Долгое дело

Рябинин вдруг заметил на ее виске локон - крохотный, не седой, случайный. Какие-то неясные и быстро соединившиеся мысли - была девочка, ходила в школу, теперь в больнице, слушает свое рваное сердце - теплым и пронзительным толчком ударили в его грудь и докатились до глаз. Врачи разрешили допрашивать... Но врачи знали про ее тело, а он сейчас увидел ее душу. И пусть лекари напишут десять справок... Подлость это - допрашивать ее сейчас.

Он рассеянно оглядел палату, ее столик с фруктами и бутылкой сока, цветы в баночке и какой-то лечебный агрегат у изголовья.

–  Я к вам приду завтра или послезавтра...

Она кивнула - ясно, облегченно и, как ему показалось, благодарно.

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я. Иногда мне кажется, что врачом, юристом и педагогом надо работать только до тридцати лет - пока не задубело сердце.

Запах берез, натекший в открытое окно, сразу пропал. Его вытеснил тонкий аромат каких-то южных цветов - инспектор уголовного розыска Кашина пользовалась духами, как обыкновенная женщина.

–  Вилена, я подозреваю, что у тебя есть целая библиотека книг с названиями типа "Массаж носа", "Уход за конечностями"...

–  Разумеется. У вас ноги только для ходьбы, а у нас еще и для красоты.

Она села в единственное кресло поглубже, расстегнула жакет, расслабилась, обмякла, чтобы в эти короткие минуты не думать о розыске. У мужчин на эти короткие минуты есть вредная забава, которая все-таки снимает усталость, - курение. Поэтому Петельников заглянул в сейф и достал небольшую, расцвеченную астрочками коробку мармелада.

–  Ухаживаешь? - Она хрустко распечатала коробку.

–  Я за всеми женщинами ухаживаю...

–  И водишь их показывать жене Рябинина.

–  Вожу. Вот скоро поведу девушку, которая мне представилась как Джаконя.

–  Раньше были Джоконды, - вздохнула Кашина, наслаждаясь мармеладом.

–  Вилена, а тебе я разве не делал предложения?

–  Три раза.

–  Ну?!

–  Один раз на месте происшествия, когда мы с тобой нашли отпечаток ладони в маргарине. Второй раз в следственном изоляторе, в камере. А третье предложение ты передал через Леденцова.

–  Может, все-таки пойдешь? - сделал он четвертое. - Будешь мне по утрам пеньюар подавать.

–  Пеньюар - это прозрачный халатик, который женщина надевает на нижнюю рубашку, выходя пить кофе.

–  А я кофе пью в кителе, - невесело улыбнулся Петельников.

–  Ой, съела всю коробку, - ужаснулась Кашина. - Фигуру испорчу...

–  У меня дома так хорошо и тихо, что идти туда не хочется, - сказал вдруг Петельников как-то не по-своему: без силы, без голоса и без юмора.

Она, собравшись было уходить, тревожно осела на мягкий поролон кресла. Петельников смотрел в окно, на озелененный двор милиции, откуда опять натек березовый дух, все-таки победивший запах южной розы. Они молчали, два инспектора уголовного розыска, которые привыкли помогать, выручать и подменять друг друга на дежурстве; привыкли не замечать друг у друга настроений, ошибок и неудач; привыкли друг над другом подтрунивать, пошучивать и не говорить всуе громких слов.

И вот теперь они сидели и молчали, словно июньский березовый запах запечатал им рты...

В дверь постучали не постучали, а вроде бы сначала терли кулаком по дереву, а потом все-таки стукнули. Две старушки - те, хозяйки котика Василия Васильевича, - входили в кабинет какой-то вереницей.

–  Я потом зайду, - Кашина будто не из кресла встала, а оно, старое и глубокое, выпустило ее из своей середины, как вылущило.

–  Бабуси, хотите поблагодарить? - спросил инспектор, который успел побывать у Рябининых и отнести кота этим старушкам.

–  Нет, милый, не хотим, - ответила худенькая и села в кресло, как провалилась в яму.

–  Милиция, а допускает, - туманно поддержала ее вторая, та самая, которой он тогда мысленно надевал чепчик.

Видимо, разговор предстоял длинный и нудный, а он сидел как на иголках, ожидая звонка от Рябинина. Зря не купил вторую коробку мармелада, которая сейчас бы помогла.

–  Что-то я вас, гражданки, не понимаю...

–  Котик не наш, - почти злорадно выговорила худая, как он вспомнил, Мария.

–  Как не ваш?

–  А так. Не кот, а дьявол из трубы.

–  Как пошел выть да обои когтями полосовать, так у меня аж брови дыбом встали, - поддержала Марию вторая.

Инспектор попробовал отыскать на ее круглом лице брови, но увидел лишь две светлые полоски.

–  Подождите-подождите. Вы же сказали, что кот полосатый, с хвостом...

–  Что ж, по-твоему, мы евойной морды не отличим? - удивилась Мария.

–  И характер-то у него обормотистый...

–  Совести у тебя нет, хоть ты и сидишь в отдельной комнате.

–  Ах, совести? Тогда сейчас проверим, бабуси, вашу совесть.

–  Как это? - спросила Мария, слегка понижая голос.

Вторая настороженно обернулась к сейфу.

–  Вы со мной говорите на повышенных тонах, а я буду с вами говорить на возвышенные темы.

–  Это конечно, - подозрительно согласилась Мария.

–  Ваш сосед Литровник продал кота неизвестному гражданину за рубль. Можно в миллионном городе отыскать этого покупателя?

–  Можно, - мгновенно согласилась Мария. - Овчарку запустить.

–  А собака завсегда кошку отыщет, - подтвердила вторая, благодушно улыбнувшись инспектору, которому сумела помочь дельным советом.

Петельников ногами зацепил ножки стульев, как обвил их, - пожалуй, мармелад не помешал бы ему для умиротворения той злости, которая уже зарождалась.

–  Собака берет след преступника, а не кота.

–  Наш Василий, Васильевич пускай сгинет? - спросила Мария, въедаясь в него своими черными запавшими глазами.

–  Если человек рубля не пожалел, то уж он наверняка любит кошек. И вашего Василия будет обхаживать.

–  А на кой нам чужой-то обормот? - Теперь дородная старушка улыбнулась хитровато, потому что сумела задать ему каверзный вопрос.

–  Гражданки, вы в бога верите? - разозлился Петельников.

–  Вон Шора с ним знается. - Мария кивнула на свою подругу.

–  Ничего не знаюсь!

–  Как увидит дом до неба, так и перекрестится.

–  Если ваш кот попал в хорошие руки... Неужели вам не жалко другого кота, который сидит в подвале, не ест, не пьет, не моется?.. Где же ваша любовь к животным?