Дочь фортуны

Золотая лихорадка никого не оставила равнодушным: кузнецов, плотников, учителей, врачей, солдат, скрывающихся от закона беглецов, проповедников, булочников, революционеров и даже различной внешности кротких и безобидных безумцев. Все эти люди побросали собственные семьи и имущество ради того, чтобы пересечь полмира и пуститься в подобное приключение. «Занятые поиском золота, они по пути теряют собственную душу», - вот что неустанно повторял капитан Кац на каждом небольшом совершаемом богослужении. Оно отправлялось среди пассажиров и членов экипажа судна «Эмилия» по воскресениям, но никто не принимал этого человека во внимание, будучи ослепленным иллюзией внезапного богатства, способного целиком изменить людские жизни. Впервые в истории золото забирали с бесхозной территории, причем бесплатно и вволю, сколько и было доступно любому, сумевшему взять с собой драгоценный металл. С самых удаленных берегов прибывали и аргонавты: европейцы, бежавшие от войн, чумы и тирании; амбициозные и отважные американцы; рвущиеся к свободе негры. А также жители штата Орегон и одетые в кожу, точно индейцы, русские; мексиканцы, чилийцы, перуанцы; австралийские бандиты; голодные китайские крестьяне, рисковавшие головой и нарушавшие императорский запрет покидать свою родину. На глинистых переулках Сан-Франциско наблюдалось полнейшее смешение всевозможных людских рас.

Главные улицы, прочерчивающие всю местность широкими полукругами, затрагивали и пляж; также в них входили и другие прямые улицы, спускавшиеся с обрывистых гор и оканчивающихся у пристани, а остальные были настолько прямыми и полными глины, что взбираться по ним не удавалось даже самкам мула. Внезапно подул штормовой ветер, поднявший пыльный песчаный вихрь, хотя спустя короткий промежуток времени все опять успокоилось, а небо прояснилось. На территории уже находилось несколько прочных зданий и еще дюжина была в процессе постройки, включая и те, что объявлялись будущими роскошными гостиницами. Все остальное представляло собой некую мешанину временных жилищ, бараков. Попадались и хижины из железной листовой стали, дерева или картона, брезентовые и имеющие соломенное перекрытие палатки. Дожди недавней зимы превратили пристань в одно сплошное болото, нечастый транспорт то и дело увязал в глине, и всем требовались толстые доски, чтобы пересечь эти покрытые мусором канавы, множество разбитых бутылок и прочие отходы жизнедеятельности. Не было ни стока для нечистот, ни каких-то канализационных труб, к тому же колодцы оказались далеко не чистыми. Холера и дизентерия вызывали смертность повсюду, за исключением разве что среди китайцев, которые, следуя обычаю, продолжали пить чай, и чилийцев, сызмальства пивших в своей стране зараженную воду, и, стало быть, обладающих иммунитетом к малейшим бактериям. Неоднородная толпа, сплоченная неистовой деятельностью, кишела в спешке, толкая друг друга и спотыкаясь о строительные материалы, бочки, коробки, стремянки и вагонетки. Китайские грузчики покачивали своей ношей, ограничивая эти колебания жердью, не обращая никакого внимания на тех, кого задевают по пути; мексиканцы, сильные и терпеливые, забрасывали на спину равный собственному весу груз и рысцой поднимались в горы; малайцам и гавайцам было достаточно любого повода, чтобы затеять драку. Были и американцы, которые верхом проникали в импровизированное, начинавшее приносить прибыль, дело, безжалостно сминая под собой попадавшихся впереди. Рожденные же на здешней территории жители Калифорнии демонстрировали остальным чванные, красиво вышитые пиджаки и серебряные шпоры. Особенно модными были брюки с расстегивающимся по бокам двойным рядом золотых пуговиц, шедшим от талии и вплоть до ботинок. Исходивший от драк или несчастных случаев гвалт лишь способствовал шуму сильных ударов молотков, пил и исходящему от ударов по позорным столбам. С ужасающей частотой слышались выстрелы, однако, никто, так или иначе, не жаждал умереть за мелкую кражу из ящика с ключами, что немедленно привлек группу возмущенных горожан, намеревавшихся вершить справедливость своими собственными руками. Собственность и имущество ценились куда более самой жизни как таковой, за любое, превышающее сотню долларов, воровство расплачивались виселицей. Люди покидали игорные дома, бары и так называемые «салоны», украшенные изображениями обнаженных особей женского пола ввиду реального недостатка честных его представительниц. В рыночных палатках под тентами предлагали все, что и сколько имелось, особенно же ликер и оружие. Везде было такое изобилие, поэтому ни один не тратил своего времени, чтобы поторговаться. Практически всегда покупатели оплачивали товар золотом, и особо не медлили, чтобы собрать золотой порошок, плотно приставший к чему-либо еще. Тао Чьен решил, что знаменитая «Гум Сан», о которой столько слышал, представляла собой сущий ад, и прикинул следующее: за то, что удалось скопить, они бы получили крайне мало. Дамская сумочка с драгоценностями Элизы оказалась бесполезной, ведь единственной приемлемой расплатой являлся только чистый металл.

Элиза прокладывала себе путь сквозь ораву, и старалась это делать как можно лучше, вплотную прижимаясь к Тао Чьену, которого мысленно благодарила за мужскую одежду, потому что в ближайшем окружении женщин вообще не было видно. Семерых путешественниц судна «Эмилия» доставили переносным способом в один из многочисленных «салонов», где, без всякого сомнения, те уже начали зарабатывать двести семьдесят долларов, то есть самую стоимость билета, что были должны капитану Винсенту Кацу. Тао Чьен выяснил у грузчиков, что в городе существовали обособленные территории, а принадлежащие одной национальности люди занимали окрестности. Его предупредили, что не стоит приближаться к австралийским хулиганам, которые нападали только так, прибегая к диверсионному выпаду. Также указали и место расположения скопления рыночных палаток и хижин, где жили китайцы. Туда-то и отправился молодой человек.

– Как же я найду Хоакина в этой перепалке? – спросила Элиза, чувствуя себя потерянной и бессильной.

– Если здесь есть китайский квартал, должен быть и чилийский. Ищи его.

– Я и не думаю от тебя отделяться, Тао.

– К вечеру я возвращаюсь на судно, - предупредил ее мужчина.

– И зачем же? Тебя не интересует золото?

Тао Чьен ускорил шаг, а она подстроилась, чтобы не упускать того из виду. Вот так и прибыли в китайский квартал. «Маленький Кантон», как его называли, представлял собой пару чахлых улиц, где молодой человек немедленно ощутил себя словно в родном доме, потому что и близко не было недалеких людей, а воздух был пропитан утонченными запахами блюд его страны. К тому же слышались различные диалекты, хотя, в основном, преобладало наречие кантон. Для Элизы, напротив, все было так, словно очутилась на другой планете: не понимала ни единого слова, более того, какими-то разъяренными, если не сказать сумасшедшими, казались окружающие, потому что жестикулировали чересчур эмоционально. Не были замечены женщины и там, но Тао указал на пару оконец с запорами, откуда временами высовывались отчаянные лица. Вот уже два месяца у этого человека не было женщины, хотя из окон его так и звали. Однако ж, мужчина слишком хорошо знал о вреде венерических заболеваний, чтобы, всего лишь развлекаясь с одной из так называемых мочалок, ненароком оказаться под их угрозой. По пути попалось всего лишь несколько крестьянок, вероятно, купленных за считанные монеты и привезенных из самых отдаленных провинций Китая. Тут подумал о своей сестре, которую когда-то продал их отец, в результате чего только еще больше затошнило.

– Что с тобой, Тао?

– Дурные воспоминания…. Эти девушки – рабыни.

– Разве говорят, что в Калифорнии нет рабов?

Они вошли в ресторан, отмеченный традиционными желтыми ленточками. Это, скорее, был продолговатой формы постоялый двор, до отказа набитый людьми, которые, тесня друг друга, поглощали все в спешке. Шум палочек о суповые миски и словесная беседа музыкой отдавались в ушах Тао Чьена. Стоя в два ряда, люди ждали того момента, когда, наконец, удастся сесть. Выбора особого не было, за исключением выгодного использования того, что оказывалось под рукой. И поистине требовалось мастерство, чтобы на лету поймать тарелку, прежде чем другой, более бойкий и расторопный клиент, ее не перехватит. Все же Тао Чьен получил одно блюдо для Элизы, а другое для себя. Она недоверчиво разглядывала зеленоватую жидкость, в которой плавали бледные выцветшие лохмотья непонятно чего и желеобразные моллюски. Все хвалила себя за то, что вновь узнает любой ингредиент по запаху, хотя последний даже не показался в какой-то степени съедобным, напротив, само блюдо по виду напоминало некое болото с кишащими там головастиками. Тогда решила воспользоваться преимуществом не прибегать к палочкам, ведь все это могла поглотить прямо из пиалы. Голод способен на большее, нежели всякие подозрения, поэтому и осмелилась отведать блюдо, пока в то же самое время за ее спиной ряд нетерпеливых прихожан подгонял девушку криками. Мясное блюдо с овощами оказалось просто восхитительным, соответственно, девушка его кушала куда больше и охотнее, однако Тао Чьен, не дав достаточно времени, уже взял человека за руку и вывел наружу. Сначала, идя друг за другом, оба прошлись по магазинам квартала, чтобы восполнить количество лекарственных средств медицинского чемоданчика и поговорить с парочкой практикующих в этом городе китайских знахарей, а затем дошли и до игорного дома, каких было более чем достаточно на каждую куадру. Он представлял собой деревянное, с замашкой на роскошь, здание, украшенное полотнами, изображающими сладострастных полуодетых женщин. Золотой порошок был слишком тяжел, чтобы обменивать его на монеты курсом шестнадцать долларов за унцию, также нелегок был и для того, чтобы вытаскивать на стол полную его сумку. Американцы, французы и мексиканцы составляли большинство клиентов, среди которых также встречались и искатели приключений из Гавайи, Чили, Австралии и России. Самыми популярными карточными играми считались «монте», мексиканского происхождения, «ландскнехт» и «21-о». Так как китайцы предпочитали «фан-тан» и рисковали всего лишь несколькими сентаво, то за столиками подобной дорогой игры никого особо не приветствовали. Не было замечено ни одного играющего негра, хотя какие-то из них обеспечивали музыкальное сопровождение или обслуживали столы. Позже выяснилось, что работали для тех, кто заходил в бары либо в игорные дома, чтобы даром пропустить рюмку-другую, а затем таких вынуждали покинуть заведения либо, в крайнем случае, грубо оттуда выкидывали. В салоне находились только три женщины: две молодые мексиканки с большими, искрящимися остроумием, глазами, одетые в белое и курящие сигареты одну за другой, и француженка в тугом корсете и слишком накрашенная, уже немного в возрасте, но, впрочем, симпатичная. Обегали столы, подстрекая как игру, так и выпивку, и обычно покидали помещение под руку какого-нибудь клиента, скрываясь за тяжелой занавеской из роскошной парчи. Тао Чьена проинформировали, что дамочки зарабатывают унцию золота за то, что составляют компанию в баре в течение часа. А бывает, что перепадает и несколько сотен долларов, если проводят целую ночь с холостым мужчиной, однако француженка обошлась бы гораздо дороже, хотя та еще ни разу не общалась с китайцами и неграми.

Элиза, спрятавшись за столь нужную и спасаемую роль восточного мальчика, вся изнуренная, сидела в углу. А он, тем временем, беседовал то с одним, то с другим, выясняя подробности о золоте и о жизни в Калифорнии в целом. Для Тао Чьена, оберегаемого воспоминанием о Лин, оказалось гораздо легче вынести искушение женщинами, нежели не поддаться соблазну игры. Звуки падающих фишек игры «фан-тан» и стук игральных костей о поверхность столов сигналом какой-то сирены неумолимо звали его к себе. Мало того, один лишь взгляд на колоду карт в руках игроков заставлял мужчину потеть еще как, но тот все же крепился, подкрепляемый следующим убеждением: если сейчас не сдержит собственного обещания, удача отвернется от него навсегда. Годами позже, после многочисленных приключений, Элиза спросила у него, причем же тут удача, на что молодой человек, не думая дважды, ответил, что лишь благодаря счастливому случаю еще жив и известен. Этим вечером также узнал, что основные прииски находятся вблизи рек Сакраменто, Американ, Сан-Хоакин и в сотнях лиманах, но еще не было достоверных карт, почему и расстояния оказались огромными. Количество золота, что можно было легко добыть буквально с поверхности, стало постепенно убывать. Разумеется, не хватало и удачливых шахтеров, которым случайно попадалось золотое семя размером с ботинок, большинство же соглашалось и на горстку порошка, полученную в результате чрезмерных усилий. О золоте говорилось много, - сказали ему, - а вот о том, на какие жертвы приходится идти, чтобы его добыть, почти не упоминается. Нужна была ежедневная унция, чтобы сколотить какой-то капитал, ведь тот, кто намеревается жить как собака, найдется всегда, потому что цены на все были поистине сумасбродными, и золото пропадало так, что и глазом не успеешь моргнуть. А торговцы и ростовщики богатели день ото дня, точно некий крестьянин, нанявшийся стирать одежду. Благодаря чему за считанные месяцы и удавалось построить прочный дом, более того, уже можно было подумывать о возвращении в Китай, где и выкупить несколько жен и посвятить себя воспитанию настоящих мужчин из собственных сыновей. Были и другие, кто вечно одалживал деньги в игорных домах под десять процентов в час в собственных же интересах, иными словами, доход таких граждан составлял более восьмидесяти семи тысяч в год. Он то и дело находил подтверждение в сказочных историях об огромных семенах, о драгоценном порошке, щедро перемешанном с простым песком. Также были правдивы рассказы и о его пластах, расположенных между кварцевыми камнями, о самках мула, лапы которых соскальзывали с утеса, открывая тем самым сокровище где-то внизу, хотя, чтобы разбогатеть, несомненно, требовались труд и удача. Американцам не доставало терпения, не умели работать в команде, к тому же беспорядок и алчность постоянно одерживали над ними верх. Мексиканцы и чилийцы, те разбирались в горном деле, хотя сами тратили чересчур много. Жители штата Орегон и русские только зря расходовали свое время, не переставая драться и пить. Китайцы же, напротив, старались извлечь выгоду из своего скудного имущества, потому что были людьми скромными, не напивались и трудились точно муравьи по восемнадцать часов в день без отдыха и жалоб. Простачки же возмущались успехом китайцев, как его своевременно предупредили, поэтому и было необходимо вечно прятаться, притворяться дурачками, особо не провоцировать и вдобавок не вести себя дурно, словно следуя примеру, подаваемому гордыми мексиканцами. Да, объясняли мужчине далее, существовало и временное прибежище чилийцев, правда, на некотором отдалении от центра города, где-то очень далеко по правую сторону, и называлось Чилесито, но рисковать и рыскать по тем местам в сопровождении его глуповатого брата уже было слишком поздно.

– Я возвращаюсь на судно, - объявил Тао Чьен Элизе, когда, наконец-то, оба вышли из игорного дома.

– Я чувствую головокружение, будто вот-вот упаду.

– Ты очень больна. Тебе необходимо хорошо поесть и отдохнуть.

– Я не могу сделать это в одиночку, Тао. Пожалуйста, не оставляй меня пока…

– У меня же контракт, капитан вынудит кого угодно меня найти.

– А кто же тогда выполнит приказ? Все суда брошены. На борту никого не осталось. Этот капитан, вообще-то, может кричать до хрипоты, но никто из моряков так и не вернется.

«Что же я буду с ней делать?» – громко вопросил Тао Чьен на кантонском наречии китайского языка. Его контракт заканчивался в Сан-Франциско, но бросить девушку на произвол судьбы в подобном месте – это мужчине было не по силам. Вот и оказался в своеобразной ловушке, по крайней мере, до тех пор, пока у человека не прибавится сил, пока не наладит связь с другими чилийцами или не обретет спокойствие, встретив своего прыткого возлюбленного. Все это будет не так уж и трудно, - полагал он тогда. Из-за смущения, что, казалось, имело место в Сан-Франциско, для китайцев повсюду не существовало никаких тайн, ведь спокойно можно было дождаться следующего дня и сопроводить девушку в Чилесито. Город погрузился в темноту, что придала ему фантасмагорический вид. Практически все жилища были из брезента, и находящиеся внутри лампы делали дома прозрачными и светящимися точно алмазы. Улицы освещались факелами и большими кострами, а шедшая из игорных домов музыка лишь способствовала созданию всеобщего сказочного и нереального впечатления. Тао Чьен искал пристанище, чтобы провести ночь. И некоторое время спустя случайно наткнулся на больших размеров барак. Он был где-то двадцати пяти метров в длину на восемь в ширину, изготовленный из досок и металлических пластов, вытащенных из увязших судов. Сверху же здания была вывеска, сообщающая о том, что оно является гостиницей. Внутри же в два этажа располагались поднятые койки, представляющие собой простые деревянные полки, на которых можно было вытянуться во всю длину. Там же находился и постоялый двор, где продавался ликер. Правда, здание оказалось без окон, и дышать удавалось лишь воздухом, что шел через прорези между дощатыми стенами. За доллар клиент получал право переночевать, причем вдобавок полагалось и постельное белье. Первые пришедшие занимали койки, остальные устраивались прямо на полу, но этим двоим отказали во всяком месте, хотя свободные еще оставались, лишь потому, что те китайцы. Тогда пришлось кинуть прямо на землю тюк с одеждой, что послужил бы подушкой; сарапе и кастильская накидка были единственными вещами, которыми можно было как-то накрыться. Вскоре помещение заполнилось людьми разных рас и лиц, которые размещались тесными рядами вплотную друг к другу – все одетые и со своим оружием в руке. Уйму сальных пятен, табака и человеческих выделений дополняли хрип и раздраженные голоса тех, кого мучили ночные кошмары, - все это вместе очень затрудняло возможность уснуть. Но Элиза была настолько уставшей, что совершенно не отдавала себе отчет в том, как проходит время. Проснулась лишь на рассвете, дрожа от холода, съеженная около спины Тао Чьена, и только тогда уловила его морской запах. На судне тот смешался с необъятной, окружающей их водой, но именно этой ночью девушка узнала типичное благоухание, исходящее от тела находившегося рядом человека. Закрыла глаза, прижалась к нему еще крепче и в скором времени снова заснула.

На следующий день оба отправились на поиски местечка Чилесито, которое она тотчас признала, потому что чилийский, подвешенный высоко на палке, флаг, развеваясь, описывал круги, и большинство мужчин носило типичные «незамысловатые» шляпы-сомбреро конической формы. Все располагалось вокруг восьми или десяти переполненных людьми блоков домов, включая нескольких женщин и детей, путешествующих с мужьями и отцами, каждый из которых занимался каким-то ремеслом или какой-то другой деятельностью. Жилища представляли собой походные палатки, лачуги и хижины, окруженные досками, что защищали от беспорядочных груд инструментов и мусора. Среди них также встречались рестораны, импровизированные гостиницы и бордели. Повсюду насчитывалась где-то пара тысяч чилийцев, заселяющих этот квартал, но в действительности никто никого не подсчитывал, а сама территория рассматривалась лишь как временное пристанище для недавно прибывших людей. Элиза почувствовала себя счастливой, как только услышала язык своей родной страны и увидела вывеску на обшарпанной брезентовой палатке, говорящей о наличии пирогов с начинкой из нескольких видов мяса, впрочем, хорошо ей известных. Подошла ближе и, скрывая свое чилийское произношение, попросила порцию тех, что были вкуснее. Тао Чьен уставился на порядком странное для него питание, поданное завернутым в газетный листок за неимением элементарной тарелки, совершенно не зная, как же стоит обращаться с подобными вещами. Элиза объяснила ему, что речь идет всего лишь о свиных потрохах, обжаренных в жире.

– Вот вчера я ела твой китайский суп. Что ж, сегодня ты поешь моих чилийских пирожков, - наставительно произнесла девушка.

– Разве эти китайцы говорят на кастильском наречии? – продолжал любезно расспрашивать продавец.

– Мой друг не говорит, а я сама лишь постольку, поскольку была в Перу, - возразила Элиза.

– И что же вы ищите в этих краях?

– Некоего чилийца, его зовут Хоакин Андьета.

– И с какой такой целью вы разыскиваете мужчину?

– У нас есть сообщение для него. Вы знакомы с этим человеком?

– За последние месяцы по здешним местам прошло много людей. Никто не задерживался тут более чем на несколько дней, напротив, большинство быстренько отправляется на прииски. Кто-то возвращается, другие же нет.

– А Хоакин Андьета?

– Да я не помню, но, пожалуй, поспрашиваю.

Элиза и Тао Чьен сели перекусить в тени находящейся неподалеку сосны. Спустя минут двадцать возвратился и продавец еды в сопровождении мужчины, по виду которого можно было понять, что тот происходил из северных индейцев, со свойственными им короткими ногами и широкими спинами, который и сообщил следующее: Хоакин Андьета уехал на прииски в направлении Сакраменто, по крайней мере, уже два месяца назад, хотя в тех краях никто как не обращает внимания на календари, так и не подсчитывает путешествия чужих граждан, до которых им нет никакого дела.