Дочь самурая. Трилогия

Колокола еще не смолкли, когда растворились ворота расположенного в полумиле от ипподрома гвардейского манежа, и оттуда под плавные переливы Марша Бессмертных стали вытягиваться эскадроны блестящей конницы. Константинопольские кирасиры были разбиты на подразделения по цвету лошадей – гнедые, белые, рыжие, вороные и соловые. Сюда мечтали попасть служить юноши из самых знатных и богатых семей, но командующий гвардейским Константинопольским корпусом, зная прохладное отношение императора к аристократам, чаще отдавал предпочтение деревенским здоровякам из Каппадокии и Вифинии – ну или из Пскова и Владимира.

Первый эскадрон сверкал панцирями и шлемами времен римского принципата, второй был обмундирован скромнее, в стиле эпохи войн Византии с арабами, на третьем синели латы времен крестовых походов, четвертый щеголял кирасами, напоминавшими о Наполеоновской эпохе. Всадники последнего эскадрона красовались в форме времен Освобождения. Конники ехали шагом по запруженной народом улице, и далее через Августеон – в ворота ипподрома. Солдаты были веселы и с явным удовольствием ощущали взгляды тысяч глаз. Обычно они несли охранную службу на внешнем контуре Дворца, и большие праздники среди армейских будней были для них праздниками вдвойне. Правда, в салонах и на раутах шутили что дворцовая гвардия на лошадях, это анахронизм да и стоит слишком дорого, но сегодня никто бы не усомнился в ее полезности.

Императорские Константинопольские кирасиры всегда открывали Золотые бега Ипподрома и уже стали частью легенды. Неспешно обогнув арену в колонне по трое, они покинули ее, только трубачи спешились и заняли места над главными колесничными воротами.

Из ворот манежа, тем временем, показалась колесничная процессия. Ведущий актуарий, появившийся на всех экранах, объявил зрителям, что сейчас по арене продефилируют победители прошлых заездов. Актуарий – высокий представительный мужчина с волосами до плеч и в белой парадной тунике – стоял в пустой пока ложе Кафизмы, и камеры сначала были направлены на него, но затем быстро сосредоточились на возницах, проплывавших вдоль трибун под радостный гул толпы. Почти все они были в серебряных наградных касках. Заметны были и каски позолоченные, принадлежавшие обладателям Великого приза.

Тем временем в ложах стали появляться высокопоставленные гости – владыки Священного Альянса и Атлантического Союза. Актуарий громко и церемонно представлял каждого, а публика приветствовала аплодисментами тех, кто был ей особенно приятен.

Из отдельного входа появились димархи и виднейшие представители цирковых партий в одеждах своих цветов. Для них специально выделили по ряду скамей на каждой трибуне – красная, синяя, зеленая и белая полосы раскрасили людской муравейник длинными мазками.

В этот момент раздался рев труб, и на плоской крыше Кафизмы появилась знаменная группа. Восемь подтянутых знаменосцев в парадных мундирах вынесли императорский штандарт и несколькими четкими движениями подняли его на флагшток. Весь ипподром уже был на ногах.

Гимн Империи был написан в середине века. Юкки не раз слышала эту величественную мелодию, но только сейчас осознала, насколько она захватывает человека, стоящего на трибуне ипподрома и вливающего свой голос в многотысячный хор.

Боже, Царя храни Сильный, державный, Царствуй на славу нам, Царствуй на страх врагам, Царь православный. Боже, Царя храни! Боже, Царя храни! Славному долги дни Дай на земли! Гордых смирителю: Слабых хранителю, Всех утешителю – Всё ниспошли! Перводержавную Русь Православную Боже, храни! Царство ей стройное, В силе спокойное, – Все ж недостойное, Прочь отжени! О, Провидение, Благословение Нам ниспошли! К благу стремление, В счастье смирение, В скорби терпение Дай на земли

Пел, казалось, весь Город. Даже самые легкомысленные гости перестали посмеиваться и, уткнувшись в буклеты, старательно выпевали незнакомые слова.

При звуках гимна в ложе Кафизмы появился император, опустился на приготовленный для него малый трон, и – единственный из всех – дослушал гимн сидя.

За императором шла Хикэри, для которой было приготовлено кресло рядом с троном, потом шли кронпринц Германии Фридрих и Кая Косаки (Юкки протерла глаза… Кая, увидев ее, приподняла бровь), принц Генуэзский Томмазо, президент Техаса Марвин Буш и несколько избранных, по обычаю, высокородных гостей. Ими оказались главы нескольких держав Альянса со своими семьями, в том числе король Словакии Томаш, его внука посадили рядом с Юкки.

Последние строки гимна окончились громовым «Ура!»

Тем временем, началась жеребьевка. Рыжий человек в красном одеянии поднял над головой большую чашу, наполненную белыми шариками, и подошел к Хикэри. Та стала по одному вынимать шарики и опускать их в поданный ей высокий и узкий стакан. Когда двенадцать шариков уместились в нем стопкой один над другим, рыжий, поклонившись, отошел от ее высочества и поставил стакан на столик. Миг – и шарики вспыхнули фиолетовым светом, отчего на них ясно стали видны крупные римские цифры.

– Первые три забега! – громко провозгласил мужчина, вынимая шарики один за другим. – Синие: Александр Михайлов, первая дорожка! Зеленые: Михаил Нотишвили, вторая дорожка! Красные: Андреас Мицотакис, третья дорожка! Белые: Георгий Петрофанов, четвертая дорожка!

Трибуны взорвались восторженными криками, причем больше всего, как показалось Юкки, горячились красные.

Со второй чашей рыжий подошел к Юкки. Она протянула руку и стала один за другим опускать в стакан шарики с невидимыми номерами.

Из ворот манежа, тем временем показались одна за другой, колесницы первой четверки участников соревнований. Проезжая по улице к воротам Ипподрома, возницы успевали перекинуться парой слов со стоявшими в толпе друзьями или поймать букетик, брошенный какой-нибудь юной особой. Дальше их ждала яркая площадь, наполненная разодетым народом, флагами, цветами и аппетитными запахами.

Как только колесницы заняла свои места в арке стартовой башни, актуарий взмахнул белым платком. Канат, перегораживавший все четыре проезда, упал, и кони рванулись вперед. Бега начались.

Тяжелые квадриги разогнались не сразу. Видно было, как напряглись лошадиные спины, как сжались возницы, словно желая помочь великолепным животным. Но колесницы быстро набрали нужную скорость и понеслись по каменистым дорожкам колесо к колесу.

Юкки смотрела на арену во все глаза. Колесницы уже приблизились к сфенде ипподрома, и им нужно было поворачивать. Ее тянуло зажмуриться. Она не представляла, как можно на такой скорости заставить четырех лошадей уклониться в сторону. Казалось, они врежутся в трибуны и на этом все закончится. Она не спускала глаз с Мицотакиса. Тот стоял на своей колеснице, напряженно сжимая поводья и смотрел вперед, чуть наклонив голову. Он был сейчас необычайно красив. Ремешок красной каски туго охватывал упрямый подбородок, красный пробковый жилет был похож на панцирь. А мощные загорелые руки были, кажется, вылеплены с античной статуи.