Долгое дело
Шрифт:
– Поскольку новорожденный не моего ведомства, - продолжил начальник райотдела, - и собрались у меня лишь в целях удобства, то бразды правления передаю Юрию Артемьевичу.
Рябинин понял, что все они пришли сюда ради него. И тогда жаркая кровь - сколько ее у человека, этой жаркой крови? - вторым потоком бросилась в голову и грудь.
Прокурор встал и, защемив подбородок пальцами, как клешнями, начал:
– Я думаю, что каждый из нас скажет несколько слов о новорожденном. Так сказать, кто что о нем думает.
– Пусть он сядет, - сжалилась инспектор Кашина.
– Пусть стоит! - приказал подполковник.
Горевший
– Товарищи, - вновь заговорил прокурор. - К сожалению, ничего хорошего о новорожденном сказать не могу. Человек прожил сорок лет. Вместо того, чтобы наслаждаться и жить припеваючи, он, видно, все свои годы отыскивал истину, спорил, боролся и нервничал. Похоже, что так собирается прожить и следующие сорок...
Юрий Артемьевич отпустил подбородок и сел в глубокой печали. Тут же поднялся начальник райотдела, одернул китель с орденскими планками, зачем-то погладил значки об окончании академии и университета и огорченно заговорил.
– Хочу добавить, что новорожденный и следователем-то стал зигзагообразно. Люди кончают школу, а потом высшее учебное заведение. И все, и хватит. А новорожденный, видите ли, считает, что следователю нужен жизненный опыт и знание человека. Поэтому он после десятилетки работал - я перечислю - истопником, землекопом, коллектором, завхозом, техником... А юридический факультет окончил заочно. Если бы каждый шел таким путем, то среди следователей не попадались бы случайные люди, то есть я хочу сказать, что он большой оригинал.
– Рябинину сорок лет, - раздался голос Петельникова от двери. - Многие люди смотрят те же сорок лет на мир и ничего не видят. А те, которые видят, сильно близоруки. Я сказал все.
– Неплохо, - заметил подполковник, - кратко и даже кое-что понятно.
Мария Федоровна Демидова тряхнула короткой седой гривкой и заговорила сидя, изредка прочищая свой хриплый голос быстрым покашливанием:
– По-моему, специальность человека сразу видна. Этот бухгалтер, тот спортсмен, та продавщица... Ну а Рябинин? Разве он похож на следователя? Следователь должен - ррр! Рябинин же похож на врача...
– Ухо-горло-нос, - встрял Петельников.
– Нет, на детского врача, - серьезно поправила Демидова.
– Можно мне? - томно оживилась Кашина. - Я смотрю на этого сорокалетнего мужчину глазами женщины. Невысокий, неширокий, в очках... Нет, пойти с ним на танцы я бы не догадалась...
– На танцы лучше со мной, - опять подсказал Петельников.
– Удивилась бы, пригласи он в ресторан или на вечер. Не знаю, поехала бы с ним на юг, в круиз или за город... Вот посоветоваться бы к нему пошла. Будь у меня какая трудность, вспомнила бы о нем. А случись беда, я хотела бы увидеть рядом с собой его неказистые...
Кашина приостановилась, подбирая слово.
– Его неказистые очки, - не вытерпел Петельников.
Кашина промолчала, видимо, согласившись.
– Да какой он мужчина? - удивилась Базалова громким отчетливым голосом, словно выступала перед судом. - Настоящий мужчина любит всех женщин. Ну, хотя бы многих. А он все свои сорок лет любит только одну свою Лиду. Мне бы такого мужа...
– Я тоже прошу слова, - сказал инспектор Леденцов, подняв руку. - Все тут говорили так, что якобы минус, а на самом деле плюс. Если сложить сумму плюсов да прибавить
сумму минусов, то сумма...– Короче, - предупредил начальник райотдела.
Леденцов покраснел, как и его волосы.
– Я хочу сказать, что плюс ко всему у него есть один минус...
– Как? - насупился подполковник.
– То есть минус ко всему у него есть один плюс, - окончательно сбился молодой инспектор.
– Какой же? - мрачно поинтересовался начальник райотдела.
– Сергей Георгиевич дает мне советы по поводу составления процессуальных документов, товарищ подполковник, - вдруг отчеканил Леденцов.
– Ага, - подтвердил Петельников, - вчера звонил по телефону и спрашивал, как правильно написать: "сосуд в виде рога" или "рог в виде сосуда".
– Ну и что Рябинин посоветовал? - заинтересовался прокурор.
– Рогатый сосуд, - буркнул Леденцов под взметнувшийся хохот.
Юрий Артемьевич опять встал, косясь на свой прокурорский китель, который сидел на нем как-то необязательно, словно он его одолжил.
– Еще выступать кто-нибудь будет? Тогда заключаю. Если перевести мысли говоривших на нормальный язык, то все мы, Сергей Георгиевич, желаем вам счастья и здоровья. А чтобы этот день не затерялся в вашей памяти, примите от коллег этот подарок.
Он взял со стола небольшой плоский сверток и зашуршал бумагой, которая опала на стул, как соскользнула. Теперь в руках прокурора была книга, неестественно блестевшая холодным блеском. Юрий Артемьевич понес ее перед собой осторожно, словно опасаясь разбить. Он поймал внизу горящую руку следователя и с чувством пожал ее.
– Эту книгу, Сергей Георгиевич, нельзя прочесть. Но ее содержание вы знаете назубок.
И вручил.
Сначала пальцы Рябинина ощутили холод и почти литую твердь. Затем на них легла некнижная тяжесть. И уж тогда глаза поняли, что у него в руке каменная книга - обложка из волнистой сургучной яшмы, родонитовый корешок и белая середина спрессованных страниц из полосчатого кварцита. Крупные золотые буквы секли мягкие волны яшмы: "Уголовный кодекс РСФСР".
– Хотите что-нибудь сказать? - спросил Юрий Артемьевич.
Рябинин хотел сказать. Он уже знал, что переполнен тем, о чем хочет сказать. Но эта переполненность была той силы, которая может выплеснуть слова пролитым фонтаном, как только что пробуренная скважина. Эти слова - не идущие для большого собрания, да и к этому кабинету не идущие, теснили друг друга, пытаясь вырваться. И вырвались в тот момент, когда в сознании мелькнули его дневниковые записи о забывших друзьях.
– Дурак я, - сказал Рябинин, собираясь еще объяснить, почему он дурак.
– Очень хорошо, - обрадовался подполковник. - Это самая умная и краткая речь, когда-либо слышанная мною.
– Товарищи, чествование закончилось, - объявил прокурор уже под шумок заходивших стульев.
– Нет, не закончилось, - почти тихо сказал Рябинин, но стулья его услышали и выжидательно уперлись ножками в пол. - Вечером прошу всех ко мне...
– И придем, - отозвался над ухом Петельников.
И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Я не знал, что моя двухкомнатная малогабаритная квартира может вместить столько народу. Я не знал, что мой день рождения превратится в праздник. Я не знал, что моя Лида может быть душой общества. И самое главное - я даже не подозревал, что у меня столько друзей.