Дочь пекаря

– Мне больше нельзя петь, – прошептал он. – Когда я пою, людям плохо.

Элси вспомнила, что говорил Йозеф: Тобиас пел для новоприбывших заключенных в лагере.

– Ты пел мне и спас меня, – напомнила она. Тобиас не поднял глаз.

Она взяла его ручонку в свою. Кожа у него была тонкая, как корочка хлеба.

– Когда-нибудь ты споешь для большой толпы. Люди будут аплодировать тебе стоя и бросать розы к твоим ногам.

В свете ночника глаза Тобиаса вспыхнули кроткой надеждой.

– Обещаешь? – сказала Элси.

– Как я могу обещать, если не знаю, что будет? – Я в тебя верю. Все будет, как ты скажешь.

Ему нужно верить во что-то. Ей тоже.

Он глубоко задумался. Затем посмотрел на нее решительно: – Обещаю.

– Спасибо. – Бояться времени не было: она наклонилась и поцеловала его в лоб.

Затем спустилась в кухню и аккуратно соскребла плесень с творожного сыра. Мама сберегала папин любимый сыр ему на завтрак, но родители уехали, и неизвестно, когда вернутся. Поэтому Элси сняла плесень и густо намазала сыр на булочку для Тобиаса. Съела холодную сосиску, которая улеглась в желудке тяжестью, словно камень на дне пруда.

Вдали залился трелью лесной жаворонок. Тобиас помог выгрести тесто на доску.

– Сделаем две партии, – сказала она. – Завтра побрызжем водой остаток и разогреем в печи. Никто не почувствует разницы. Я булочками займусь.

Она запустила руки в бархатистое пшеничное тесто. Густая масса облепила пальцы, забилась между драгоценностями кольца. На мамином золотом обручальном кольце нет щелей. У нее подходящее кольцо для пекаря. У Элси – нет. Оно сработано для кого-то другого – для певицы или жены банкира. Маникюр, запястья, надушенные лавандой. А у Элси руки сухие и потрескавшиеся, а с тех пор, как закрылся магазин Грюнов, пахнут только дрожжами. Элси скучала по цветочному мылу, французской туалетной воде, лимонным одеколонам. Пузырек розового шампуня, хранившийся в тайнике, не хотелось тратить на повседневное мытье; она подносила бутылочку к носу и воображала, как запах окутывает ее.

В кухне стало теплей. В печи горели терпкие дрова, и Элси принялась в знакомом, умиротворяющем ритме лепить булочки величиной с ладонь. Когда слепила дюжину, за окнами полутемной кухни засинело: близился рассвет. Только тогда она заметила, что в корзине для дров осталось лишь два небольших полешка. Она совсем позабыла о печке. Дрова мокли во дворе под снегом – чтобы ими топить, надо сначала просушить их на кухне. И если сейчас не принести дров, печь погаснет. А у Элси все руки в тесте. Тобиас поставил на печь воду для брецелей и как раз закатывал рукава свитера. Дрова прямо у заднего крыльца. Тобиас мог бы принести пару охапок. Еще ведь не рассвело. В такой час весь город спит.

– Тобиас, нам нужны дрова. – И она показала на дверь.

Он воззрился на нее.

Она подбодрила его улыбкой:

– Приоткрой сначала дверь на всякий случай. Он кивнул, приоткрыл дверь и посмотрел в щелку.

– Никого, – прошептал он.

Сердце Элси забилось чаще.

– Надень мои ботинки и – быстренько. – Она говорила уверенно, чтобы скрыть, как недостает ей уверенности.

Тобиас влез в ботинки, осторожно снял цепочку.

Помедлил.

– Быстрей!

Его дыхание паром растаяло в морозном воздухе, и он исчез, только снежок взвился.

Элси слишком сильно придавила тесто, сплющив его в лепешку. Посчитала булочки на противне: одна, две, три… шесть, семь, восемь… десять, одиннадцать, двенадцать. Посмотрела на дверь. Она принесла бы охапку секунд за десять. Элси попыталась продолжить счет, но сбилась и сунула булочки в печку. Угли вспыхнули ярко-оранжевым. Она подровняла булочки на противне и закрыла печку. Щеки и лоб горели. Тобиаса нет.

– Надо было пойти самой, – пробормотала она. Клейкие кусочки теста пристали к пальцам. Она не стала мыть руки и побежала к задней двери.

Тобиас встретил ее на пороге.

– Хватит? – Его руки дрожали под тяжестью пяти поленьев.

Элси ввела его в дом, и он свалил дрова у печки. Она вздохнула с облегчением. И тут раздался стук. Задняя дверь распахнулась. На пороге стояла фрау Раттельмюллер.

Двадцать два

Пограничная застава Эль-Пасо

Эль-Пасо, Техас

Монтана-авеню, 8935

26 ноября 2007 года

Полдюжины машин пограничной службы и полиции Эль-Пасо тряслись по берегу Рио-Гранде, по бетонной дорожке для велосипедистов, бегунов и гуляющих семей. Дорожка была пуста, только утки, заслышав автомобили, перебрались на тенистые берега канавы, да белая цапля перелетела в гнездо, укрытое в прибрежных зарослях.

Поступило сообщение от местного жителя: в запертом трейлере завелись обитатели. Обычно контрабандисты держали новеньких в убежищах день, два или три, а потом в сумерках отвозили в пустыню. Те проходили много миль, минуя в темноте погранпосты на шоссе. Контрабандисты подбирали выживших за шоссе и везли дальше на север.

Времени было мало. Или пограничники сейчас всех переловят, или упустят всю группу. Задерживать помогала полиция Эль-Пасо.

Автоколонну возглавляли Рики и Берт. Берт на пассажирском сиденье проверил оружие – стандартный немецкий полуавтоматический «H&K P2000». Потом сунул его в кобуру на поясе.

Рики заерзал. Хоть это и была стандартная оперативная процедура, от вида заряженного пистолета ему становилось не по себе. Он навидался людей, которые чуть что дергались и хватались за ствол, будто в них вселился дух легендарного шерифа Уайетта Эрпа [52] . Однако те, в кого они палили, – не гангстеры и бандиты, а фермеры и строители.

52

Уайетт Берри Стэпп Эрп (1848–1929) – американский страж правопорядка с очень богатой и полной событий биографией; более всего известен благодаря участию в полуминутной перестрелке в Тумстоуне, Территория Аризоны. В перестрелке Уайетт Эрп и его братья убили трех ковбоев, и из всех участников только Уайетт Эрп не был ранен. За перестрелкой последовала месть ковбоев, гибель братьев Эрпа и его ответная вендетта.

– Нам эти резиновые пули когда-нибудь выдадут? – поинтересовался Рики.

Резиновые пули оглушали жертву сильным ударом, но не ранили. Клиенты погранслужбы – не злоумышленники, цель – не убивать их, а в США не пропускать.

– А смысл? – пожал плечами Берт. – Если чувак на меня попрет, я его застрелю. Что мне, ждать, пока он швырнет мне подожженную майку в лицо? – Он подтянул ремни бронежилета. – Кэрол моя рожа нравится, – он усмехнулся, – и я к ней тоже привык.

Рики, руля одной рукой, поскреб щетину.

– Сейчас стало много женщин и детей. С ними пистолет не помощник, он их только пугает.

Берт ухмыльнулся:

– В том-то и дело! Напугать их так, чтобы другой раз не лезли. Не распускай сопли, Рик. Прямо не Америка, а кружок слезоточивых. Все всхлипывают: ах, права человека, права человека. А как насчет прав законопослушного человека? А? Им там хорошо философствовать, сидят в своем Нью-Хэмпшире и кушают рогалики с творогом. А нас тут… Блин! – Он подался вперед.