Доктор Крюк 3

Нет, тут пахнет заговором. И осада — часть этого. Может, Гусман хочет перекрыть пути, чтобы никто не добрался до мыса? Или сам готовит экспедицию?

Если Портобелло закроют, мы окажемся в ловушке. Надо поднять гроб до того, как там начнется резня. А для этого нужны люди. Морган — надежен. Стив — тоже. Марго… она спасла меня, но что у нее на уме? И Филипп — точно не надежен.

Я откинулся на стуле. За все приходится платить. Очки влияния — это не просто цифры. Я тратил их на омоложение, на навыки канонира, на этот проклятый колокол. А теперь Вежа сулит миллион. Зачем? Чтобы я стал сильнее? Или чтобы я дошел до конца ее игры? И что там, в конце? Бессмертие? Сила? Или просто смерть под пальмами Эльдорадо? Я хмыкнул, покачал головой. Слишком много вопросов. Но одно ясно: Портобелло — ключ. И если я не потороплюсь, то останусь с носом, а кто-то другой — с миллионом очков и тремя рангами.

Я потер подбородок, ощущая щетину под пальцами. Надо собрать команду. Морган знает Портобелло, Стив организует людей, а я разберусь с Вежей. И с Филиппом.

Гроб Дрейка где-то там, под водой. И я его достану. А потом — Эльдорадо. Вежа хочет гонки? Что ж, пусть будет гонка. Но победителем буду я.

Я стоял у стола, все еще глядя на карту, когда в дверь каюты постучали. Стук был резкий, но неуверенный, словно тот, кто стоял за дверью, сомневался, стоит ли входить. Я нахмурился, оторвал взгляд от мыса на бумаге и бросил взгляд на иллюминатор. Утро уже разлилось по небу серой пеленой, а море шумело.

Стук повторился. Я беззлобно рыкнул:

— Да входи уже!

Дверь скрипнула, медленно приоткрываясь и в проеме показался Филипп. Я прищурился, разглядывая его. Этот юнец выглядел не так, как обычно. Нет той наглой ухмылки, что бесила меня, нет той надменности, с которой он бросал свои «это моя тайна». Сейчас он стоял, чуть ссутулившись и смотрел на меня исподлобья, будто боялся, что я швырну в него чем-нибудь. Его взгляд метался по каюте — от стола к иллюминатору, от фонаря к моему лицу.

— Ну? — буркнул я, выпрямляясь и скрещивая руки на груди. — Чего явился? Навыки абордажника показывать? Так рано еще, позже заходи.

Он кашлянул, шагнул внутрь и закрыл дверь за собой. Движение было неловким, и я заметил, как он чуть не зацепился сапогом за порог. Не похоже на того Филиппа, который вчера чуть не полез ко мне с кулаками, когда я прижал его с вопросами о Веже. Я хмыкнул, но промолчал, давая ему время, чтобы собраться с мыслями.

— Крюк, — его голос был тише, чем обычно, почти неуверенный. — Я тут подумал. Нам надо поговорить.

— Даже так? — Я поднял бровь, взял кружку с остатками рома. — Ну, садись, раз пришел. Не стой столбом.

Я кивнул на стул напротив, а сам не сводил с него глаз. Филипп помялся, но все же сел, подтянув стул ближе к столу.

Как-то странно было смотреть на такого Филиппа. Не знал что он и таким бывает. Это ж как его приперло?

Дерево скрипнуло под ним, и я заметил, как он сжал кулаки, будто готовился к бою. Только вот бой этот был не с саблей, а со словами — и, судя по его виду, он в нем уже проигрывал. Я отхлебнул рома, чувствуя, как терпкость обжигает язык, и поставил кружку перед собой.

— Так что? — продолжил я, постукивая пальцами по краю стола. — Выкладывай.

Он поднял взгляд. На его лице была тревога. Это меня насторожило. Филипп выглядел так, будто его прижали к борту и он не знает, как выкрутиться. Я выпрямился, чувствуя, как в груди зашевелился старый инстинкт — тот, что подсказывал мне когда пациент врал про свои болячки. Тут что-то было интересное.

— Я пришел предложить… — голос окреп, — союз. Да, союз, Крюк. Ты и я. Нам это выгодно. Обоим.

— Чего? Союз? — Я не сдержал усмешки. — Это что, теперь ты решил, что мы братья по оружию? Ты или рома перебрал или у тебя в голове проблемы, парень.

— Никакого рома, — он покачал головой, его щеки слегка покраснели. — Я серьезно. Слушай, Крюк, я знаю, ты мне не доверяешь. И я тебя понимаю. Но у нас… у нас общая цель. И общая… ну, ты понимаешь.

— Вежа? — Я прищурился, наклонился вперед и упер локти в стол. — Ты про нее, да? Наконец-то решил про нее заговорить, носитель? Или это опять будет «моя тайна», и ты свалишь, хлопнув дверью?

Он сглотнул, и я увидел, как кадык на его шее дернулся. Его руки сжались сильнее, костяшки побелели, но он не отвел взгляд. Это мне понравилось — хоть какая-то твердость в нем осталась.

— Да, про Вежу, — выдохнул он. — Но не просто так. Я хочу рассказать. Не все, но кое-что. Чтобы ты понял. Чтобы ты согласился.

— Ладно, парень, — я хмыкнул, но внутри уже загорелся интерес, — у тебя есть пара минут. Говори. И лучше, чтобы это было что-то дельное.

Он кивнул, провел рукой по волосам, будто собираясь с духом, и заговорил:

— Я не такой, как ты, Крюк. Вежа… она со мной давно. И я знаю, что она с тобой тоже. Мы оба ее носители. И это не случайность. А вчера, когда она сказала про Эльдорадо… я понял, что пора.

— Пора для чего? — Я постучал пальцем по столу. — Говори яснее, Филипп.

— Пора объединиться. Я расскажу тебе, как она со мной работает. Не все, но достаточно. А ты решишь, нужен ли тебе я. Но я знаю одно: вместе мы найдем Эльдорадо быстрее. И Вежа нас за это наградит. Обоих.

Я глядел на него. В каюте повисла тишина, нарушаемая только скрипом такелажа и плеском волн.

Союз. Интересно. Очень интересно. Я потер подбородок и кивнул:

— Ладно, парень. Рассказывай. Выкладывай свою историю. И налей себе рома, раз уж сел. А то вид у тебя, как у покойника перед гробом.

Он слабо улыбнулся, потянулся к кувшину на столе и налил себе немного. Что он знает? Что скрывает? И почему именно сейчас решил заговорить?

Я глядел на Филиппа, пока он вертел в руках кружку с ромом, будто это был не напиток, а какой-то талисман, который поможет ему собраться с мыслями. Филипп откашлялся, сделал глоток, поморщился от крепости и наконец заговорил.

— Все началось, когда мне было лет десять, — начал он, уставившись в кружку. — Я тогда жил с отцом в Англии. Мать умерла, когда я родился, так что нас было двое — я и он. Отец иногда возил меня с собой к морю, рыбачил, брал меня с собой на лодку. Обычная жизнь, Крюк. Ничего такого, о чем песни поют. И это он еще был просто графом.

Но однажды ночью я проснулся, и в глазах у меня появились буквы. Цифры. Как будто кто-то писал прямо передо мной, только без бумаги. Я перепугался до чертиков, вскочил, начал тереть глаза, думал — сон или лихорадка. Но они не исчезали.

Я откинулся на стуле, постукивая пальцами по столу. Очень интересно. Вежа, значит, выбрала его еще ребенком. У меня она появилась позже, после кораблекрушения, когда я оказался здесь. А у него — с детства. Я кивнул, чтобы он продолжал, и глотнул рома.