Дочь мэра
Шрифт:
— Я его племянник, но по факту считаю своим отцом.
В момент на лице мэра образовывается нечитаемая эмоция, желваки поигрывают, а огонь в глазах то тухнет, то возгорается вновь. Сжав челюсть, он кивает, упираясь руками в стол. Костяшки пальцев бледнеют от напора, с каким он это делает.
Возможно, мой ответ ему не понравился. Вероятно, с моим батей у мэра было что-то негативное, но что? А может все дело в том, что он к нему и так хорошо относился, а тут я.
Хотя чего гадать? Спрошу в лоб!
— А что это проблема? Я горжусь своим батей, и даже если у вас терки, не думаю, что
Белов переводит на меня серьезный взгляд и изгибает бровь в немом вопросе.
— Я не сказал, что это проблема. Как ты выразился «терок» у меня с ним нет, мы знакомы и периодически общаемся по разного рода вопросам.
Повисает молчание. Напряжение чувствуется физически.
— Александр Павлович, я давно хотел с вами познакомиться, но так уж вышло, что делаю это сейчас. По независящим от себя причинам. Яна меня спасла, выхаживала в госпитале, я влюбился. Говорю, как есть. Мы недолго встречаемся, но намерения у меня серьезные. Сегодня я хочу сделать ей предложения, но сначала зашел к вам. Даже если вы будете против, спешу сообщить, что для меня это не станет преградой, потому что я все равно сделаю ей предложение. Непорядочно делать это в обход родителей, вот и все. А в остальном просто имейте в виду, что я ваш зять. Разумеется, вы вряд ли счастливы, но и я не могу больше вот так. Ее неровен час из-под носа угонят, и нет времени на хождения за ручку. Тем более с моей работой. Тут на задание уехал, и то херня приключилась, — откашливаюсь, наверное, без мата было бы лучше, но как иначе назвать эту поебень, что приключилась. — В общем. С работой это…неважно. Важно, чтобы вы понимали, я трудолюбивый, по зарплате не генерал, но каждый генерал когда-то был старлеем. Вы тоже мэром не всегда были, так что какие мои годы?
Мэр молча отталкивается от стола и идет к буфету, стоящему рядом со мной. Достает оттуда бутылку с янтарной жидкостью и два стакана.
— У меня сейчас два желания. Первое: пожать тебе руку, а второе: вмазать по роже, хотя объективно для этого причин нет, но что поделать, если свою дочь я адски ревную, — произносит он, не глядя на меня.
— Я вас понимаю, но ваш боец мне уже вмазал. Так что можно считать, что от вашей семьи ответка пришла.
— Таааак, — мэр делает глубокий вдох и переводит на меня удивленный взгляд. — Миша еще в курсе?
— Да, мы с ним в госпитале познакомились.
Мэр хмурится, а затем задает тот вопрос, от которого у меня по спине холодок проходится.
— Ты говоришь «госпиталь», «Яна спасла, выхаживала». А что она там вообще делала? Я не пойму…
Вот же ж…твою мать! Она ж ничего не сказала родным!
Пиздец подкрался незаметно.
Что ж ты, фраер, сдал назад? Глядя своему тестю в лицо, пиздеть как-то не получится, потому что…что? Потому что правда все равно вскроется, но как же херово, что вскроется она от меня. Облачко меня убьет и правильно сделает.
— Наверное, будет лучше, чтобы Яна вам рассказала… — вроде не вру, но с темы съезжаю.
— Не беси меня больше, чем ты бесишь меня сейчас, группа «А», — звучит предупредительный рык от мэра.
Мы смотрим
друг другу в глаза, и я практически шепчу ему правду, спалив Яну с концами. Это не порядочно, но я уже сказал А, а вот если бы смолчал…Дебила кусок.— Так она там практикуется…
Опять молчание. Мэр только моргать и может. А затем челюстью хрустит и переводит внимание на коньяк. Точно коньяк, один из самых дорогих. Наливает себе граммов двести и залпом выпивает, не поморщившись.
— Интересно кони пляшут, — хрипит он.
— Послушайте, она так переживала. Я хочу сказать, что она молодец. И что вы точно можете ею гордиться, это без вариантов. Только вы не злитесь на нее.
— Давай я сам решу, какие эмоции у меня должны сейчас рождаться по отношению к моей же дочери? Да? Спасибо!
Блин, это очень хреновая ситуация. О ней я вовсе не подумал, ведь мой мозг поплыл из-за Облачка, и я совсем отупел вкрай.
Красные лампочки загораются перед глазами, я выдыхаю огненный воздух и прожигаю взглядом массивную фигуру Белова. Он в ахуе. Я тоже в нем.
— Будешь? — разливает по соточке и ко мне стакан двигает.
Отказывать тестю херово, но у меня выхода другого нет.
— Ну что вы. При всем уважении…я не пью. У меня режим жим-жим.
— Больной или падла? Кому я дочь отдаю?
— Александр Павлович, я ж только восстановился. У меня зал, у меня режим. Я должен быть в форме, от этого зависит моя жизнь и жизнь моей команды на службе.
— Это я понял, спецназовец Исаев. Ну что ж, будем знакомы, Богдан Семенович, — он цокается с моим полным стаканом, выпивает, а затем протягивает мне руку.
Краш-тест от отца пройдет, да? Я жму ему руку, выходит так, как будто мы меряемся пиписьками в этом жесте.
Мне надо срочно с Яной поговорить. СРОЧНО.
— Яна вас боготворит и очень переживала, что сразу все не рассказала. В силу того, что я знаю, она очень боится вас разочаровать.
Рукопожатие заканчивается.
— Да хватит уже меня задабривать, Исаев. Это моя дочь, я что, зверь какой? Неожиданно, что она мне врала, это неприятно, знаешь ли. Я думал, она папина дочка до мозга костей.
— Яна еще неделю назад хотела вам все рассказать, — встаю на защиту Облачка, у меня это теперь автоматом выходит.
— Я в командировке был. Только вот приехал, а на ней лица нет. Из-за тебя, значит?
— Это тупое стечение обстоятельств…Я вам обещаю, что все исправлю, — уверенно произношу, на что получаю кивок.
— Исправляй, Исаев. Моя дочь плакать не должна. Как чувствовал, что что-то нечисто. Вот и пожалуйста! — кулаком он упирается в стенку, а на меня больше не смотрит.
Глава 49
День рождения Миши проходит мимо меня. Я что-то совсем расклеилась, еще и температура с ног сбила. Даже на празднике не была толком. Так тортик попробовала и в кровать баю…Меня стараются не трогать, думали даже праздник перенести, но я настояла на проведении. В смысле ради меня двигать тожество?
Это день Рождения Миши! Этот день всего лишь раз в году, да и увольнительный дали только на день Рождения и день после него, чтобы добраться в столицу. Все.