреналина у тебя в крови понизился, и вот. Но лучше уж так, когда нет никакой опасности, чем наоборот.

Пока штурман возился с её комбинезоном, настраивая цикл чистки, Кора сняла белье и забралась в ванну. В первые секунды вода показалась обжигающей, но потом девушка привыкла и вытянулась, откинув голову.

Аид неслышно подошёл сзади – Кора заметила его присутствие, лишь когда он наклонился, протянул руку и легонько коснулся кончиками пальцев её щеки:

– Отдыхай.

Он хотел убрать руку и уйти, но Кора села и снова схватила его за рукав:

– Пожалуйста, – она не могла его отпустить, только не сейчас, когда она снова почувствовала себя живой. Настоящей. Ей безумно хотелось продлить это ощущение, ведь никто бы не стал прикасаться так бережно к жалкому существу, выращенному из клеток Деметры, чтобы помогать в оранжереях.

Штурман смотрел на неё и, кажется, колебался; Кора перехватила его за запястье и прижалась щекой, пытаясь хоть на секунду забыться в этом прикосновении.

– Хорошо, – он мягко убрал руку и принялся стягивать свитер. – Отвернись.

Кора послушно отвернулась, и вскоре штурман залез в ванну, взял в руки душ и начал мыть ей голову. Сначала она боялась пошевелиться, но потом успокоилась, и когда штурман откинулся на спину и потянул её к себе, легла, прижавшись к его груди и уткнувшись носом в ключицу.

Кора прикрыла глаза, ощущая прикосновения мягкой губки и теплых пальцев, и тихо сказала:

– Простите. Я не хотела… устраивать тут истерики. Извините.

– Все хорошо, – сказал Аид Кронович, снова зарываясь пальцами в её волосы. – И все же… ты можешь рассказать мне обо всем. Я постараюсь понять, – Кора вздрогнула, и он прижал её к себе, успокаивая. – Ты хотела умереть, – пояснил он. – Тех причин, которые ты озвучила, явно недостаточно, чтобы желать покончить с собой.

– Я просто…– Кора запнулась, – я не знаю, как рассказать.

О том, что сегодня она узнала, что каждую календарную весну Деметра выращивает из своих клеток помощницу, загружает ей в голову весь архив знания о мировой биологии и ботанике (ну и, конечно, стандартные знания о мире, которые есть в матрице искусственного сознания) и называет дочерью.

Мужчина, который пришёл к Деметре, предположил, что так она реализует свой материнский инстинкт, но сама Деметра уверяла, что это нужно для безопасности – если сразу сказать новорожденному существу о том, кто оно, то оно может повести себя неадекватно, и когда-то, может, в прошлом столетии, один такой озлобленный клон чуть не разрушил оранжерею. Да и потом, если девушка думает, что она – дочь Деметры, и лишилась памяти после короткого трёхмесячного анабиоза (как считала и сама Кора), она как-то больше привязана к растениям. Три сезона календарного года она будет холить и лелеять растения, не зная отдыха, а в конце осени, когда наступит период покоя, и растениям уже не будет требоваться такой уход, но зато они будут нуждаться в подкормке, Деметра уговорит дочь тоже заснуть до весны. Но вместо анабиозной капсулы она ляжет в устройство, которое превратит её тело в питательную массу для растений. К новой календарной весне, когда наступит пора пробуждения, Деметра раздобудет новой питательной массы (Кора не совсем поняла, откуда – наверно, из тех растений, которые тоже отжили своё) и вырастет себе новую дочку – умелую, работящую. Но её, Коры, больше не будет.

Странный гость тогда спросил, по какой причине Деметра не оставляет дочь на зиму. Возиться потом, выращивать, передавать ей знания… ест Кора, наверно, не так уж и много – как будто корабль не сможет прокормить её до весны?

Деметра тогда ответила, что не желает привязываться к существу, которое все равно не заменит ей настоящую дочь. К тому же оно проживёт недолго – не дольше, чем обычные смертные, а если в геноме закралась ошибка, ещё и умрёт от какой-то болезни лет через десять, а это совершенно излишний расход биомассы. А если и нет, то начнёт стареть, и лет через сорок станет обузой.

«К тому же, они все равно не совсем… настоящие».

Поэтому ей куда проще отправить Кору в переработку, а тот питательный раствор, который получится из её тела, пустить на подкормку тропических орхидей. Орхидеи, они очень нежные, им нужно много питательных элементов, а дочку к весне можно вырастить новую.

«И что, ты просто укладываешь её в автоклав, говоришь, ты заснешь до весны, и нажимаешь на кнопку «переработать»?!» – не поверил тогда незнакомец.

«У меня для неё репликатор специальной конструкции», – пояснила тогда Деметра, – «с виду он очень похож на вид на анабиозную капсулу».

«Вообще-то я о моральных аспектах».

«Ну, может, сначала действительно было больно, но потом я привыкла».

– Простите, – тихо сказала Кора. – Я не могу вам сказать. Это касается только меня и Деметры. Не спрашивайте.

– Хорошо, – вздохнул штурман, успокаивающе поглаживая её по спине. – Но если тебе захочется рассказать…

Он замолчал и снова взял в руки губку. Его прикосновения были уверенными и успокаивающими, и Кора снова расслабилась, положив голову ему на плечо. Она не знала, имеет ли право, будучи искусственно выращенным созданием, наслаждаться теплом горячей ванны и чьих-то объятий, но, кажется, это было лучшим событием в её короткой жизни.

– Можно я вас укушу? – спросила Кора, и, не дожидаясь ответа, обвила руками шею штурмана и легонечко прикусила тонкую кожу в районе ключицы. Потом принялась кусать шею, и он слегка откинул голову назад.

– Моя хорошая, – в его голосе слышалась тень улыбки, а прикосновения стали более откровенными.

Потом штурман целовал её – губы, шею, грудь, живот, уверенно и сдержанно одновременно. В ванне стало неудобно, и он взял её на руки и отнес в соседнюю комнату, на постель. Когда Кора не лежала в горячей воде, ласки ощущались острее, и она наслаждалась каждым прикосновением.

– Кора?.. – голос штурмана был чуть более хриплым, чем обычно; забавно, он, кажется, ещё смог бы остановиться сейчас, одеться и вежливо проводить до каюты Деметры, и, может, Кора и подумала, что не стоит заходить так далеко, подождать «настоящей любви» или ещё чего, но не теперь, когда она знала все о себе и о том, что жить ей осталось до первого дня зимы.

Штурман был осторожен, и ей почти не было больно – только вначале. Потом она растворялась в непривычных ощущениях и не думала ни о чем. Было так восхитительно удовлетворить жажду прикосновений, и прижиматься потом к штурману, положив голову ему на плечо, и ощущать, как он укрывает её мягким пледом.

– Спасибо, теперь мне лучше, – прошептала Кора, проваливаясь в неглубокое забытьё.

Утром она попрощалась со штурманом, пожалуй, более скомкано и холодно, чем планировала. Тот собирался на смену и едва кивнул в знак приветствия, но когда она натянула комбинезон и уже планировала откланяться, предложил задержаться на полчаса и выпить с ним кофе.

– Кофе? – Кора знала, что это, но пробовать как-то не доводилось. По-хорошему, ей следовало уйти как можно раньше, но слишком заманчиво было и попробовать этот напиток, и посидеть подольше со штурманом, с тем, для кого она была живой и настоящей. – Никогда не пробовала.