Доктор мечты
Шрифт:
Я не поднимаю глаз, чтобы проверить, заметил ли он. Я не могу. Я никогда не переживу этого. Это самый неловкий момент в моей жизни.
— Пессимизм, царящий здесь, опьяняет, — выдыхаю я.
— Оптимизм, который ты рассыпаешь вокруг, как обкуренная фея, тоже не так уж велик, — язвительно говорит он, бросая на меня предостерегающий взгляд. — И, кстати, я знаю, что ты накормила моего сына замороженным йогуртом. Он мне все рассказывает. — Я тяжело сглатываю, но не извиняюсь. Благодаря этому обмену мнениями я быстро прихожу в себя после оргазма.
— А доктор Лерер знает, что вы планируете вытеснить ее? —
— Она и хочет, и не хочет. Она была бы глупа, если бы не выяснила это сама, но я не очень-то разговорчив. — Его честность застает меня врасплох.
— У вас есть общий ребенок, — напоминаю я ему. Теодор — не самый веселый мальчик, которого я встречала, но он все еще шестилетний, невинный малыш. Он заслуживает большего, чем ему предлагают сейчас в отделе поведения.
— Я прекрасно понимаю. К чему ты клонишь?
— Постарайтесь быть более сговорчивым. Не для нее. Для него.
Рис Мэтьюс упирается локтем в стену над моей головой и ухмыляется. В этот момент где-то в аду у демона появились крылья.
— Я умею драться. И побеждать. А вот хорошо играть? Не очень.
Я делаю шаг в сторону, подальше от его тела. Он либо пристает ко мне, либо пытается ударить. Ни один из вариантов меня не устраивает.
— Сэр, что… что насчет канцелярских принадлежностей?
Рис Мэтьюс снова наклоняется ко мне, вынимает из моих волос карандаш, удерживающий мой пучок на месте, и подносит его к уху. Его глаза опускаются к моему декольте, и он распускает еще одну восхитительную ухмылку.
Его губы нависают над моим ухом, и мы практически дышим одним воздухом, когда он говорит:
— Думаю, я получил все, за чем вы сюда пришли, мисс Мартин. Закройте за собой дверь.
4
Миллиардер и принцесса
Две недели спустя
Две недели я забирала торжественного, снобистского Теодора Мэтьюса из школы — парню шесть лет и скоро шестьдесят — и приводила его в клинику, чтобы он пообщался с отцом в перерывах между приемами. Меня никогда не бывает рядом, когда они вместе, но Теодор говорит мне, что отец учит его латыни, истории и игре в шахматы. Может, доктор Мэтьюс и сволочь для всего мира, но я скажу одно — он точно любит своего ребенка.
— Можно мне еще замороженного йогурта?
— Ты собираешься сдать меня своему отцу? — Я сужаю глаза, бросая на него взгляд через зеркало заднего вида. У него платиновые волосы и лесные глаза его матери, но отцовская способность заставлять тебя хотеть ему понравиться.
— Возможно. Но он не собирается тебя увольнять. Он говорит, что с ним никто не мирится.
— Тогда, наверное, да. Но я принесу тебе маленькую порцию. Тебе не нужен весь этот сахар. — К тому же я плачу за это из своего кармана, а я стараюсь экономить.
Две недели я встречаю встревоженных мам, детей, новорожденных и ничего не понимающих пап и провожаю их до кабинетов доктора Лерер и доктора Мэтьюса.
Две недели я готовлю домашнее печенье и ставлю тарелку на стойку администратора, играю с захворавшим малышом, когда его мама кормит грудью младшую сестру, и помогаю подростку, пришедшему на прививку, рассказывая, что прокалывать язык совсем не так больно.
Две недели я ела вегетарианские тако во время обеденного перерыва, смотрела на дверь доктора Придурка и думала, почему он так ненавидит свою бывшую жену и почему я зациклена на вопросе, холост он или нет?
Две недели никакого личного общения с доктором Мэтьюсом. До вчерашнего дня.
В середине утра мы с доктором Мэтьюсом столкнулись по дороге в туалет.
— Извините, — пробормотала я.
— Ты первая. — Он махнул рукой.
— Ни в коем случае. Мне понадобится время, — сказала я, и мои глаза расширились от ужаса, когда я поняла, что я сказала. Он изогнул бровь.
— В холодильнике есть сливовый сок.
— Гадость, я имею в виду, что мне нужно заново нанести макияж. Влажность на улице просто убивает меня.
— Ты прекрасно выглядишь.
— Это комплимент? — Я не должна поощрять ничего, что хоть отдаленно напоминает флирт, но я поощряю. Потому что у меня, видимо, есть желание умереть.
— Это правда. — Его голос был сухим.
— Тогда я приму это как комплимент, потому что обычно люди не выглядят так потрясающе без макияжа. — Мысль была удручающей, но верной. Еще одна бровь была приподнята в честь этого замечания.
— Я плохо выгляжу? — спросил он.
— Вы выглядите… — Потрясающе. Охуенно. Чертовски красиво. — Вы выглядите просто великолепно, доктор Мэтьюс.
— Ну, я не накрашен.
Я хочу, чтобы ты также не был одет, подумала я, и в результате на моих губах искривилась легкая улыбка. Он улыбнулся мне так же, и его плечо коснулось моего, когда он проходил мимо меня, чтобы открыть дверь в уборную. Его губы нашли мое ухо, и он прошептал:
— Да. У меня такая же мысль, мисс Мартин.
Но он не мог этого сказать.
Он не мог… ведь так? Конечно же, нет, верно? Черт, это будет один долгий вечер, когда я буду переживать этот момент снова и снова.
Доктор Лерер редко обращает на меня внимание. Рис, по крайней мере, приветствует меня словами "доброе утро, мисс Мартин", "приятного вечера, мисс Мартин" и "ко мне в кабинет, мисс Мартин", что он и сказал мне сейчас, когда я сижу за стойкой регистрации и вяжу пинетки для будущей клиентки, которая пришла сюда вчера с дочерью. Я вскакиваю и иду за ним в его кабинет, оставляя приемную без присмотра, хотя уже почти девять часов и пациенты должны поступить в любую минуту.
— Закрой дверь, — приказывает доктор Мэтьюс, усаживая свой великолепный зад за письменный стол. Сегодня на нем бледно-серые брюки, голубая рубашка на пуговицах и галстук в стиле "В поисках Немо". Стетоскопа пока нет. У него двенадцать баллов из десяти, о чем свидетельствуют мои влажные трусы.