Дочь рода
Шрифт:
Через десять… через десять усилений Хаосом я смогу выжить после прямого выстрела в лицо.
После двадцатого усиления я достигну девятого — максимально фиксируемого ранга в магии. Но это случится нескоро. Нельзя спешить. Иначе плохие люди начнут задавать вопросы. И мои ответы им точно не понравятся.
Либо меня сначала выпотрошат, выбивая рецепт усиления пытками. Либо выжгут мозги направленным взломом сознания, как и положено менталистам в случае угрозы безопасности Империи. Либо… либо к тому времени уже некому будет задавать вопросы.
Всё, хватит сулить самой себе неприятности. В душ. Сначала
Глава 18
На выходе из ванной комнаты я чуть не сбила Ириду. Моя сердобольная служанка ругалась: как это я решилась пойти мыться без её крепкой и надёжной руки? Почему моя постель насквозь промокла, а подушка и простыня в кровавых разводах? Что случилось этой ночью? Не стало ли госпоже хуже, и не позвать ли целителя?
Я дождалась, когда Ирида выдохнет, и покачала головой. Забота заботой, но прямо сейчас я не хотела выслушивать причитания. Я вообще ничего, кроме сытного завтрака, не хотела. К счастью, моя служанка уже расставила на столе тарелки с едой.
— Ирида? Что это?! — я указала на кашу, размазанную по плоскому блюду, тонкие лепёшки и разбавленный кофейный напиток.
— Так ведь всю последнюю неделю я эту бурду ношу, — растерялась моя верная Ирида. — Указание лекаря…
— Я сегодня спущусь в столовую, хочу нормально поесть, — столько сил потрачено на расширение каналов, что я готова сейчас опустошить кладовую.
— Так ведь лекарь же… — помялась кормилица, а потом вскинула голову. — Не дело это — указания нарушать, но уж больно строг этот эскулап. Вон как исхудала Яриночка моя, щёчки впали, ручки тоненькие…
Я вытянула вперёд руки, повертела их в разные стороны, присмотрелась. Вроде такие же остались. По крайней мере, чрезмерной худобы я не заметила. Хотя… ночное усиление могло сказаться на внешнем виде.
— Зеркало бы мне, — задумчиво сказала я, размышляя о том, какие изменения могли произойти после того, как я напитала меридианы Хаосом.
— Зеркало?! Матерь милосердная! Это что же! Это как же?! Зеркало! Неужто Яриночка моя возвращается? Сейчас, сейчас будет зеркало!
Ирида вылетела за дверь, продолжая что-то кричать на ходу. Вот уж не думала, что она так обрадуется моему желанию заглянуть в зеркало.
Да, я разбивала каждое зеркало, которое отец ставил в моей комнате, не любила разглядывать лицо этой девочки. Но я действительно старалась быть ею. Дорожила Иридой и Матвеем, уважала отца и любила братьев, — всё делала с оглядкой на бывшую хозяйку этого тела.
Мимика, жесты, походка — их я тоже копировала. Неужели в чём-то ошиблась? Может, всё же стоило тогда потренироваться перед зеркалом? Ладно, теперь уже поздно что-то менять. Скорее я стану собой, чем начну выплясывать на балах и слушать популярную музыку.
— Вот, Яриночка! Зеркало, значится.
Ирида втащила в комнату громадное зеркало из гостиной. И как не надорвалась-то? Я кивнула и дождалась, пока верная служанка поставит этого монстра к стене. Ну что, момент истины? Сейчас и узнаю, проявился ли Хаос во внешности.
Так…
вроде никаких изменений. Да, щёки впали, под глазами синяки, но взгляд чистый — без примеси божественного света и сияния. Я скинула халат и осмотрела тело. Обычная фигура шестнадцатилетней девушки. Ни чешуи, ни хвоста, которые приписывают адептам Хаоса.Похудела, наверное, но и это на пользу. Теперь никто не скажет, что я просто отдыхала и нарушала указ императора. Такого измождённого вида не может быть у здорового человека.
Я размотала повязку, поднесла ладонь к лицу и посмотрела на шрам от зубов Дирхтана. Заметный, некрасивый, рваный, с выпуклыми краями. Через пару недель он будет выглядеть чуть лучше, но всё равно будет бросаться в глаза.
Не знаю уж почему, но следы от когтей и зубов тварей нельзя было свести никакими заклинаниями или мазями. Шрамы всегда оставались. Теперь и в этой жизни я помечена тварями. Что ж, не худший расклад.
— Волосы, — всхлипнула Ирида, а я нахмурилась. Что с ними-то не так? — Остричь придётся, Яриночка, вон как обгорели концы-то.
— Вызову парикмахера, — пожала я плечами. Подумаешь — волосы обгорели. Зато жива, здорова и все конечности на месте. — Сделает красиво, никто и не заметит. Заодно и покрашу.
— Так ведь… не красили никогда этой химией ваши локоны, — ахнула кормилица и прикрыла рукой рот.
— Самое время начать, — усмехнулась я. — Девчонки постоянно красят, чем я хуже?
— Взрослая стала, девочка наша, — Ирида покачала головой и развернулась к гардеробной. — Совсем взрослая.
— Достань лиловый костюм, — сказала я, когда служанка уже держала на вытянутых руках нежно-кремовое домашнее платье. — И убери подальше платья. Дома я их больше не ношу.
— Так ведь… положено платья надевать на завтраки, ужины и вечеринки эти ваши, — растерялась Ирида и посмотрела на меня круглыми глазами. Да, штормит сегодня её госпожу.
— Кому положено, те пусть и носят. Платья для вечеринок ещё не привезли, а в это я всё равно не влезу, даже с учётом похудения, — я отошла от зеркала и уселась на диван. — Убери все старые платья, Всевидящим прошу тебя.
— Матерь Всеблагая над нами девами квохчет, как курица над цыпками, а вы всё мужскому богу молитесь, — беззлобно проворчала она, убирая платье.
— Не слишком она квохчет, если нас как кобыл продают в дорогие конюшни под мужнину руку, — спокойно ответила я.
Мне-то всё равно, какому богу молиться, да только Всевидящему и в моём мире поклонялись. Никакой Матери не было — был единый бог, который для всех. И был его враг — Незримый. Всё было просто и понятно.
— Уберу, уберу все платья, — пробурчала себе под нос Ирида, думая, что я не слышу. — Пусть его сиятельство сам выскажется.
— Вот и хорошо, — оскалилась я в кровожадной улыбке и щёлкнула пальцами. — Лиловый костюм. И подготовь место для нового гардероба, скоро доставят уже.
Надоело изображать ребёнка в этих кружевных платьицах и с глазами на мокром месте. Подростковые гормоны, конечно, доставляли неудобства, но их я давно научилась контролировать. В любом случае, девочки рано или поздно вырастают из детских платьев с оборками. Пора повзрослеть и Ярине Войтовой. Это не будет казаться странным, всё-таки уже шестнадцать лет…