Дочь палача и черный монах

Бенедикта взглянула на Боненмайра. У настоятеля вдруг побледнело лицо и на лбу выступили капельки пота. Он взволнованно принялся протирать очки.

– Что с вами? – спросил Симон. – Вам известна такая могила?

– Говорите же! – воскликнула Бенедикта.

Настоятель не поднимал взгляда и продолжал протирать очки.

– Это может быть и совпадением, – проговорил он. – Но здесь, в Штайнгадене, действительно есть место, которое… да, которое посвящено храму Гроба Господня в Иерусалиме. Это часовня, и очень старая.

Симон почувствовал, как у него пересохло во рту и сердце забилось чаще.

– И как называется эта часовня? – прошептал он.

Настоятель снова надел очки. За стеклами блеснули маленькие, живые глаза.

– А это как раз самое интересное, – ответил он и повертел кольцо-печатку на пальце. – Она называется часовней Святого Иоанна. И стоит прямо перед нашей церковью.

Симон громко простонал. Часовня Святого Иоанна! Еще сегодняшним утром они мимо нее проходили. Им и в голову не могло прийти, что в маленькой неприметной часовенке, возможно, находилось сокровище! Лекарь снова перебрал в голове выгравированные слова. Теперь он мог наконец представить, как примерно звучало предложение, дополненное словами с другого меча. Он шепотом произнес латинскую фразу, которая получилась бы, взгляни Симон на оба клинка.

– Heredium templorum in domu baptistae in sepulcro Christi.

Наследие… тамплиеров… под кровом… Крестителя… в могиле… Христа…

Так примерно должна звучать фраза! Сокровище тамплиеров находилось в часовне Святого Иоанна, посвященной храму Гроба Господня в Иерусалиме! Если знать, что обе надписи связаны в одно предложение, то без труда можно разгадать головоломку. Симон невольно усмехнулся. Насколько этот Фридрих Вильдграф все точно спланировал! И на печати тамплиеров в развалинах замка на одной лошади скакали два рыцаря…

Два рыцаря. Два меча. Они все время были по двое.

Симон вскочил со стула и бросился к двери. Они уже так близки к цели. Совсем скоро Симон сможет подержать в руках сокровища тамплиеров! Настоятель Боненмайр их отпустит и, может быть, даст им немного денег, дорогую брошь или золотой кубок… Они все-таки помогли ему разгадать головоломку и…

Только теперь он заметил, что Августин Боненмайр подошел к двери раньше него.

– Мое почтение вам! Вы и вправду неплохо справились, – с улыбкой сказал Боненмайр. В правой руке он держал меч; глаза настоятеля сверкали за стеклами очков, словно он удачно пошутил. – Настало время представить вам верного моего слугу. Возможно, вы с ним уже встречались.

Он распахнул дверь.

Симон вздрогнул. Перед ними стоял монах в черных одеяниях. Тот самый монах, который еще накануне зарезал ландскнехта в монастыре Роттенбуха. За поясом у него торчал изогнутый кинжал, а с шеи свисал тяжелый золотой крест.

– Deus lo vult, – прошептал брат Натанаэль. – Сам Господь послал вас сюда.

Когда настоятель Штайнгадена протянул монаху руку, Симон увидел, что на его кольце был выбит точно такой же крест, какой висел на груди монаха.

Крест с двумя поперечинами.

13

– Еще я согрешила, когда подглядывала за красавцем Петером из Хубер-Бауэрна, и еще на прошлой неделе выпила все сливки с молока… и… и в детстве однажды швырнула в старика Бертхольда конским навозом. В этом я еще ни разу не каялась на исповеди.

Магдалена с трудом подыскивала слова. Грехи ее постепенно закончились, а брат Якобус не выказывал до сих пор никаких признаков отравления. Он сидел рядом с ней на скамье, опустил голову и лишь время от времени кивал или бормотал: «Ego te absolvo» [35] .

35

Разрешаю тебя, т. е. отпускаю тебе грехи ( лат.).

Монах не выказывал никаких чувств. Его, похоже, нисколько не интересовало, совершала ли Магдалена страшные грехи или вовсе безобидные. Погруженный в свой божественный мир, он закрыл глаза и, словно губка, впитывал прошлое Магдалены.

– К тому же в позапрошлое воскресенье я думала в церкви о Симоне и переглядывалась с ним, и во время пения просто открывала рот…

Магдалена исповедовалась, а сама про себя ругалась на чем свет стоит. Может, семена дурмана и ягоды красавки пролежали слишком долго? Или потеряли свои свойства? Или просто доза ее тюремщику требовалась лошадиная?

Это был ее последний план. Если он провалится, что делать дальше, Магдалена не знала. Монах все кивал и неустанно бормотал тихую молитву.

– Dominus noster Jesus Christus te absolvat, et ego auctoritate ipsius te absolvo… [36]

Внезапно с братом Якобусом произошла перемена. На лбу у него выступили капельки пота, он провел языком по пересохшим губам и стал тереть друг о друга ноги, словно между ними вспыхнул огонь и его следовало затушить. Потом он взглянул на Магдалену, и у нее кровь застыла в жилах. Глаза монаха превратились в огромные черные пропасти, зрачки расширились, так что он стал похож на старую накрашенную женщину. По уголкам рта у монаха выступила слюна, и он схватился за бедра Магдалены.

36

Господь наш Иисус Христос разрешает тебя, и я властью Его разрешаю тебя… ( лат.)

– О, этот грех, Магдалена! – прошептал он. – Грех снова одолевает меня! Помоги мне, пресвятая Дева Мария! Дай мне силы! Грех!

Магдалена стряхнула его руку, но монах тут же схватил ее снова. Ладонь его, словно жирный паук, поползла от бедер к груди девушки. Все тело Якобуса начало дрожать.

– О Магдалена! Демоны, они вселяются в меня. Их слишком много. Они ласкают меня в срамных местах, они лижут меня, целуют влажными губами и гладят мою обнаженную кожу. Пресвятая Дева Мария, помоги мне. Помоги мне!

С громким криком монах бросился на Магдалену. В последний момент ей удалось вскочить со скамьи. Якобус обхватил лавку и свалился вместе с ней на пол. Словно племенной бык, он начал тереться бедрами о полированное дерево. Потом неожиданно встал, и Магдалена увидела, как вспучилась его плоть под рясой. Глаза монаха сверкали, как у животного.

Магдалена осторожно отступила на несколько шагов.

Проклятье, надо было положить меньше красавки и побольше дурмана!

Девушка вполголоса обругала себя за свою ошибку. И как же она не подумала! И ее отец, и Марта Штехлин часто добавляли красавку в любовные зелья. Правда, на такой результат Магдалена и не рассчитывала. Якобус обливался потом, тяжело дышал и говорил как-то прерывисто.

– Магдалена… это вправду ты? Твоя грудь… твоя белая кожа… Я последую за тобой, все равно куда…

Монах улыбнулся, пот градом катился по его бледному лицу. У Магдалены появилось чувство, что он видел перед собой кого-то совершенно другого.