Долгое дело
Шрифт:
– Почему мошенническое?
– Потому что вы их обманули.
– В чем, товарищ следователь?
– Выманили пятьдесят рублей.
– Не выманила, а получила за труд.
– За какой же? - усмехнулся Рябинин, зная, что ирония действует на умных лжецов отрезвляюще, а Калязина была не глупой - он уже видел.
– Я предсказала им длительную совместную жизнь. Если вам не нравится слово "предсказала", то могу выразиться иначе: я дала им умный совет. Неужели умный совет не стоит пятидесяти рублей?
– Этот совет ничего
– Боже мой, - тихо удивилась она, рассматривая Рябинина заново, словно только теперь его увидела. - И это говорит следователь, который сам должен обладать пониманием психики, предвиденьем, интуицией. Узнали же вы без всякой науки, что я неглупая...
Рябинин повернулся к окну, - ему нестерпимо захотелось глянуть на улицу. Там было все в порядке... И с домами, и с транспортом, и с пешеходами. Он посмотрел на Калязину, чувствуя подступающее раздражение...
Кто сказал, что с умным человеком приятно беседовать? Чем выше организовано существо, тем оно противнее. Как симпатичен цветок! Но животное уже менее приятно. А про человека и говорить нечего. И чем умнее он, тем отвратительнее. Не зря же все любят детей, животных, дурачков, - они милы своей глупостью.
И промелькнуло, исчезая...
...Умный человек - неприятен. Опытный - несимпатичен. Сильный опасен...
Рябинин суетливо выдернул протокол с показаниями Смирнова и неприязненно сказал:
– Мне понятен смысл вопроса о том, кого этот парень больше любит: детей или собак. Хотели проверить, будет ли он любить детей...
– Нет, вы не поняли, - спокойно возразила она. - Ни один человек не признается, что собак любит больше детей. Этим вопросом я проверяла его искренность.
– Допустим, - согласился Рябинин. - А какой смысл вопроса о любимом цвете? Что, если любит желтый, то будет хорошим мужем, а если синий - то плохим?
– О, вы и этого не знаете, - сокрушенно и вскользь заметила она. Любовь к определенному цвету говорит о многом. По крайней мере, я никому бы не посоветовала выйти замуж за человека, любящего черный цвет.
– А если человек выбирает в булочной мягкий хлеб и пробует его вилкой, о чем это говорит?
– Если без конца тычет, то он мелочен. Вы не согласны?
– Допустим, - нехотя согласился Рябинин. - А когда человек поднимается на лифте...
– Тут я проверяла запас жизненных сил. Опять-таки согласитесь, что взбежать по лестнице молодому человеку ничего не стоит. И неестественно, когда двадцатилетний ждет лифта. Такой в жизни многого не достигнет.
Рябинин остыл, - логичные ответы ему всегда нравились.
– Ну, а вопрос о ботинке, который жмет?
– Если испытуемый винит фабрику, то у такого всегда будет виноват кто угодно, только не он. Если винит ботинок, то этот человек самокритичен. А если винит свою ногу, то он скромен и тих.
Рябинин улыбнулся. Но Калязина смотрела холодно, не принимая его улыбки.
– Теперь о семейном знаке, - посерьезнел и он. -
Вы сказали, что в их семье заваривать чай должен обязательно мужчина. Неужели и в этом есть смысл?– Вы что пьете? - деловито поинтересовалась она.
– Компот, - ответил Рябинин, ибо допрос соскочил - может быть, на жмущем ботинке - с тех строгих рельсов, которые ему были проложены всеми инструкциями.
– Компот и чай имеют одну интерпретацию.
– Какую же?
– Вы домашний человек.
– Это научный вывод?
– Разумеется. За спиртным возможен скандал. За кофе возможна сдержанность. А чай - это мир, покой и уют. И если мужчина должен его заваривать, то ему следует приходить домой вовремя, быть спокойным и домашним. Не так ли?
– Так, - покладисто подтвердил следователь, потому что было именно так: чай он тоже считал напитком дружбы, вроде индейской трубки мира.
Рябинин открыл протокол допроса женщины, которую Калязина вдохновила на невероятную, или невероятного, м'куу-м'бембу. Он вдруг заметил, что спешит не допрос кончить, не освободиться от нее и не получить признание, - спешит услышать ответы, которые стали его интересовать.
– Перейдем к той клиентке, которая назвалась Юлией...
– Да, белесая дурочка.
– Почему дурочка?
– Потому что не умеет жить с мужем.
– Что же вы не дали ей умного совета?
– Как это не дала? - искренне удивилась Калязина.
Рябинин скосил глаза в протокол допроса Юлии и прочел вслух:
– "Она сказала, что все мужчины делятся на карьеристов, бабников и алкоголиков". Очень умно!
– Буду вам признательна, если вы назовете мужчину другого типа.
Рябинину захотелось назвать ближайшего к ней мужчину - себя. Но любопытствующий вопросик опередил:
– А я какого типа?
Она прищурилась и заиграла красивыми губами, словно начала кокетничать.
– К женщинам, кроме жены, вы равнодушны. Алкоголь для вас не существует. Вы карьерист.
– Угу, - буркнул Рябинин, неожиданно обидевшись; и оттого, что по-глупому обиделся, он тихо на себя разозлился.
– Я могу доказать, - смиренно предложила она, видимо заметив его обиду.
– Не надо, - сказал Рябинин, уже злясь на себя явно: не стоило задавать ей этого вопроса, да и про компот шутить не стоило.
Он покопался в бумагах, чтобы вышла пауза, необходимая ему для продолжения допроса, как антракт для спектакля. Почему разозлился? Уж в чем в чем, а в карьеризме был не грешен. Неужели задела ее беспардонность: подозревается в мошенничестве, а называет следователя карьеристом? Но ведь сам напросился.
– Скажите, если мужчина любит мягкую булку, то, значит, он любит женщин? - строговато спросил Рябинин.
– Фрейд создал свою ошибочную сексуальную теорию психоанализа на сновидениях. Я свою, допустим, тоже ошибочную, на вкусах. Так его десятки лет изучают и цитируют, а меня, Сергей Георгиевич, таскают в прокуратуру.