Доктор Данилов в МЧС

– Не иначе как воспаление легких получила, – лепетала она, – у нас в семье они у всех слабые.

Данилов посмотрел на синюшные губы, пощупал пульс, выслушал сердце и решил снять кардиограмму. При таком потоке пациентов кардиограмму делали не всем, лишь при каких-либо подозрениях. На кардиограмме выявились классические признаки переднебокового инфаркта миокарда, возникающего при закупорке огибающей ветви левой коронарной артерии. Прямо хоть в учебник вклеивай.

«Молодец, Вольдемар, не проглядел! – похвалил себя Данилов. – Возьми с полки пирожок».

Женщину полечил, установил ей подключичный катетер, наладил капельницу и отправил в стационар с первой же машиной «Скорой помощи». От такого внимания пациентка расчувствовалась и несколько раз пригласила, когда все утрясется, заезжать к ней в гости. Данилов ответил: «Непременно». Адрес, разумеется, записывать не стал.

Со вторым инфарктом пришлось повозиться. Пятидесятилетний мужчина, гипертоник и астматик, снятый с крыши трехэтажки местными спасателями, решил умереть, не дожидаясь, когда к нему подойдет врач. На заполошный крик: «Умирает!» – первым подскочил Данилов. Второй прибежала с портативным дефибриллятором в руках медсестра Обозова, универсал широкого профиля, которая могла работать и за операционную сестру, и за анестезиста, и за акушерку. Имея такую помощницу, было просто невозможно не «завести» умирающего, что называется, «с пол-оборота». Привели в сознание и даже успели отчитать за то, что сидел тихо и терпел загрудинную боль, не привлекая к себе внимания.

– Да тут у всех неладно, – вздохнул сознательный пациент. – А что у меня, инфаркт?

– Да, – подтвердил Данилов, накачивая воздух в манжетку для контрольного измерения артериального давления.

– Крупноочаговый?

– Верно.

– Помереть могу?

– Не дадим! – пообещал Данилов. – Один раз не допустили и во второй раз спасем.

– Доктор, если бы я здесь умер, я бы считался пострадавшим при наводнении или просто умершим? – спросил мужчина.

– Странный вопрос, – удивился Данилов. – Даже и не знаю, что ответить. А разве вам не все равно?

– Нет. У меня жизнь застрахована на приличную сумму. А наводнение – это же форс-мажор. Я не помню, как насчет жизни, а вот автомобильная страховка при форс-мажорах не выплачивается. Вдруг и все остальные страховки тоже так… Нет ясности.

«Кому – чего, – подумал Данилов. – Нет, пора блокнот для впечатлений заводить и записывать такие вот перлы в горячем виде».

– Раз нет ясности, то ее стоит внести, поэтому вам надо жить, – сказал он. – Поправитесь и разберетесь со страховками…

После прибытия третьей группы спасателей и медиков характер работы несколько изменился. Одна часть сотрудников дежурила в госпитале, а другая часть на машинах отряда, доставленных с базы, выезжала в пострадавшие населенные пункты, откуда уже схлынула вода, для оказания медицинской помощи на месте и отбора тех, кто нуждался в госпитализации.

Многие из пострадавших так и не покинули затопленную территорию, пока там стояла вода. Да, проводились облеты территории, спасатели совершали рейды на лодках, но вывезти из зоны бедствия удалось далеко не всех. Люди пережидали буйство воды на крышах уцелевших домов и на возвышенностях. Были и такие, которые взбирались на высокие деревья и просиживали там по двое суток. На короткое время сознание того, что вода схлынула и все самое страшное позади, вызывало эйфорию, что в какой-то мере способствовало улучшению самочувствия, но подобное состояние очень скоро проходило, а проблемы возвращались.

– Видал я цунами в Индонезии, – сказал спасатель Костя Реут, на секунду отрывая взгляд от еще не просохшей дороги. – То же самое, только без землетрясения.

Он был относительно молод, на вид – не больше тридцати лет, поэтому держался с преувеличенной солидностью. Говорил мало, но старался, чтобы слова звучали веско, всячески старался подчеркнуть свою бывалость. Слова «бывал» и «видал» шли у него через предложение.

Данилову Реут понравился сразу. Во-первых, приятно работать в паре с немногословным человеком, который не тарахтит без умолку. Немногословный спутник особенно приятен тогда, когда болит голова, которая за последние сутки уже трижды напоминала о себе, и не умными мыслями, как хотелось бы, а болью. Во-вторых, Реуту за его знания и умения можно было бы спокойно выдавать фельдшерский диплом.

– У меня жена – врач, – сообщил польщенный Реут в ответ на похвалу Данилова после первого рейса. – Есть у кого учиться. И работаю не первый год – многое повидал.

Данилов не в первый уже раз подумал о том, что главное достоинство отряда в том, что здесь нет неумех, ремесленников, делающих свое дело кое-как, лишь бы отвязаться. Такие сюда не попадают или быстро отсеиваются. Разные люди есть в отряде – хорошие и не очень, трудяги и карьеристы, коммуникабельные и не совсем, но все знают свое дело и в няньках-надсмотрщиках не нуждаются. Большой плюс, везде бы так.

Для временного размещения людей, оставшихся без крыши над головой, был создан временный палаточный лагерь, мимо которого сейчас проезжал «уазик», ведомый Реутом.

– Народу мало, – сказал Реут, кивая на лагерь, – а по радио передают, что в Цевьянске люди на улицах ночуют. Бардак!

– Может, просто остатки имущества сторожат? – предположил Данилов.

– За чем тут можно смотреть после такой воды? Это организационный косяк: небось половина местного начальства не знает про лагерь. Было же так в Хакасии: людей по пустым вагонам на станции распихивали, а палатки сутки пустыми стояли. Я уже успел насмотреться.

Бывалый человек, все повидавший, все замечающий и знающий, просто обязан быть немного ворчливым. Реут умолк и молчал до конечного пункта – станицы Красногорской, в которой ждали транспорта двое человек (отец и сын). Они пострадали уже после наводнения, разбирая кучу мусора, которая совсем недавно была их домом. Отец, обутый в резиновые сапоги, поскользнулся на обломке балки и упал на груду битого кирпича вперемешку со стеклом. Он сломал в трех местах правую руку, которую инстинктивно выставил перед собой, два ребра и правую ключицу. Сын бросился ему на помощь, не очень-то глядя себе под ноги, и провалился одной ногой в щель между крупными обломками бетонных плит. Нога у него застряла, тело по инерции неслось вперед, в результате чего получился открытый перелом обеих костей левой голени.

Отправлять за двумя пострадавшими две машины – слишком большая роскошь, тем более что это не инфаркты с отеком легкого, требующие интенсивного лечения в пути, а всего лишь переломы. Зашинировать, обезболить – и вези хоть троих, если, конечно, третий поедет сидя, ведь лежачих мест на носилках всего два. Устройство для крепления носилок в салоне позволяет в случае необходимости обеспечить немедленный доступ врача к пациенту, находящемуся на носилках нижнего яруса на тот случай, если во время транспортировки тому экстренно потребуется медицинская помощь. В этом случае верхние носилки смещаются вправо и фиксируются над креслами (или одним креслом), установленными у правого борта. Не очень-то просторно, конечно, но микроавтобус – это не Ил-76.

Сын показался Данилову легче отца, поэтому Данилов уложил его вниз, на первый ярус. Отец, оказавшись в салоне, пробормотал:

– Ну, чисто купейный вагон.

– Только чая в пути не будет, – улыбнулся Данилов, – придется потерпеть.

– Без него мы не помрем, доктор, – ответил сын. – А вот если грамм сто спирта…

– Во-первых, тот спирт, что у меня, пить не стоит. – Данилов подбавил в голос строгости. – Во-вторых, на фоне вашего обезболивания алкоголь противопоказан.

Обезболили их хорошо: сначала постаралась местный фельдшер, которая оказывала первую помощь, наложив шины из деревянных палок, подобранных на месте происшествия, затем Данилов добавил перед тем, как шинировать переломы «по науке», специально предназначенными для этого шинами. Обезболивал грамотно, не усыпляя, потому что во время транспортировки лучше, чтобы пациенты были контактными. Вообще, при обезболивании перебор, как говорится, хуже недобора: если переусердствуешь, остановку дыхания можно получить.