Дочь фортуны

Энтузиазм мужчин ослабевал тем больше, чем дольше длилось неизменное время пребывания полностью погруженными в молочную нереальность нависшей над ними дымки. Наконец, на второй день внезапно прояснилось небо, почему и смогли поднять якорь и развернуть паруса на последнем этапе столь длительного путешествия. Пассажиры и члены экипажа выходили на палубу, чтобы насладиться достаточно узким входом в Золотые Ворота, представляющим собой целых шесть миль плавания под попутным апрельским ветром и прозрачным безоблачным небом. По обе стороны возвышались береговые, увенчанные лесом, горы, разрушенные, словно ранами, вечной работой волн - позади них оставался Тихий океан, а впереди простиралась великолепная бухта, напоминающая озеро с отливающей серебром водой. Залп восклицаний одновременно поприветствовал как окончание нелегкого морского путешествия, так и начало приключения-погони за золотом и для всех этих мужчин и женщин, и для двадцати членов экипажа, которые в тот же самый миг решили на свое счастье оставить судно и самим пуститься в шахты. Единственными, кто в данной ситуации оставались невозмутимыми, были голландский капитан Винсент Кац, пребывая на своем рабочем месте у руля и не выказывая ни малейшей эмоции даже лицом, потому что золото его совершенно не волновало. Всего-то и хотел, что вовремя возвратиться в Амстердам и провести с семьей рождественские праздники. Также вела себя и Элиза, находящаяся на тот момент в самом брюхе парусного судна и совершенно не зная, что все они уже пристали к берегу порядочное время назад.

Первым, что изумило Тао Чьена при входе в бухту, оказался лес из корабельных мачт, находящийся по правую сторону. Счету они поддавались с трудом, хотя вместе с этим наверняка было более сотни судов, брошенных в военном беспорядке. Любой батрак на суше зарабатывал за день гораздо больше проведшего целый месяц в плавании моряка; люди оставляли буквально все не только из-за золота, но и ввиду заманчивой возможности сколотить приличный капитал, грузя мешки, выпекая хлеб или куя подковы. Некоторые пустые лодки снимались под винные погреба либо импровизированные гостиницы, палубы прочих были заметно подпорчены водорослями и гнездами чаек. Взглянув внимательнее во второй раз, Тао Чьен обнаружил город, точно складной шатер, простирающийся по откосам гор. Он состоял из невообразимого количества всяких походных палаток, дощатых и картонных хижин и нескольких незамысловатых зданий, но достаточно прочных и к тому же первых среди появляющегося там населения. После того, как уже бросили якорь, на глаза попалось и первое судно, не принадлежащее капитанам этого порта, как поначалу подобное и предполагалось, а было всего лишь имуществом паршивого чилийца, приветствующего своих соотечественников и обменивающегося с ними почтой. Человеком оказался Фелисиано Родригес де Санта Крус, который уже успел поменять свое звучное имя и стал зваться Феликсом Кроссом. Так различные янки могли его выговаривать. Несмотря на то, что некоторые путешественники приходились тому личными друзьями, все же мужчину никто не опознал, потому что лишь в Вальпараисо и видели в последний раз этого щеголя с приклеенными усами и в сюртуке, от которого теперь ничего не осталось. Напротив, перед ними появился скорее такой косматый пещерный житель с загорелой кожей индейца, в горской одежде и в грубо сшитых сапогах аж до середины бедра, а также двумя автоматами за поясом в сопровождении негра, на вид такого же дикого и вооруженного не хуже любого разбойника. Человек оказался бывшим беглым рабом, который, ступив на земли Калифорнии, стал свободным членом общества. Однако же ввиду неспособности перенести нужды горняков, предпочел зарабатывать на жизнь драками, предварительно как следует натренировавшись в этом деле. Когда Фелисиано признали, то приняли полными энтузиазма криками и несли практически на импровизированных носилках вплоть до каюты первого класса, где толпа пассажиров жарко просила его рассказать новости. Единственный интерес человека состоял в том, чтобы узнать, был ли, как говорили, этот минерал в изобилии. Там возражали, что его гораздо больше, а из кошельков прямо вытекает желтое вещество в виде раздавленных экскрементов. Это выдается за семя весом в полкило и якобы подлежит живому обмену на весь существующий на борту ликер, так сказать, с рук на руки, хотя всего и оставалось три бутылки от бывшего в начале путешествия количества. Говорили, что данное семя было обнаружено храбрыми шахтерами из Чили, которые теперь работают на него где-то на территории Америки. Однажды произнесли тост, чокнувшись последним запасом алкоголя, когда чилиец получил от жены очередное письмо, продолжающее информировать о том, как можно выжить в этих краях.

– Уже несколько месяцев у нас есть кодекс чести, и даже отъявленные хулиганы стараются держаться с достоинством. Допускалось оставлять золото в походной палатке без присмотра. Здесь преобладает закон сельвы, а алчность признается единственной идеологией. Никто не делится оружием, и все ходят парами либо группами, ведь куда ни глянь, на этой земле одни воры и бандиты, - так объяснил мужчина положение вещей.

Судно окружили несколько лодок, управляемых людьми, наперебой предлагающими криком свои разные договоры и выказывающими решения приобрести буквально любую вещь, ведь на суше можно было бы ее продать в пять раз дороже. Вскоре неосторожные путешественники напрямую столкнулись с искусством спекуляции. Ближе к вечеру появился военный комендант порта в сопровождении таможенного агента, позади которых были еще и две лодки с несколькими мексиканцами, а также двумя китайцами, предлагавшими перевести основной груз судна на пристань. Ведь другого способа сколотить капитал у них не было. Военный комендант порта не выказал какого-либо намерения проверить паспорта либо выяснить личность каждого из пассажиров.

– Документы? Какие могут быть документы! Они ведь прибыли в настоящий рай свободы. А здесь никаких гербовых бумаг не существует, - объявил этот человек.

Женщины же, напротив, живо им интересовались. А сам, тем временем, хвастался, что первым пользовал всех остальных, а также каждую из высадившихся в Сан-Франциско, хотя дамы были не совсем такими, какими бы хотелось. Рассказывал, что первые из них появились в городе уже несколько месяцев назад и были встречены толпой поддавшихся эйфории мужчин, которые выстраивались в ряд и стояли так часами, чтобы занять свою очередь, заплатив за место золотом в формах порошка, крупиц, монет и вплоть до слитков. Речь шла о двух храбрых девушках-янки, которые пропутешествовали с самого Бостона, пересекая Тихий океан по Панамскому перешейку. В конце концов, предложили свои услуги лучшему аукционисту, способному заработать за день нормальный годовой доход. С тех пор прибыли более пятисот человек, и практически все мексиканки, чилийки и перуанки, за исключением некоторых североамериканок и француженок, хотя их число оказалось весьма незначительным по сравнению с все возрастающим прибытием молодых и одиноких мужчин.

Асусена Пласерес не слышала никаких новостей о янки, потому что Тао Чьен отвел ее в винный погреб, как только узнал о присутствии на судне таможенного агента. И уже не смог вынести девушку с судна на плече кого-то из грузчиков, как когда-то сюда доставил, потому что был уверен, что все тюки подвергнутся проверке. Элиза, увидев этих людей, несколько удивилась: оба были совершенно неузнаваемы. На нем светилась лоском длинная блуза и свежие на вид брюки, тугая косичка блестела точно намасленная, к тому же был тщательно выбрит вплоть до последнего волоска на лбу и на лице в целом. Асусена Пласерес, тем временем, также сменила крестьянскую одежду на добротный наряд и теперь носила голубое платье с отделанным перьями декольте. На высокой прическе красовалась изящная шляпка, а губы и щеки в меру оттенял кармин.

– Путешествие подошло к своему концу, и ты, детка, еще жива, - объявила женщина радостным тоном.

Думала одолжить Элизе одно из своих роскошных платьев и вывести девушку с судна, словно та была очередной из их группы. Эта мысль нисколько не казалась абсурдной, ведь сама была уверена, что подобное и было ее единственным ремеслом на суше, - такие объяснения и изложила женщина в подходящий момент.

– Я прибыла, чтобы выйти замуж за своего жениха, - возразила Элиза уже далеко не в первый раз.

– В сложившейся ситуации нет достойного жениха. Если для того, чтобы поесть, нужно торговать собой, торгуй. Сейчас такое время, что на какие-то детали ты можешь не обращать внимание, детка.

Их прервал Тао Чьен. Если в течение двух месяцев на борту находилось семь женщин, то никоим образом не могло спуститься восемь, - размышлял он. Тут внимание привлекла поднимающаяся на борт группа мексиканцев и китайцев, желающая разгрузиться и ожидающая на палубе распоряжений капитана и таможенного агента. Ей указали на Асусену, которая заплетала длинные волосы Элизы в похожую на свою косу с лентой, а сам мужчина, тем временем, намеревался найти комплект собственной одежды. Девушку одели в какие-то брюки, длинную, подпоясанную на талии веревкой, блузку и в соломенную, зонтообразную шляпу. За эти два месяца блуждания в самом что ни на есть настоящем аду Элиза существенно потеряла в весе, поэтому теперь выглядела истощенной и бледной, точно тончайшая рисовая бумага. В одежде Тао Чьена, безусловно, великоватой для девушки, та напоминала недокормленного и печального китайского ребенка. Асусена Пласерес обхватила существо своими крепкими руками прачки и, насколько могла, изо всех сил поцеловала в лоб. Женщина уже успела к ней привязаться и в глубине души радовалась, что девушку где-то ждет жених. А еще просто не могла представить себе этого человечка и далее получающего удары судьбы, терпеть которые, вообще-то, пора бы и перестать.

– Ты выглядишь точно мелкая ящерица, - смеялась Асусена Пласерес.

– А если меня распознают?

– А разве может произойти что-то еще хуже? Например, чтобы сам Кац обязал тебя оплатить посадочный билет. Ты можешь расплатиться своими драгоценностями, неужели они у тебя не для этого? – высказалась женщина.

– Никто не должен знать, что ты здесь находишься. Таким образом, капитан Соммерс не станет искать тебя по всей Калифорнии, - сказал Тао Чьен.

– Если меня найдут, непременно заставят вернуться в Чили.

– Зачем же? В любом случае ты уже потеряла свою честь. А богатые не вынесут этого факта. Твоя семья должна быть крайне довольна твоим исчезновением, ведь так им не придется в прямом смысле выкидывать тебя на улицу.

– Только и всего? Да в Китае за такой поступок тебя бы убили.

– Ладно, китаец, мы пока не в твоей стране. Не пугай девушку. Можешь спокойно выходить куда хочешь, Элиза. На тебя и внимания никто не обратит. Им гораздо веселее смотреть на меня, - заверила ее Асусена Пласерес, прощаясь с ним, одновременно шурша голубыми перьями и поигрывая украшающей декольте брошью с бирюзой.

Так и было. Пять чилиек и две перуанки, настоящие завоевательницы противоположного пола, в самых роскошных нарядах представляли собой главное зрелище этого дня. Спустились в лодки по веревочным лестницам, шагая позади семи абсолютно счастливых моряков, которые тянули между собой жребий, означающий привилегию поддерживать головами зады женщин среди несмолкаемого хора свистов и аплодисментов многочисленной и любопытной толпы, специально пришедшей в порт, чтобы их встретить. Никто не обратил внимания на мексиканцев и китайцев, которые, напоминая ряд муравьев, передавали друг другу тюки с рук на руки. Одну из последних лодок заняла Элиза, сев рядом с Тао Чьеном, который объявил своим соотечественникам, что мальчик полностью глухонемой и немного слабоумный, ввиду чего все попытки с ним пообщаться оказались тщетными.

Аргонавты

Тао Чьен и Элиза Соммерс в первый раз сошли на землю в Сан-Франциско в два часа пополудни одного из вторников апреля месяца 1849 года. На ту пору миновали данное место в короткие сроки, двигаясь по направлению к приискам. Непрекращающийся долгое время ветер затруднял ход, однако же, днем распогодилось, и все смогли оценить панораму бухты в ее великолепной красоте. Тао Чьен был человеком на вид несколько взбалмошным со своим медицинским чемоданчиком, с которым никогда не расставался, с узлом за спиной, в соломенной шляпе и разноцветной шерсти плаще сарапе, приобретенном у одного из мексиканских грузчиков. Тем не менее, чего в этом городе было мало, так это хвастовства. У Элизы дрожали не работавшие два месяца ноги, вдобавок чувствовала на материке такое же головокружение, как и ранее в море, хотя мужская одежда давала некую свободу и обеспечивала возможность оставаться не узнанной - такой невидимкой не приходилось себя ощущать еще никогда. В один прекрасный день от впечатления собственной обнаженности девушка, так сказать, пришла в себя, могла наслаждаться легким ветерком, что залетал в рукава блузки и проветривал брюки. Привыкшая к путам нижних юбок, теперь задышала, наконец-то, полной грудью. С грехом пополам удавалось тащить небольшой чемодан с превосходными нарядами, что еще, исходя из лучших побуждений, собрала мисс Роза, но, увидев колебания девушки, Тао Чьен забросил груз на свое плечо. Накидка из шерстяной ткани с длинным ворсом, свернутая под рукой, по своему весу была точно еще один чемодан, хотя девушка и понимала, что не могла бросить вещь, недавно ставшую ее наиболее ценной принадлежностью. С опущенной головой, основную часть которой прикрывала соломенная шляпа пробиралась вперед через пень колоду сквозь ужасающую сутолоку порта. В деревушке под названием Йерба Буэна, основанной в 1769 году некими испанскими экспедиторами, насчитывалось менее пятисот жителей, но едва по территории распространился слух о золоте, как тут же стали прибывать толпы искателей приключений. В считанные месяцы наивный по своей сути населенный пункт стал известен под именем Сан-Франциско, а слава его разошлась вплоть до самых краев всего мира. Хотя до сих пор и не являлся настоящим городом, наоборот, представлял собой обширных размеров пристанище для тех, кто оказывался в данных краях проездом.