Доктор мечты

Господи, какой же он высокий. Такой высокий. Слишком высокий. Может быть, он великан. Но он слишком симметричен и красив, чтобы страдать гигантизмом. Нет. Он не гигант, он просто мужчина, а это то, с чем я давно не имела удовольствия общаться, поскольку последние четыре года жила в общежитии.

Я делаю прерывистый вдох и позволяю своим глазам блуждать по его невероятно широким плечам, дальше на юг, к его тугим, круглым грудным мышцам, которые можно увидеть сквозь белую рубашку на пуговицах, плоскому прессу, манящей промежности… портфелю…

Саванна Мартин, тебе нужна помощь. И, возможно, хороший адвокат. Ты практически совершаешь сексуальное насилие над этим джентльменом своими глазами. Самое время остановиться.

— Ответь своему боссу, — доктор Мэтьюс (мать его, это он!) делает шаг в мою сторону, и я понимаю, что огонь в его глазах настоящий. Мои щеки ощущают жжение. — Ты храпела на рабочем месте?

— Технически не храпела, сэр, — торопливо встаю я, откидывая желтое винтажное платье и приглаживая непокорные рыжевато-блондинистые волосы. Я протягиваю руку, предлагая ему рукопожатие через изогнутый стол в форме аквариума. — Я никогда не храплю. Поверьте мне. В этом меня уверяли многие люди.

Прекрасно, Саванна. Ты просто обязана была добавить "шлюха" в список его ментальных "Почему я должен ее уволить".

— Где Мелинда? — с усмешкой спрашивает холодный мужчина. Не обращая внимания на мой жест, он берет с подноса стопку нераспечатанных писем и просматривает их. Я сглотнула и убрала свое мирное предложение.

— Мисс Эванс больше нет, сэр. Сегодня был ее последний день.

— Невозможно, — резко говорит он, не удостоив меня даже взглядом. Мое смущение быстро перерастает в раздражение. Что, черт возьми, с ним такое? — Ей нужно забрать моего сына из школы в три часа, а она до сих пор не заказала канцелярию, о которой я просил ее на прошлой неделе.

— Что ж, простите, что сообщаю плохие новости, но она точно уволилась. Судя по тому, сколько времени ей понадобилось, чтобы убрать со стола, я бы сказала, что она не вернется, — говорю я, а мои предательские глаза переходят на его левую руку, проверяя, нет ли на ней обручального кольца. Его нет. Разведен. Почему я не удивлена?

Он бросает письма обратно в серебряный поднос и смотрит на меня так, словно я блевотина, которую ему нужно оттереть с подошвы своих блестящих кожаных туфель. Моя кружка и силиконовая рука — единственное, что стоит между нами как барьер, но наши глаза говорят о том же.

— Что, черт возьми, делает здесь этот жуткий фаллоимитатор?

— Это мотивационная рукавица — и это рука, а не фаллоимитатор. Чтобы люди сжимали ее. Это очень терапевтично, — я стараюсь не краснеть, выдерживая его напряженный взгляд. Если он будет смотреть на меня еще пристальнее, мои женские достоинства начнут петь. И это будет очень обидно, потому что он может быть горячим, но, по иронии судьбы, он еще и невероятно холодный.

— Это смешно.

— Это мило и гостеприимно.

— Кружку нужно убрать.

— Кружка никого не оскорбляет, — протестую я. — И поощряет индивидуализм. Кроме того, у вас нет секретаря. Кто сегодня заберет Мэтьюса-младшего из школы? М-м-м? — Мои брови вопросительно взлетают к линии роста волос.

Минута молчания. Он опускает свой мысленный меч. Его напряженные скулы разглаживаются. Я наконец-то позволяю себе вздохнуть.

— Отлично. Ты заработала себе еще один шанс на эту должность. Я бы не советовал портить его храпом и отправляться прямиком на линию безработицы.

— Я просто отдыхала, — неубедительно говорю, выпрямляя позвоночник. То ли мое лицо покраснело от гнева, то ли комната нагрелась на пятьдесят градусов. — Мелинда сказала мне, что работает здесь уже год. Почему вы не знали, что сегодня ее последний день?

— Я знал, — он тянется ко мне, прижимаясь торсом к стойке администратора, и хватает блокнот, лежащий рядом с моей клавиатурой, вместе с ручкой. Прежде чем начать писать, он останавливается, смотрит на мою ручку в форме шприца с розовыми чернилами и хмурится, словно она его чем-то оскорбляет. В процессе я впервые чувствую запах доктора Мэтьюса, и когда я говорю "чувствую", я имею в виду вдыхаю. Беззастенчиво нюхаю его, словно это двадцать граммов колумбийского кокаина. Он пахнет кедром, мылом ручной работы и чистым, неапологетичным тестостероном, от кого я пьянею от вожделения.

Саванна, познакомься с Бедой. Беда, это Саванна.

— Вот адрес его школы. Три часа. Точно в точку. Теодор точен, как и его отец.

— Я не знаю, как он выглядит, — заикаюсь, держа блокнот в руке и читая адрес. Я должна была закончить смену в два. Он собирается доплатить мне за это? Вопрос вертится у меня на языке, но я прикусываю губу. Он застал меня дремлющей на стуле в приемной. Не стоит тыкать медведя десятифутовым шестом.

— Он похож на свою маму, — презрение доктора Мэтьюса заметно на его подергивающихся губах.

— Это не очень полезно, сэр, если только его мама не Дженнифер Энистон или Кэмерон Диас. Вот этих двух знаменитостей я точно узнаю.

— Его мама — доктор Лерер.

— О. — О. Не знаю, почему я удивлена. Кто еще может составить пару этому Адонису, если не столь же великолепная женщина с размерами Адрианы Лимы и доктором медицины, заботящаяся о его потомстве? Единственный вопрос, который сейчас остро стоит, это то, вместе ли они до сих пор или нет.

— Если возникнут проблемы, — он провел огромной сексуальной рукой по волосам и взъерошил их еще больше, — звони. Моя визитка на столе.

— Подождите! Куда я должна его отвезти? — Я вскакиваю с места, наблюдая, как доктор Мэтьюс идет по коридору к своему кабинету, неся портфель, его рукава закатаны до локтей, обнажая восхитительные вены, в которые я хочу вонзить зубы.

— Назад.

— А он не будет встревожен тем, что я его забираю? Я для него неизвестный человек.

Разве это не первое, чему ты учишь своего ребенка? Не ходить никуда с незнакомцами?

— С ним все будет в порядке. Его учительница подождет с ним.

— Вы даже не знаете, как меня зовут! — пробурчала я, отчаянно желая продлить этот разговор, чтобы не чувствовать себя так, будто он только что бросил меня в глубокую воду и ожидает, что я буду синхронно плавать во время бешеного кормления акул.

— Мне все равно, — подражает он моему тону. — И я ненавижу твою ручку. Избавься и от нее.

— Я Саванна. Саванна Мартин. А ты такой засранец, — бормочу я, сбавляя тон на несколько октав и падая обратно в кресло, устало потирая глаза.

Я слышу, как дверь в его кабинет захлопывается, но не раньше, чем он перезванивает: