Догоняя Птицу
Шрифт:
Они доели бутерброды, спрятали бумагу и пакет в Гитин рюкзак, встали и отряхнули руки.
Лоте показалось, что они торчат в этом лесу уже целую вечность и не выбирутся из него никогда. Но выхода у нее не было, и она покорно поплелась за Гитой.
А потом они увидели гнездо. Раньше Лота даже представить себе не могла, как выглядит гнездо ворона. Оно грузно темнело вверху, на ветвях старого тополя. Половина тополя была живой, зато вторая половина - мертвее мертвого. Это гнездо было больше всех гнезд, которые Лота встречала в своей жизни. Снизу оно напоминало автомобильную камеру, сплетенную из торчащих во все стороны веток. "Интересно, это заразно?" - мелькнуло в голове у Лоты. Она боялась, что это заразно. Она очень хотела, чтобы это было заразно. Если она проглотит волшебный вирус, Гитландия будет ее окружать все время. Она будет просыпаться и засыпать, не покидая пределов Гитландии, и целыми днями наслаждаться Магией воздуха. Но в этот момент Гита приметила какой-то маленький предмет,
В руке у нее было черное перо ворона - рулевое из хвоста или маховое, из крыла.
И вот, как только она подняла его с земли, все поменялось. Все соблазны мира утратили свою значимость и поблекли вместе с тусклыми красками дня, а перо наоборот выросло в цене просто невероятно.
В тот день Гита и Лота действительно нашли перо. Все еще не веря своим глазам, Лота подула на него, подержала в руках. Она не видела Темного Человека, до некоторых пор в ее жизни не происходило ничего особенного, однако в тот день в конце сентября в Москве они с Гитой нашли вороново гнездо и получили в подарок вороново перо для колдовского ритуала.
* * *
Но не только в увлечении магией был секрет обаяния Гиты. Мир, доступный Гите, коренным образом отличался от мира Лоты. Так парадная в ковровых дорожках отличается от черной лестницы, где можно подвернуть ногу, а при случае и по морде получить. Лотой мать занималась мало, целиком поглощенная построением новой ячейки общества с новым мужем. А потом и вовсе спихнула на бабушку - мать бывшего мужа. Карманных денег у Лоты не водилось. А больше всего на свете она боялась возвращения в Краснодорожный, в пятиэтажную тишину. Гиту же родители осыпали тряпками и деньгами, которые она толком не знала, на что потратить. Там, где у простых смертных висели комковатые шарфы и синтетические шубы, у Гиты красовались канадская дубленка, а заодно и норковый жакет, который она стеснялась надевать. Лота подозревала, что если б не родители, можно было бы выпросить у Гиты и дубленку, и жакет, и еще много чего. На время, поносить. Она же с возвратом. И Гита спокойно бы все отдала. Вот бы все удивились!
Надо заметить, что Гита всеми силами рвалась в Гитландию прочь из роскошного, но обыкновенного дома своих родителей. Лота Гитландию любила, но в доме Гитиных родителей все равно стремилась бывать как можно чаще. Видеть старинные стулья с капризно изогнутыми (а если приглядеться - трагически изломанными) спинками. И диван с подлокотниками, похожими на заплаканные рты, которые не в силах коснуться друг друга.
"Этот дом набит музейными сокровищами, - ворочалось у нее в голове.
– Вот бы проникнуть сюда потихоньку в отсутствии хозяев и как следует порыться! Я бы не взяла ничего такого - я же не вор. Так, пару пустяков: колечко с сапфиром, бриллиантовые сережки. Хотя с другой стороны - кто поверит, что это бриллианты? На Гитиной матери даже дешевая бижутерия будет выглядеть, как фамильная драгоценность, а на мои брильянты никто и не посмотрит! Нет, брать я бы ничего не стала, но всё бы потрогала, подержала в руках".
Вот, но самое-самое главное, раз уж речь так подробно зашла о Гите - королева Гитландии Гита была рисковым человеком. Рисковым, экстремальным - это определение, вспоминала потом Лота, больше других соответствовало ее натуре. Такого рода рисковость - безрассудная и бессмысленная - свойственна двум типам людей: бродягам, которым уже все равно, и золотой молодежи с таким железобетонным тылом, что и бояться нечего и некого. Гита принадлежала ко второму типу, хотя вела себя так, будто принадлежит к первому. И конечно, дело не исчерпывалось таинственными чердаками, грохочущими крышами и покинутыми домами, откуда родители вытаскивали Гиту еще в детстве, как кто-то снимает с дерева убежавшую кошку. Со временем перед ней разверзлись иные бездны, более опасные и заманчивые. Она перепробывала на себе все наркотики и психотропные вещества, которые в то время могли попасться жителям наших географически широт. У нее было поразительное отсутствие инстинкта самосохранения, которое можно было бы считать талантом - то есть само отсутствие скрывало в себе некие потаенные возможности, как нечувствительность к боли делает человека неуязвимым. (Жаль, не каждый талант востребован и находит применение, многие так и остаются под спудом.)
Все детство Гита кочевала из школы в школу. Пребывание в каждой последующей не затягивалось: от соединения Гиты с советской школой рождался уродливый гибрид, который, как злой дух, начинал притягивать в учебное заведение несчастья и отрицательные события. Дисциплина падала. Портреты классиков, провисевшие на стене несколько десятков счастливых лет, тоже с грохотом падали и рассыпались. В обиход входили дерзкие и невиданные ранее моды. Слой косметики на лицах девочек утолщался, что обнажало, впрочем, не возросшую самооценку, а неуверенность в себе и внезапно обнаружившееся желание кому-то что-то доказать. Сквозняки распахивали окна, и те бились, усыпая пол осколками, которые попадали в туфли. И если бы не громоотводы,
в одну из Гитиных школ непременно попала бы молния. С течением времени от соединения Гиты и школы у последней медленно, но неуклонно развивалось нечто воде анафилактического шока или, скорее, гнойного воспаления, в результате которого Гита извергалась, как извергается организмом враждебный и не прижившийся орган или инородное тело, и снова временно оказывалась в пустоте. Существовало, конечно, домашнее обучение, но родители - Лота это понимала - не имели энергии и душевных сил решиться на такую отчаянную меру для своего упрямого и строптивого ребенка. Скорее всего, они попросту боялись Гиту. Они боялись остаться один на один с ней и ее взрослением. И после непродолжительных поисков Гита перекочевывала в следующую школу, и так дело дошло до общего с Лотой девятого класса самой заурядной средней школы без какого-либо уклона, куда Лота подалась, переехав в Москву из Краснодорожного.Стоит ли говорить, что мужиков вокруг Гиты вертелась уйма? Лоту они скорее озадачивали и пугали, а не привлекали. Это была специфическая публика: с гнильцой? с извилистым характером? Однако даже самые замшелые пни и отъявленные проходимцы улавливали в атмосфере Гитландии свежую нотку. Еще в последнем классе всю эту публику оттеснил художник: непризнанный гений. Лота ни разу его не видела. Он жил в подсобке или дворницкой, и подрабатывал дворником или сторожем. Из-за этого гения и началась в жизни Гиты нехорошая полоса.
Гитина бесшабашность, обаятельная безбашенность казались Лоте роскошными. Лота завидовала. Потому что рядом с Гитой она ощущала себя брюзгливой вдовицей в капоте, сухопарой и мелкотравчатой, боящейся сунуть руку в фиал с неведомым, чтобы извлечь из его глубин удачу или поражение.
Зимой у Гиты появились небывалые черные английские говнодавы с железными носами. У нее была целая коллекция чубуков и стеклянных свистулек для дурманящих воскурений. Одно время она ходила в хулиганской кепке, заломленной на затылок. Когда перед ней лукавым и хищным жестом выхватывали из барсетки тоненький дамский "Вог" - или чем еще в ту пору четкие пацаны угощали девушек - она могла преспокойно вытащить и закурить "Беломор". Она жила в старинном особняке в центре Москвы, который принадлежал ее папе, знаменитому скульптору, щедро обласканному государством.
Таких, как Гита, Лота больше не видела - ни тогда, ни потом. Их не просто не ходило по улицам: их не выпускали. И как диковато сочеталось запечатанное наглухо, как консервная банка, прошедшее время с ее порывистым норовом и энергичным нравом... Таким людям - если такие где-то еще есть - им к лицу настоящее.
А потом Гита сбежала со своим гением в Питер.
А еще чуть более потом случилось то, что случилось.
Глава вторая
Симеиз
Как ни старалась Лота изменить судьбу с помощью Гитиных колдовских ритуалов, на практике у нее ничего не получалось. Вороново перо не сработало. Жизнь складывалась на удивление тускло: не забредали в нее ни гении, ни гуру, ни яркие события. Да и собственной жизни у Лоты не было. Мужчины, увивавшиеся за Гитой, не обращали на тихую Лоту никакого внимания. Проходили дни, а она так и сидела в бабушкиной квартире на широком подоконнике, подперев руками подбородок. После выпускных, благодаря широким и могучим отцовским связям, Гита сдала экзамены и поступила в Архитектурный институт. А Лота устроилась работать санитаркой в отделение хирургии одной из московских больниц. Семейный совет торжественно постановил, что она будет готовиться в медицинское училище. По мнению родителей, человек, не имеющий в жизни ни устремлений, ни желаний, ни планов на будущее, должен непременно стать фельдшером. Один только отчим за Лоту заступился. Сказал, что для начала хорошо бы поработать в больнице, чтобы пообвыкнуться в специфической больничной среде, а заодно получить трудовой стаж, который еще никому не вредил. А бабушка ничего не сказала. Но Лота знала, что у нее на уме: в лихую годину лучше прибиться туда, где есть кормежка. А в больнице кормежка, какая-никакая, была, есть и пребудет вечно.
Это была огромная больница, и магия ее чисел навсегда застряла у Лоты в голове. Когда она хотела запомнить 27-ю страницу в книге, она думала: 27-й корпус - это морг. Или трамвай 6: 6-й корпус - психосоматическое отделение. Двойка - терапия. 22 августа - 22-й корпус для блатных и крутышей. 14-й корпус - реанимация. 19-й - неврология. Некоторые вещи остаются с человеком на всю жизнь даже против его желания.
Проходили месяцы, а готовиться в училище Лота не начинала. Ей быстро стало понятно, что медицина с ее стерильностью и субординацией - настоящий деспот. А свобода, которую она скупою рукой выдавала медперсоналу в виде отпуска - слишком призрачна и кратка, чтобы кого-то осчастливить. Может, думала Лота, это делается нарочно, чтобы люди не успели распробовать ее вкус? К тому же ее отпуск ни разу не совпал с летом. Это и отпуском трудно было назвать. Так, пара недель зимой. Кто-то другой всякий раз ухитрялся забрать себе дефицитные летние месяцы. А Лоте ближе к декабрю снова выпадали жалкие две недели казенной свободы.