Дочь мэра

Богдан, будто бы в насмешку, только сильнее меня сжимает, позволяя только развернуться к нему лицом.

Теперь я вижу его расквашенное лицо, ладно не совсем расквашенное, но явно подбитое. Тут и ловлю удар под дых. Воображаемый, конечно. На таком знакомом родном лице только-только зажили старые раны и вот опять.

Взгляд тоже побитый и очень грустный, хоть на губах блуждает та теплая улыбка Исаева, от которой ноги подкашиваются.

— Яночка, — он касается моего лица бережно и так нежно, все еще удерживая за талию, плотно к себе прижимая. — Я тебя так люблю, — лицом упирается в мое и то на губы смотрит, то в глаза. Преданно так, как никогда.

Не сказать, что внутри все не растапливается от его слов, сказанных мне на полном серьезе и так, что веришь каждому…

Мне от этого так паршиво, сразу складывается ощущение, что я все не так поняла и виновата в своих собственных страданиях и в страданиях Богдана.

— Ты почему не отвечала мне? Почему молчала и почему в ЧС кинула? — он почти касается меня губами, заставляя покрываться липкой пленкой. В жар бросает и в холод. Все одновременно.

— Богдан, давай не делать вид, что ты не понимаешь…Спроси у своей… — договорить не успеваю, он меня прерывает.

— Не понимаю, малыш. Я жду, потому что я, блять, нихуя не понимаю, и меня от этого кроет. Я виноват лишь только в том, что не сменил замки. ВСЕ. Остальное не понимаю! Почему ты меня не дождалась все выяснить, Яна? Блять, с ума чуть не сошел на задании, когда у нас связь появилась, и я этот поток увидел, а дозвониться уже не смог, потому что в черном списке у своей любимой девушки! Яна, что за детский сад ты творишь? Я вне себя от бешенства, мне хочется пороть тебя за такое поведение. Пойми ты, я на тебе свихнулся, со мной нельзя так. У меня работа пздц сложная, она на нервах может стать причиной трагедии, понимаешь? Я должен иметь тыл в твоем лице, а я чуть дуба не дал от сердечного приступа в том сраном бусике!

Дыхание перекрывает. Впервые Богдан на меня реально зол, хотя это я должна злиться. В итоге…

Практически шепотом спрашиваю:

— Какое задание? — у меня язык к небу липнет. Я ведь думала, что он просто на сборах…что просто…боже. Страх плотно укореняется в теле, мне кажется, что я почти инсульт сейчас словила.

— Такое, Яна, я не могу говорить, это, блин, не для твоих ушей и все очень сложно. Я не могу говорить о своей работе, но не было у нас по итогу сборов, в жопе мира мы были на сложной операции, связи не было. Ну прости, что я не додумался замки сменить, мне бы в голову не пришло, что ты там увидишь чет эдакое. Или кого-то эдакого. Но разве это все стоит того, чтобы устраивать подобное? Яна, да я бы в жизни не обманул тебя. Господи! Я такой злой, просто пиздец, — он сильнее меня в объятиях сжимает и практически причиняет боль.

На душе скребут кошки, в легких образовывается вакуум. Начинаю задыхаться от сдавленных рыданий.

— Богдан…Я…

Понятия не имею, что сказать. Мне хочется саму себя отшлепать за то, что я сделала, а еще так стыдно, словно он меня как ребенка сейчас вычитывает. И ведь прав. Я ведь могла…но ослепла от ревности и подозрений, будто бы он давал мне повод усомниться в себе.

Так правдоподобно звучало, что не поверить сложно.

— Все шшш, спокойно. Дай мне, бляха, успокоиться, а то одно желание. Перекинуть на плечо и унести домой, чтобы вытрахать из тебя всю эту херню. Значит так, мне похер, что она тебе сказал. Все. Мы это обсуждать не будем. Никогда больше не будем, Яна. И если есть сомнения, ты открываешь рот и говоришь, а если я на связь не выхожу, ТЫ ЖДЕШЬ, ПОКА Я ВЫЙДУ, потому что я могу наперевес с автоматом по болоту ползти или сидеть в засаде, а там не до мессенджеров, понимаешь? Яна, блин!

Он впивается в меня болезненным поцелуем, толкая язык мне в рот. Руками обхватывает голову и не дает сдвинуться с места. Через мгновения ладони уже скользят вдоль туловища и останавливаются на лопатках, прогибая меня в пояснице. Губы пекут, давление только что сигануло ввысь. Я словно касаюсь открытого огня, сама тянусь обнять Богдана и одновременно с этим плачу.

Губах горький привкус отчаяния и упоительной ласки.

Богдан со стоном отрывается от меня и шепчет в губы.

— В общем. Я познакомился с твоим папой. Попросил у него твоей руки. Теперь прошу у тебя, Облачко. Нет времени на «красиво», у нас предложение в полевых условиях.

С этими словами он тянет руку к карману, достает коробочку. Я даже не успеваю в шок впасть, как на центральной части ТЦ, где одна стена состоит из панелей, транслирующих рекламу, внезапно появляется надпись:

«Облачко, выходи за меня! А если ты не согласишься, я тебя свяжу, украду и буду просить так долго, пока ты не скажешь мне «да»».

Яркая надпись начинает мигать, Богдан опускает на одно колено и протягивает мне кольцо. Люди образуют круг, начинают хлопать, кто-то кричит «говори ему да». Я в шоке. Нет. Я в какой-то эйфории, прижимаю руки к лицу и, заливаясь слезами, на этот раз от счастья, киваю, после чего народ вокруг громко улюлюкает.

Богдан подхватывает меня на руки и снова целует. По телу без остановки гуляют мурашки.

— Все, блин, теперь хрен кто угонит. Пломбу поставил.

Ох уж эти шуточки.

Боковым зрением замечаю, что Миша снимает нас на камеру.

И только обняв Богдана и прижавшись лицом в ворот рубашки, до меня запоздало доходят слова о знакомстве с отцом. Ох.

Глава 50

БОГДАН

Первым делом после мэра приходится говорить с Рустамом Беловым, который меня три раза предупреждает, что Яна — священна, и если не дай бог что…то…то все они останутся без внуков и без племянников, а писать я буду через трубочку.

Ага. Ну ясно!

Однако несмотря ни на что мы с Рустамом находим общий язык. Мужик он что надо, юмор у нас схожий. Пиздюковский. В общем не так страшны мужчины семьи Беловых, как их рисуют. А мне вообще не ясно, чего все вокруг ссутся по углам.

Мужики что надо, я к таким и привык!

Спецоперация «Захват Облачка в тиски» проводится при поддержке Миши Белова и моего подвешенного языка. Читай: умения договориться даже с самой смертью. Кто еще смог бы уговорить управляющего ТЦ провернуть вот такое мероприятие и растянуть надпись-обращение к Яночке на всю рекламную площадь?

Только альфач. Только я.

Да, за все деньги мира, но все равно ведь получилось! Самое главное, что удивил. Мы с бойцом отработали слажено, он меня уведомил сразу, как они вышли от врача, а я уже тут как тут, ждал в нужном месте.

Миша сам дал отмашку управляющему ТЦ, как только я потянулся за кольцом. Команда у нас вышла «ух»!

Никакие другие операции так сильно не ударяли по моим нервам, как ударяет эта. Я внутри практически испепелился от напряжения, от волнения и даже от трепета. Так меня протянуло через мясорубку, что словами не передать. Сейчас стою, сжимаю Яночку в объятиях и даже не смею помыслить о том, чтобы отпустить.

Смерти подобно.

На руках в машину уношу, а там на коленках умещаю и снова впиваюсь в губки. Мне надышаться ею сложно, нацеловаться и подавно, я даже пытаться не буду, только процессом наслаждаться.

У нас так всегда будет. На разрыв аорты, и чтобы до ломоты в теле эта жажда в друг дружке была.

Отрываемся на миг.

— Богдаша, — обнимает меня, упираясь лицом в шею.

— Ян, я сейчас вообще говорить не способен. У меня котелок закипел, только целовать тебя могу.