Доказательство силы

— На, задыми, — протягивает мне зажжённую сигарету какой-то шкет из восьмого-девятого.

Вообще-то я не курю, но сейчас с благодарностью принимаю подарок. Затягиваюсь, кашляю, снова затягиваюсь едким дымом и слушаю разговор пацанов.

— У меня сестрёнка училась в седьмом «Б»…

— У меня двоюродный брат…

— Подруги моих сестёр…

— А мне просто их жаль, — говорит ещё одно знакомое лицо. — Пусть Аллах примет их души.

Магомед из параллели сидел на корточках, держа в одной руке стаканчик, а в другой — зажжённую сигарету.

— Ты же мусульманин, — зачем-то говорю ему. — Тебе пить нельзя.

— Сегодня можно, — отмахивается он. — За ребят можно.

Пожимаю плечами, докуриваю сигарету, напоследок мощно закашлявшись. Ещё раз жму всем руки — уже на прощание. Двигаюсь дальше, оставляя за своей спиной странную группу распивающей алкоголь школоты.

Сюрреализм какой-то.

Усталость немного отступает под действием водки, а настроение становится каким-то лирическим. Я вдруг понимаю, что чувствую себя виноватым в школьных смертях. Мотаю головой. Это не я убил их, а Куколдун. Вот пусть его и мучает совесть в аду, или куда он там попал.

Пройдя аллею до конца, сворачиваю в какой-то двор — просто так, прогуляться. Говорят, когда-то войти в чужой двор означало нарваться на драку, однако, сейчас нравы смягчились. Мы, поколение интернета, давно оставили дворовые пространства бабушкам и дедушкам.

Слышу плач, останавливаюсь и вижу сидящую на скамейке у подъезда молодую девушку с коляской. Она одной рукой покачивает коляску, а другой утирает слёзы из глаз.

— С вами что-то случилось? Вам помочь? — зачем-то спрашиваю её.

Какое мне дело до этой мамочки? Это, видно, водка дала мне в голову.

— А вам какое дело? — отвечает она мне.

— В последнее время вокруг меня все плачут, — отвечаю ей правду. — Хочется узнать, отчего, неужели я такой страшный?

Она внимательно разглядывает меня, утерев слёзы.

— Нет, ты не страшный, — перешла она на ты, распознав во мне зумерка. — Просто у меня отец недавно погиб, сегодня похороны. Какие-то мрази его сожгли так, что только по одежде и распознали…

Она снова начинает хлюпать носом, а я сажусь рядом и спрашиваю, полный водочного сочувствия:

— Он был хорошим отцом?

— Лучшим, — с жаром ответила она. — Лучшим папой в мире. Всегда помогал советом, всегда дарил подарки, возился с внуками.

— А как он погиб? Кто его сжёг? — спрашиваю, подталкивая её к разговору.

И, видимо, девушка то ли почувствовала переполняющую меня алкогольную искренность, то ли ей самой хотелось об этом поговорить, потому что она принялась рассказывать:

— Помнишь, по новостям показывали, что какие-то психи перебили всех животных в волонтёрском приюте? Мой отец был там, защищал приют, защищал зверюшек — вот его и прикончили. Сначала размозжили голову чем-то, там весь пол был в его мозгах, затем сожгли какой-то мощной химией — только одежда и осталась.

Даже не скамейке я почувствовал, как пол уходит из-под ног. Однако, может совпадение?

— А фотографии есть его? — слова приходится выдавливать из горла.

Она с готовностью достала смартфон и стала с гордостью демонстрировать своего отца: вот он с её мужем рыбачит, вот дурачится с собакой, вот нянчит внуков, копает огород и т. д. А я сидел ни жив ни мёртв, потому что с экрана смартфона на меня смотрел игрок Воланд.

Вот и встретились, вампир. Оказывается, тебя любили, кому-то ты был нужен, но пришёл злобный Хозяин Качалки и сначала отстрелил тебе голову, а потом сжёг. Почему-то чувствую себя злодеем. На душе становится как-то тесно и гадко.

— А ещё он очень любил Булгакова, — грустно закончила девушка и добавила, увидев, что я поднялся. — Пойдёшь? Спасибо тебе, оказывается, очень хотелось с кем-то поделиться.

— Полегчало? — промычал я.

— Полегчало, — улыбнулась она.

— Ну, я пошёл, — буркнул я и поспешил ретироваться.

В голову внезапно пришла умная мысль. Прошлое никогда не остаётся в прошлом — оно всегда настигает нас в настоящем. Я помахал рукой перед носом — слишком умно для меня, слишком пафосно.

Решил мысль не запоминать, но она, словно специально, никак не выходила из головы. Тьфу, прицепилась как пиявка к моему сознанию. Прочь, мысли. Прочь, жалость. Прочь, эмоции.

Зачем-то я засовываю руку под футболку и призываю Железного Феликса. Тяжесть оружия придаёт уверенности, однако, жизненных сил у меня, похоже, и вправду не особо много осталось — мир начал ощутимо шататься.

Прислоняюсь к фонарному столбу и под футболкой быстро разряжаю револьвер, не глядя, засовываю патроны в карман.

Железный Феликс всё так же совершенен и всё так же уверен в себе. Тянусь к нему, чтобы почувствовать хоть каплю его уверенности, успокоить внезапно взбесившуюся душу. Получается, наша духовная связь срабатывает.

Я ощущаю совершенную монолитную душу оружия, твёрдо знающего, что ему делать, и на этом фоне моя душа кажется какой-то зыбкой, колыхающейся, полной дырок. Я словно желе — вроде какая-то форма есть, но толкни, ткни ложкой, и вся структура развалится.

Я отзываю Феникса — в нём нет больше нужды. Духовная связь дала мне возможность увидеть свою душу, и результат обескураживал. Мне плохо, со мной что-то не так.

Куда идти? К психологу? К экстрасенсу?

Бреду сам не зная куда. Сажусь на автобус до центра. В центре беру уже знакомую шаверму и кофе, а затем становлюсь под знакомый бюст Ленина. И только сейчас понимаю, куда пришёл — на самое оживлённое место в городе.

Ноги сами привели меня сюда, и я знаю, зачем.

Где вы, враждебные игроки? Я ищу вас, я пришёл, показался. Вот он я, стою и жую завёрнутое в лаваш мясо с овощами. Я — ваш опыт, я — ваш шанс приблизиться к завершению квеста.

Я хочу драки, я хочу крови. Плевать на усталость, плевать на шатающийся мир, плевать на всё… Мне нужна, мне сейчас очень нужна железная определённость, что дарует битва. Только я и мой противник, честный бой, ставка ценою в жизнь и никаких сожалений.

Ну же? Где вы все?

Я стоял так минут тридцать, и уже собирался уходить, когда он показался. Высокий седой мужчина, почти пенсионер с длинным тубусом за плечами.

Казимир Выленский

Игрок