Догоняйте, догоняйте!..
Шрифт:
— Еще? Спокойной ночи, малыши.
— Как ты смеешь!.. — вскипела Мария Ефимовна и кинулась к мужу.
Следом поспешила Наташа.
Они увидели Александра Маркеловича, стоящего возле кустов, усыпанных красными ягодами, но малина не привлекала его: в руках у Булочкина была программа «Говорит и показывает Москва».
— Да, Машенька, «Черный хлеб», — повторил он, — в девятнадцать сорок пять по второй программе.
— А я-то думала… — произнесла Мария Ефимовна.
Она взглянула на Наташу, и обе рассмеялись.
— Александр Маркелович, —
— Ну как же, Наташа, вот, пожалуйста, черным по белому напечатано — «Черный хлеб». И никакого футбола. Хоккей еще будет.
— Все ясно. Где ты взял программу? — Мария Ефимовна успевала срывать ягоды, пригоршнями класть их в рот.
— На стиральной машине. Сверху.
— Сегодня я как раз приготовила там газеты для ремонта. Так что у тебя в руке программа трехлетней давности. Да к тому же и зимняя…
— Машенька, ты гений! А я не обратил внимания на месяц. Подумать только — январь! Числа-то совпадают. Воскресенье. Чудеса!
Александр Маркелович зашуршал газетой, убирая ее в карман.
— Не понимаю, — сказала Мария Ефимовна, — ведь сколько у человека благодарностей за работу! И премии получает! А работа его точность любит: так важно, чтоб все до копейки сошлось. И у него — отлично. А пришел домой — ну словно Рассеянный с улицы Бассейной. Хорошо хоть вместо шляпы не надевает на голову сковородку. Наверное, потому, что на кухне почти не бывает.
Александр Маркелович тем временем, видимо, спрятался куда-то от смущения, поняв, что речь о нем зашла надолго. Во всяком случае, Булочкина нигде поблизости не было видно.
И вдруг с противоположной стороны зарослей, оттуда, где малинник уже кончался, переходя в не менее густые дебри крапивы и бузины, усыпанной красными гроздьями, раздался слабый, но достаточно четкий вскрик.
Женщины замерли.
— Слышали? — промолвила Булочкина. — По- моему, это он.
А из зарослей опять донеслось:
— Маша, Маша!.. Ой, что это? Надо же!.. — в восклицаниях Александра Маркеловича были одновременно и испуг и удивление.
— Сашенька!.. Где ты? — Мария Ефимовна бросилась на выручку супругу, но среди первых невысоких кустиков обнаружить его не удалось. — Сашенька, ты упал?.. Ты сломал ногу?.. Где ты, Саша?
— Здесь я!.. Ой, что же это такое!
— Больно, Сашенька?.. Больно?.. Я сейчас!.. — Мария Ефимовна продиралась сквозь кусты, как танк, устремившийся в атаку.
Наташа тоже кинулась за ней. Что же там приключилось с Александром Маркеловичем?
— Боже мой! — послышался голос Марии Ефимовны. — Наташа!
— Бегу, бегу!
— Ничего, ничего. Не бегите. Мы вас дождемся, — голос Александра Маркеловича звучал спокойнее.
«А он молодец, — мелькнуло в голове у Наташи. — Не скулит». Она перевела дух, но тут же услышала:
Саша, ножку осторожнее. Повредишь.
«Он-то молодец, а вот жена его могла бы так не сюсюкать. У взрослого мужчины — ножка! Небось лапища сорок пятого
размера. Да может, и перелома никакого нет. Подвернул ногу, растянул сухожилия — мало ли что…»Наташа раздвинула заросли и остановилась как вкопанная.
Под маленькой березкой, у старого полусгнившего пня, стоял огромный гриб. Вернее, это был не просто гриб, а какой-то гриб-богатырь. И не шляпка его венчала (язык бы не повернулся так сказать), а нечто мощное, крепкое — боевой шлем и только.
Возле гриба прямо на траве сидели зачарованные Булочкины.
— Что же это?! — повторял Александр Маркелович. Лицо у него было какое-то изменившееся, покрасневшее, к лысине прилип листочек, но Александр Маркелович не ощущал его.
— Боже мой! — отзывалась Булочкина на восклицания супруга.
— Неужели белый?! — подскочила к ним Наташа. Даже глазам не верилось. Ну и гриб!
Александр Маркелович любовно похлопал его у основания.
— Не повреди ножку, — сдерживала мужа Мария Ефимовна.
— Предел мечтаний! — восхищенно проговорила Наташа.
Тугой, ядреный гриб несли к лагерю по очереди.
Хоть и тяжел он был, но каждому хотелось подержать в руках такой трофей.
— Будете сушить? — спросила по дороге Наташа.
— Нет, — произнесла Мария Ефимовна. Глаза ее возбужденно блестели.
— Пожарите?
— Нет.
— Замаринуем, — ответил за жену Александр Маркелович.
— Нет! Нет и нет! — сверкнула глазами Мария Ефимовна.
— Неужели в суп? — упавшим голосом спросил Александр Маркелович. — Я люблю грибы в маринаде.
— И люби, — отрезала Мария Ефимовна.
— Что же вы с ним сделаете? — поинтересовалась Наташа.
— Подарим Георгию Николаевичу, — и Мария Ефимовна подняла гриб кверху, словно хрустальный кубок.
— Что?.. — опешил было Булочкин, но тут же кинулся пожимать супруге руку. — Машенька!.. Умница ты моя! Это будет наш приз. От родителей.
— Победителю — от побежденных родителей, — выразительно сказала Мария Ефимовна. Она уже заранее начала чувствовать торжественность наступающего момента.
— От родителей-союзников, — поправила ее Наташа.
— Правильно! — воскликнул Александр Маркелович. — Разрешите пожать и вашу руку, Наташа.
— Ну что вы! Я-то здесь ни при чем.
— Как так ни при чем? Ведь вы и Георгий Николаевич… это… одним словом…
Александр Маркелович окончательно бы запутался, но на выручку ему подоспела Мария Ефимовна.
— Вот и лагерь, — сказала она. — Пришли. Саша, держи гриб. Ты будешь вручать. Я боюсь: говорят, у Георгия Николаевича рукопожатие очень крепкое.
Неля Синицына обожала своего отца. Дома он появлялся редко — между рейсами. И сразу в квартире становилось тесно, словно вся она наполнялась людьми. Ходил капитан Синицын не спеша, чуть раскачиваясь. «Папка, — говорила Неля (она всегда его так называла — папка), — после палубы здесь все такое маленькое, да?» «Ничего, в тесноте — не в обиде», — отвечал отец.