Долгая дорога к дому

Катя смотрела на него в упор, не мигая, и он испугался: такая не простит…

А она о другом заговорила.

– Про «инструкцию» я вспоминать не хочу. Мне до нее теперь дела нет, так что считайте себя прощенным, - Роман вздохнул с облегчением, но она продолжила, - а вот чего я Вам простить не могу, так это того, что оставили Андрея в трудную минуту. Не ожидала…

– Кать, так он сам… Сам отпустил меня… иди, говорит, если место хорошее… Я ему говорил, что в любую минуту вернусь, а он…

– Не продолжайте, Роман Дмитриевич! Мы оба все понимаем. Я передам Жданову, что Вы заходили.

Малиновский ушел, а она еще долго сидела, уставившись в монитор, и не видя ничего.

Разговор с Романом выбил ее из колеи. Она не жалела, о том, что была с ним неприветлива – он того заслуживает. А она сама? Разве она не бросила Андрея ? Да, он был виноват и заслуживал того, что она бросила его как любовника. А могла ли она бросать его как президента? Если бы она работала в компании, не случилось бы с ним того, что случилось. Следовательно, ничем она не лучше Малиновского…

Надо будет поговорить с ним по-другому. Если он захочет вернуться… Не если! Надо, чтобы захотел! Он опытный менеджер, с ним хорошо работать. И Андрей будет доволен – старый друг… Они с детства вместе. Такое не забывается. Андрей простит его, а она спрячет свою обиду поглубже, будет приветлива на работе, а дома… Дома тоже будет принимать его как дорогого гостя!

Стоп! Где ты собираешься принимать гостей, Катя Пушкарева? Какой дом ты имеешь в виду? Уж не квартиру ли Андрея? А ты там кто? Размечталась, однако…

Ну, помечтать-то можно? А вдруг? Если Жданов и не предложит ей ничего другого, она будет просто жить у него… на квартире….в золотой клетке… Но и он ведь будет там, в этой клетке…

Недавно ей сон приснился

…Она пришла, а Андрей уже дома… Снял с нее пальто, размотал шарф… и прямо в прихожей стал целовать… Она не сопротивлялась… сняла с него очки и сама поцеловала…Тогда он взял ее на руки и понес в спальню(только спальня, почему-то была не эта ,а такая ,как на квартире Малиновского)…и все было как тогда…Одной рукой он расстегивал пуговицы на ее кофте, а другой снимал свой пиджак…А потом…

На этом сон обрывался, но она и без сна помнила, что было потом. Не забыла и ощущения свои, и чувство полета, и безграничное счастье, переполнявшее душу, и которым хотелось одарить его, любимого…

Время бежит… И ждать уже совсем недолго, всего несколько дней… Как странно – три года она не ждала его. Вспоминала, мечтала, но не ждала. А теперь не может спокойно прожить всего несколько дней. Как бы не проиграть Кольке конфеты…

*

Колька… друг верный… Помочь старается – недавно устроил ей встречу с матерью.

– Катька! Сегодня домой вместе поедем!

– Нам же в разные стороны?

– А сделаем в одну – к нам поедешь! Дядя Валера на рыбаке с друзьями-однополчанами, тетя Лена одна – оладушек обещала напечь!

– Коль…

– Не возражай! Она поговорить с тобой хочет… Мать же…

На этот раз все было по-другому – не было Валерия Сергеевича, которому Елена не умела перечить и гнева которого всегда опасалась Катя.

Зорькин взял оладушки «сухим пайком» и тоже удалился.

Они остались вдвоем – мать и дочь. У них был «Девичник», как когда-то давно, когда Катя была еще маленькой девочкой, потом школьницей, и уже девушкой… «Девичники» не были частыми – Валерий Сергеевич вникал во все мелочи, не давал им возможности уединиться, но если уж удавалось, они наслаждались моментом. Говорили обо всем: Катя рассказывала свои детские обиды на подружек, на несправедливость учителей в школе (симпатичным девочкам ставили оценки выше и прощали невыученные уроки)… В сердечные тайны Катя мать не посвящала, но исподволь интересовалась, что та думает о некоторых вещах.

Елена дочкины тайны не выпытывала, но по отдельным словам, вопросам догадывалась, что ее волнует, и старалась, как могла помочь: то вспомнит якобы с ней произошедшую историю, то расскажет случай из жизни троюродной племянницы, которой на самом деле никогда не существовало.

Так было раньше. Теперь они могли говорить на равных, не как мать и дочь, а как две женщины, у каждой из которых свой опыт за плечами.

– Катенька… Ты на нас с отцом обиду не держи… За то, что Мишу тогда позвали, - пояснила Елена, видя недоумение на лице дочери, - мы как лучше хотели, думали помирить вас. За столько лет ни одной жалобы от тебя не слышали… Да и про ссоры тоже…

– Ссорятся, когда любят, когда не безразличны друг другу.

– Зачем же ты замуж пошла? Мы думали, что любовь у вас… такая, что невтерпеж…

– Мам, я хотела… я думала, что смогу…Не получилось… Он сам виноват!

– Ребенка надо было родить.

– Я хотела, а он – подождем… ресторан новый… работы много…

– Вот значит как – работы много… Он что же, не любил тебя?

– Не знаю… Казалось, что любил. Он, наверное, чувствовал мое отношение, ждал…

– А чего ждать-то? Если сразу не любишь… Бывает, конечно, что любовь потом приходит…Может, поторопилась ты?

– Нет, мам, зачем же его обнадеживать? Полюбить можно, если сердце свободно…

– Так ты другого полюбила?

– Не полюбила. Я его всегда любила и люблю…

– Господи… Катенька… Да как же ты… зачем же…

– Он обидел меня. Я думала, что не смогу простить, снова поверить. Думала, легче разлюбить, забыть…

– Что ты, милая! Разве ж такое возможно, если любовь…если настоящая…Не каждому она дается, а если уж дана – не убежишь от нее, не спрячешься. А если и убежишь, то всю жизнь страдать будешь, вспоминая…

Слова матери насторожили Катю. Послышалось в них затаенное сожаление, тоска по несбывшемуся почувствовалась.

– Мам, а ты папу сразу полюбила? Он твоя первая любовь?

Елена долго не отвечала, была где-то далеко в своих мыслях. Катя решила даже, что она не слышала ее вопроса, но повторить его не решалась.

Наконец, Елена очнулась, вернулась из своего далека.

– Не собиралась я говорить тебе об этом. Думала, сложится у тебя жизнь по-другому, и никчему тебе будут мои тайны. Не вышло – повторяет судьба свои повороты…