Доказательства сути

Однако угроза теракта миновала, когда она вскрыла конверт и вытащила стопку ярких проспектов и увидела прикрепленную к одному из них кредитную карточку «Виза голд».

– Искушаете, паразиты, – пробормотала она, читая бодрые банковские мантры насчет неограниченных возможностей карты. – Не выйдет.

Но с другой-то стороны – долги! Кран в ванной течет, несмотря на десять слоев изоленты. Нет зимних сапог, впрочем, осенние тоже дышат на ладан. И вообще, пора себе что-нибудь неадекватное позволить.

На активацию карты ушло чуть более суток. Когда увидела сумму лимита – слегка ошалела – она столько за год не зарабатывает, обалдели они в этом О-банке! Сразу вспомнился булгаковский Мастер, который выиграл в лотерею огромные деньги, купил квартирку, взялся писать роман, и чем это кончилось, знает каждый школьник. Только вот ее там не ждет покой в доме с витражами и виноградным лозами, и Маргариты (само собой, в мужском лице) не намечается.

Она целую неделю упорно не вспоминала о карте. Но к выходным кран отвалился окончательно, а наличных – с гулькин нос, так что пришлось пойти в магазин сантехники и совершить первое кредитное безумство. Плюс к тому – на работе ее нервы регулярно использовали в качестве балалаечных струн, и отпуск – пусть за свой счет! – был необходим, как никогда. Вспомнилась эсэмэска от подруги с окраины России, ее несвоевременное приглашение, и она решила написать: «А что, если я приеду?» «Приезжай», – просто и радушно ответствовала та, и Ника решила узнать цены на железнодорожные билеты.

До города Анны ехать нужно было восемь суток, билеты стоили запредельно, но с учетом кредитного лимита хватало как раз туда, обратно и на сувениры. Она упросила отца на время ее отсутствия не забывать кормить и выгуливать Жама, собрала чемодан, купила билет и взяла отпуск за свой счет. Где-то в районе гипоталамуса скулила мысль о том, что долг по карте платить будет нечем, но безудержное желание перемены мест глушило этот скулеж и гнало вперед.

– Где ты только деньги берешь? – докучали добродетельные коллеги, но Ника делала глупо-терпеливое лицо и отвечала: «Рисую».

День отъезда был переменчив – несколько раз принимался дождь, потом небо расчищалось и проглядывало солнце. Отец с Жамом провожали ее на вокзале, Жам заметно страдал, отец был индифферентен.

– Пап, ты не пей много, у тебя же стенокардия, – тщетно просила она. – Жама за калитку не выпускай, его бездомные собаки порвут. Я звонить оттуда не буду, дорого, но ты не волнуйся, суповые пакеты я тебе купила, на кухне лежат в среднем ящике, а Вулканчику кости из морозилки вари…

– Ладно, разберусь, – нетрезво убеждал отец.

Ника перекрестила его и Жама, на мгновение вся внутренне сжалась, но переборола себя и поднялась в вагон.

Попутчиками в купе оказались две неопределенного возраста дамы, исполненные тела и золотых колец. Одна, с опасно красным лицом, уже пила «Балтику» из банки, другая, покопавшись в сумке, извлекла толстый «Караван» и принялась листать его в поисках наиболее душераздирающей истории из жизни богато-знаменитых. Ее веки, выполненные в модной технике «смоки айс», нервно дрожали, а у основания нереально длинных ресниц сверкали крошечные стразы. Гламур 50+ в чистом виде. Нике стало стыдно за свой лишний вес, скрытый платьем-мешком, но она превозмогла его, улыбнулась своему мысленному образу и положила на стол пакет с яблоками.

– Добрый день, – сказала она попутчицам. – Угощайтесь.

Стразы блеснули в вежливом отказе, а «Балтика» поднялась и со словами «Пойду, покурю», исчезла.

Нике захотелось заплакать. Она считала себя неплохим человеком, легко идущим на незатейливое общение, и прямой пофигизм по отношению к себе воспринимала болезненно. Мысленно проворчав невразумительную гадость, Ника принялась есть яблоко, стараясь хрустеть им как можно тише.

Поезд тронулся, Ника смотрела на ускользающий в прошлое город и переживала за Жама. Даже яблоко есть расхотелось. Гипоталамус опять разнылся, но она, стиснув зубы, сказала себе, что хватит всех этих сентиментальных соплей в духе Стефани Майер, и то, что впереди – это необходимый жизненный опыт. И, возможно, новый роман, который придется издателю по душе.

«Балтика» вернулась с шестибаночной упаковкой «Велкопоповицкого козела», брякнула ее на стол и изрекла:

– Давайте знакомиться, девочки. Наташа.

– Ника.

– Маргарита, – царственно блеснули стразы.

– Я на верхней полке спать не могу, – деловито сообщила Наташа, добавляя к пиву некую сушеную рыбину из своей сумки в стиле кантри. – Почки больные, то и дело в туалет…

– Я наверх тоже не полезу, – оторвалась от глянцевого мира Маргарита. – У меня слабый вестибулярный аппарат.

Само собой, Нике пришлось заверить их в том, что она всю свою сознательную жизнь провела на верхних полках поездов дальнего следования. При том, что билет у нее был именно на нижнюю.

– И пожалуйста, женщина, не чавкайте так своими яблоками, – деликатно потребовала Маргарита.

– Я не чавкаю, – уязвилась было Ника, но «Караван» опять отправился в гламурные дали.

Обидно, черт. Сунув чемодан под сиденье, Ника демонстративно достала книгу Мамлеева (это вам не биографии Алсу и Максим, сударыня, да-с!) и полезла наверх. При весе в девяносто с лишним это было актом беспримерного героизма, но она справилась. Кошмарно неудобно. В поездах она не ездила лет двадцать и успела отвыкнуть от этих дорожных прелестей. Да и Мамлеев своей метафизической мрачностью подливал масла в огонь. Зато она испытала язвительную радость, узрев со своих высот, как под прикрытием журнала гламурная Маргарита беззастенчиво ковыряет в носу наманикюренным пальцем.

Заглянула слегка нетрезвая проводница, осведомилась насчет чая. Ника заказала, очень хотелось соблюсти чайно-дорожную церемонию, в которой обязательно фигурировали подстаканники. Слезла с полки (это труднее, чем наверх), села у окна, заглушая запах сушеной рыбы процессом созерцания летящих мимо пейзажей.

– В поездах не чай, а помои, – авторитетно констатировала Маргарита. – Не понимаю, как это можно пить, да еще за такие бешеные деньги.

Понятно, в чьи ворота гол. Плевать. Она порылась в сумке, извлекла свой фотоаппарат и стала примеряться снять заоконные картины природы. Получалось блекло и размыто.

Проводница принесла чай, почему-то пахнувший кока-колой. Ника пила его маленькими глотками, стало жарко, по спине потекла струйка пота под резинку трусиков, она терпеть не могла это ощущение. А еще Нике вдруг стало жутко при мысли о том, что целую неделю она будет прикована к этому неуютному мирку с неуютными, чужими людьми.

– Вы до конца едете? – спросила она попутчиц. – До К.?

– Допустим, – сверкнула стразами Маргарита. – А что?

– Просто я впервые еду так… далеко. Все равно, что на другую планету.

– Планета везде одна, – допила банку «Козела» Наташа. – Сплошь Расея.

– Ну нет! – возмутилась Маргарита. – Есть ведь и цивилизация помимо России!

– Ага, – Наташа хмыкнула. – Только она не про нас. Вон, далеко ходить не надо – в нашем вагоне сортир просто мама не горюй. Кто-то опростался мимо унитаза, а убираться некому, вот и вся цивилизация!

– Оу! – возмутилась Маргарита. – Надо было сообщить проводнице! Это невыносимо, мы платим такие деньги, мы не должны это терпеть!