Доказывание истины в уголовном процессе: Монография

Существование факта невозможно без его субъективного выражения, наличие интерпретативной, смысловой компоненты является условием sine qua non становления фактического знания. Такая субъективная компонента факта является не только истолкованием полученных и проинтерпретированных эмпирических данных в пределах существующей процессуальной парадигмы, но и содержит отсылку к более глубинным априорным гносеологическим положениям, определяющим как возможность такого истолкования, как и правила отбора, получения и инвариантного обобщения эмпирического материала. Инвариантное содержание факта выступает отражением не действительного объекта реальности, а абстрактного эмпирического объекта, объекта, искусственно сконструированного для выполнения отдельной роли в отдельном наблюдении или эксперименте [127] .

127

См.: Мелков Ю.А. Факт в позднеклассической науке. — С. 55–56.

Уголовно-процессуальный факт обладает элементами содержания, происходящими из более высоких слоев познания, в частности, из самого права. «Субъективная» форма факта выражается формой предмета доказывания, формой источников доказательств, формой осуществления методов познания, короче «уголовно-процессуальной формой», в которой факт становится «конкретным в мышлении». На этот момент обращалось внимание и в отечественной уголовно-процессуальной литературе: «В виде результата информационного отражения в структуре знания следователя, прокурора, адвоката, судьи, как компонента сознания, определенное место занимает знание схемы предмета доказывания, содержащееся в уголовно-процессуальном законе. Это знание выступает как результат изучения текста закона и уголовно-процессуальной литературы и обобщения собственного опыта расследования, рассмотрения и разрешения уголовных дел. Ввиду этого в сознании указанных субъектов познания предмет доказывания не наличествует в виде голой схемы, а представляет собой сложное мыслительное образование, состоящее из представлений, понятий, суждений» [128] . В более обобщенном виде идею о детерминированности результатов доказывания, познания (а значит, и получения фактов) системой мировоззренческих идей, заложенных в праве, попытался определить А.В. Агутин. С основным посылом его работы мы согласны: доказывание обусловлено системой мировоззренческих идей уголовного процесса. Хотя конкретные его выводы, как нам кажется, не совсем удачны [129] .

128

Банин В.А. Предмет доказывания в советском уголовном процессе (гносеологическая и правовая природа). — Саратов, 1981. — С. 15 и далее.

129

Мы имеем в виду, скажем, такой его тезис: «Под принципом честности (внешним проявлением совести) уголовного процесса понимается мировоззренческая идея относительно сущего и должного в уголовном судопроизводстве, заключающаяся в том, что действия и слова участников уголовно-процессуальной деятельности не могут быть лживыми».

Агутин А.В. Мировоззренческие идеи в уголовно-процессуальном доказывании. — С. 13.

Уголовно-процессуальная форма факта выступает, таким образом, как единство противоположностей — абстрактного (теоретического) и эмпирического отражения объективного явления; форма процессуального факта неразрывно связана с его содержанием и является логическим способом связи факта как модельного отражения единичного с правом как генерализацией того общего, что присутствует во всей совокупности юридических фактов. В этом плане факты выступают одновременно и как эмпирические образы определенных ситуаций реальности, и как простейшие обобщенные определения правовых ситуаций.

Юридические факты (доказываемые факты из состава предмета доказывания) доказываются фактами. Факты, подлежащие доказыванию, заставляют субъекта отбирать из мира только такие средства — факты, которые способны выполнять задачу доказывания фактов, с которыми закон связывает наступление юридически значимых последствий. Процесс познания таков, что любой чувственно воспринимаемый факт приобретает определенный интерес и смысл, лишь включаясь в систему знаний. Подобно тому, как одно и то же слово в различных контекстах может нести различные смысловые оттенки, точно так же и содержание факта определяется в информационной системе. Сходный по своей чувственной выраженности элемент в разных информационных системах несет неодинаковую смысловую нагрузку [130] .

130

См.: Банин В.А. Предмет доказывания в советском уголовном процессе. — С. 20–22.

Конечно, факты, которыми оперируют в суде, не могут рассматриваться как абсолютные величины, непроницаемые для сомнений; они есть данные, объективность которых опирается на здравый смысл и житейский опыт людей, который объединяет и стороны, и судей в единое сообщество тех, кто способен понимать друг друга и отличать правду от лжи, вероятное от невероятного [131] . Хотя мы считаем, тем не менее, что объективная основа факта существует. Любой факт, если его понимать как элемент знания, есть суждение субъекта о том, что было (есть). Правда истинность этого суждения зависит не только от его соотношения с другими суждениями, но и соотношения с реальным положением вещей, о котором делается данное суждение.

131

См.: Александров А.С. Перекрестный допрос в суде (объяснение его сущности и порядка проведения, а также практическое наставление к употреблению) / А.С. Александров, С.П. Гришин. — М., 2007. — С. 125.

Субъект доказывания активен в достижении своих процессуальных целей. Активность субъекта в процессе граничит с его «партийностью». В состязательном процессе предубежденность каждой из сторон если прямо не оговаривается законом, то презюмируется. Значит, субъективность как-то связана с установкой субъекта познания получить знание, пригодное для решения своей задачи. С субъективностью факта связан известный прагматизм субъекта познания. Как пишет Банин, знание схемы предмета доказывания подозреваемым, обвиняемым, защитником, потерпевшим, гражданским истцом, ответчиком и их представителями занимает несравненно меньшее место в структуре их знаний, оно, как правило, имеет в своей основе обыденные представления о преступлении и будничный жизненный опыт. Но, несомненно, и у данных субъектов познания в результате взаимодействия чувственных представлений и общих понятий в сознании формируется познавательный образ того, что необходимо установить по конкретному уголовному делу. Это обусловлено системной природой любых человеческих знаний [132] .

132

Банин В.А. Предмет доказывания в советском уголовном процессе. — С. 23.

Та же самая относимость доказательств — это правильное наведение (способность факта быть наведенным) на главные факты [133] . Иными словами, относимость проявляет себя и в ходе предынтерпретации и в ходе постинтерпретации эмпирических данных. В следственном процессе субъект доказывания (следователь) в стадии возбуждения дела предынтерпретирует эмпирические данные исходя из представления о возможных признаках преступления. В последующей интерпретации он ориентируется уже на состав предполагаемого преступления. В состязательном процессе, на наш взгляд, моделью, с которой соотносят обе стороны свои интерпретации полученных данных, является обвинение (уголовный иск). Фактическим выступает знание, во-первых, принимаемое за достоверное и, во-вторых, служащее исходным моментом для постановки и решения процессуальной задачи. Понятно, что в разных типах уголовного процесса «фактулизация» данных происходит различным путем и субъекты испытывают воздействие установленной законодателем парадигмы, модели познания. Факт — это эмпирическое данное, информация плюс парадигма, модель познания, соответствующая одному из двух типов уголовного судопроизводства.

133

См.: Владимиров Л.Е. Учение об уголовных доказательствах. — С. 38; Люблинский П.И. Практический комментарий к УПК РСФСР. — 2-е изд., испр. и доп. — М, 1924. — С. 3.

Итак, постклассическое понимание факта (в духе которого мы сейчас рассуждаем), связанное с переходом на его гносеологическое понимание, состоит в признании важности субъективной, ценностной, формальной составляющей факта [134] . Невозможно отождествлять факт с чувственными данными, с эмпирическим опытом, поскольку в структуре фактического знания присутствуют также и абстрактно-теоретические моменты, элементы обыденного сознания; элементы господствующей идеологии и даже мифологии и прочее; отсюда даже «событие» и «предмет», вместе с понятием «факт», не могут рассматриваться исключительно как объекты эмпирической деятельности — «единичность не может рассматриваться отдельно от системы, для которой она является единичностью» [135] . Еще один важный момент, в котором проявилось влияние постклассической науки на теорию доказательств — это гуманизация теории доказательств, очеловечение ее в том смысле, который имел софист Протагор: «Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют, и несуществующих, что они не существуют». Уголовный процесс — это сложная «человекоразмерная» система: человеческий фактор вносит элемент неопределенности, непредсказуемости в действие правового механизма. Несмотря на все усилия законодателя сделать судебное доказывание максимально рациональным, очевидно, идеал разумности, объективности никогда не будет достигнут. Живые люди, со своими комплексами и знаниями, сформированными цивилизацией, обуреваемые страстями и побуждаемые своими интересами, производят смыслы и факты. Уголовно-процессуальный факт есть продукт синтетический, пригодный только для человеческого правосудия, для человеческой деятельности по познанию фактов-1. И в частности, уголовно-процессуальные факты-2 есть элемент версии, истолкования субъектом эмпирических данных, информации о событии (факте-1).

134

И как следствие — отрицание трактовки доказательства ни как инвариантного данного, ни как информации, ни как любого сведения.

135

Косолапов В.В. Гносеологічна природа наукового факту. — Київ, 1964. — С. 54.

Наверное, это наиболее адекватное описание того, с чем имеют дело присяжные заседатели. Но надо иметь в виду, что они получают уже готовую пищу для умственной работы с фактами. Вся предварительная работа по получению и отсеиванию информации проделана для них сторонами и судом. И эта работа по «изготовлению» фактов охватывается понятием «доказывание».

Следовательно, подобная концепция не может быть принята для полного описания уголовно-процессуального доказывания. Такое представление о фактах может использоваться только с определенной долей условности при описании ограниченного участка уголовно-процессуального доказывания: доказывания, происходящего в суде присяжных. А.В. Кудрявцева справедливо указывает именно на данный момент [136] .

136

См.: Кудрявцева А.В. Понимание истины в процессуальных отраслях права как выражение гносеологических моделей познания // Вестник Оренбургского государственного университета. — 2006. — № 3 (53). — С. 102–105.

Факт — диалектическое единство субъективного и объективного; в факте информация, полученная из источника, объединяется с субъективной позицией получателя информации. Субъективный момент, связанный с личностью субъекта, находит свое воплощение в фактах; факт как таковой создается посредством некоторой интерпретации субъектом полученных данных (эмпирических). Каждый факт предстает в качестве такового лишь в рамках отдельной более-менее четко определенной партии — сообщества. Гарантом его достоверности становится его признание в рамках данного сообщества, данной структуры, например, следственной или, наоборот, состязательной.

Из сказанного вытекает, что принципиальный момент, связывающий новое понимание факта, касается так называемой картины мира и мировоззрения данной эпохи (эпистемы, парадигмы). Участники доказывания в уголовном суде разделяют мировоззренческие, научные и правовые взгляды, свойственные людям этого времени. Их картина мира включает в себя как инварианты понимания правовых ценностей, концептов правовой теории, идеологии, так и элементы мифологии, обыденного сознания, других форм культуры. «Культурный горизонт эпохи всегда выступает аксиологической презумпцией процедуры восприятия и осмысления любого события» [137] .

137

Мелков Ю.А. Факт в постнеклассической науке. — С. 168.