Дочери Лалады. Повести о прошлом, настоящем и будущем

– Что это с тобою, радость моя? Никак, напиться вздумала? Не дело это. – И матушка мягко забрала у Любимы кубок, поставила на стол.

Под внимательным, мудрым, как древнее звёздное небо, взором родительницы все сомнения и тревоги, все душевные метания Любимы прорвались наружу слезами. А может, и хмелёк своё дело сделал. Как бы то ни было, нос зашмыгал, в глазах поплыла солёная пелена влаги, и княжна, испугавшись, что со стороны выглядит нелепо, глубоким вдохом задавила в себе всхлипы.

– Уф, – выдохнула она, усиленно моргая и смахивая с ресниц капельки. – Прости, государыня матушка... Не знаю, что на меня нашло.

Взгляд родительницы стал глубоким, внимательным, заботливо-встревоженным.

– Что тебя печалит, родная? Ведь не за горами счастливое событие – твоя свадьба! Что тебе не по нраву? Что тревожит? – Нахмурившись и понизив голос, княгиня спросила: – Может, избранница тебя ненароком задела словом обидным?..

– Ах, матушка, зря я это... – Любима сморщилась, жалея, что дала волю чувствам и нарвалась на эти расспросы. – Забудь, это пустяки! Всё по нраву мне, всё прекрасно! И избранница не обижала меня, что ты... Это так... Причуды мои, и только. – И княжна заставила себя улыбнуться.

Но матушку не успокоил ни ответ Любимы, ни её вымученная, дрожащая улыбка. По-прежнему озабоченная, она покачала головой.

– Что-то не нравится мне это... Вот разойдутся гости – тогда и поговорим как следует. Ну, ступай покамест... А от хмельного держись подальше! – И Лесияра, отходя от стола, погрозила дочери пальцем.

Гости задержались до ночи, и Любима, отягощённая своими невесёлыми думами и не склонная далее веселиться, устремилась в тёмный сад. Забившись в самый далёкий и укромный уголок, она вволю наплакалась среди ив, а те только вздыхали сочувственно, но не могли утешить.

– Любима... Голубка моя, что с тобою? – раздался встревоженный голос Звенимиры, и её руки опустились на плечи княжны. – Отчего ты плачешь? Может, кто-то из гостей обидел тебя? Или я тебя чем-то расстроила? Скажи мне, не молчи!

«Какая она чудесная, как искренне волнуется за меня!» – подумалось Любиме с теплотой. Улыбнувшись, она накрыла руки избранницы своими.

– Что ты, никто меня не обижал, а уж тем более – ты... Просто сердце моё мечется, места себе не находит... Предсвадебное волнение.

Но всхлипы не хотели униматься, и её то и дело встряхивало до боли в рёбрах. Несколько мгновений Звенимира смотрела на состояние княжны с неподдельным огорчением и тревогой, а потом одним махом подхватила в объятия – та только пискнуть успела.

– Ну-ну, горлинка... Ни о чём не кручинься, отбрось все мысли печальные, – приговаривала женщина-кошка, шагая с Любимой на руках по тропинке среди густых зарослей вишни. – Успокойся, лучик мой ясный... Я с тобою. Не дам ни ветру на тебя повеять, ни пылинке сесть.

Уложив Любиму на скамеечку в резной беседке, она укутала её своим нарядным плащом с подкладкой из иноземного бархата, а сама присела рядом и устроила голову княжны у себя на коленях. Покрываясь тёплыми мурашками от лёгких, воздушных прикосновений её рук, Любима сладостно закрыла измученные слезами глаза, а вскоре к ласке рук добавилось мурлыканье. Матушка всегда так делала, когда Любима в детстве не могла успокоиться...

В сон она провалилась совершенно незаметно, а к яви вернулась с удивлением и беспокойным чувством, будто кусок действительности ускользнул от неё. Вокруг по-прежнему шелестел ночной сад, зябкая прохлада забиралась тонкими, бодрящими струйками под плащ с бархатной подкладкой, а хмель прошёл: видно, вытек вместе со слезами, оставив после себя сушь во рту и гложущий душу стыд. Стоило Любиме шевельнуться, как тут же ожили по-кошачьи ласковые руки, а потом прозвучал негромкий, заботливый голос Звенимиры:

– Как ты, моя ненаглядная? Легче тебе?

Поёжившись, Любима села. Её нутро пылало от смущения: вспоминая свои недавние возлияния и последовавшую за этим несдержанность, она хотела бы вырезать именно этот кусок действительности, а не тот, который она благополучно проспала на коленях у избранницы.

– Да, дорогая Звенимира, полегчало мне, – ответила она, уже не обращая внимания на голос, выгодная подача которого сегодня, видно, была обречена на провал. И добавила мягче и сердечнее, чуть дотронувшись до руки избранницы: – Всё прошло, ты не тревожься.

Ничего, кроме усталости, досады и стыда, она не испытывала. Вдобавок ко всему, теперь ныла шея от неудобного лежания. Ещё не хватало, чтоб Звенимира сочла её сумасшедшей чудачкой... «Позволь тебя спросить, отчего ты всё время беспокоишься о впечатлении, которое ты производишь на других? – хмыкнул вездесущий призрак Правды. – Почему бы тебе просто не быть собою?» «Коли я покажу своё нутро, боюсь, оно может многих оттолкнуть», – печально ответила ей Любима – так же мысленно.

Все разошлись, только Звенимиру матушка Лесияра пригласила остаться ночевать. Та с благодарностью приняла приглашение; они ещё немного побеседовали о делах в Яснограде, после чего гостья отправилась в отведённую ей опочивальню, а Любима ускользнула в свою девичью спаленку. Родительница не завела обещанного разговора, и княжна уже успокоилась было, решив, что неловких объяснений не будет, но слишком рано она обрадовалась: вскоре матушка вошла к ней и присела на край постели.

– Ну, что стряслось? – спросила она – скорее грустно, чем встревоженно. – Отчего ты стала сама не своя?

– Матушка, это в самом деле пустяки, – вздохнула Любима. – Не каждый ведь день свою суженую встречаешь... Вот и разволновалась чуток.

– А ежели правду? – Родительница заглядывала ей в глаза глубоко и проницательно.

Тяжко шли слова, комком рождаясь в горле, и княжна с трудом и с большой неохотой выговорила:

– Ты ведь знаешь, государыня матушка, что ты значишь для меня. От одной мысли о том, что придётся покинуть тебя, мне становится так... – Любима не справилась с окончанием, застряли слова, а глаза опять намокли колюче и нещадно.

– Вот оно что, – вздохнула родительница, склоняясь над нею покровительственно и нежно. – Ну, а как ты хотела, милая? Все взрослеют и создают свои семьи. Рано или поздно судьба должна была постучаться и к тебе. Но отчего ты вбила в свою милую головку, будто мы расстаёмся из-за этого навек?.. Родительский дом всегда будет открыт для тебя – и днём, и ночью, хоть каждый день приходи – я только рада буду. Ведь это так просто: шагнула в проход – и ты уже дома.

Любима съёжилась в постели несчастным комочком, и матушка добродушно, сочувственно и нежно погладила её через одеяло, легонько потормошила.

– Ну, ну, дитятко... Ты будто не свадьбы ждёшь, а войны. Ободрись, радуйся! Ты только посмотри, избранница-то тебе какая досталась! Всем на зависть... В объятия к такой славной суженой без оглядки бежать надо, а не за свою девичью светёлку цепляться.

Не выдержав и всхлипнув, княжна села и обвила матушкину шею цепкими объятиями.

– Ты не позабудешь меня, когда я из дома уйду?

От нежности, с которой Лесияра прижала её к себе, у Любимы солоновато-сладко защемило сердце. Вороша её волосы пальцами, матушка тепло прошептала ей на ухо: