Долгорукова
Шрифт:
— Эй! — крикнул он товарищам. — Идите-ка сюда...
Лорис-Меликов сидел за столом, перед ним стояли два сотрудника.
— Немедленно поднимите по тревоге полицию и жандармские подразделения вдоль всего пути следования. Если не хватит людей — скажите, я договорюсь с военным министром, поднимем армейские части. Государь выезжает девятнадцатого, у нас два дня. Всего два. Мне страшно подумать, что было бы, если бы эту мину
— Да, ваше превосходительство.
— И ещё: о мине под Лозовой никому ни слова. Государь не должен знать об этом. Ступайте.
Лорис-Меликов рассказал о найденной мине Адлербергу.
— Я сегодня же выеду в Крым, чтоб сопровождать их, — заявил Адлерберг.
— Но это риск, вы понимаете?
— А что не риск? Когда вон и Зимний пытались взорвать... Эдак вообще от Государя надо держаться поодаль. Но мы же как-никак его приближённые, мы приближены к его особе. Нет, нет, я еду.
— Но о том, что раскрыто новое покушение, пока не говорите. Приедет, дай Бог, скажем.
— Разумеется. Вы уже приняли меры?
— Самые решительные. Но два дня так мало. Путей больше тысячи вёрст. Я просил Милютина помочь войсками.
— А что сказать Его величеству насчёт подготовки доклада?
— Скажите, что я его почти закончил, и скоро передам проект Константину Николаевичу и наследнику. Кстати, я говорил с ним и, кажется, смог его убедить.
— Что ж, было бы большим счастьем для Государя, если б мы получили новое продолжение реформ. Тогда никто бы не говорил ему боле, что он охладел к ним из-за новой семьи.
— Это для всех было бы счастьем. Тогда утихомирились бы и эти социалисты.
— Но разве они не знают, что правительство работает над этим? — удивился Адлерберг. — Вы же, помнится, объявляли об этом в газетах.
— У меня такое впечатление, что они ничего не читают кроме своих же собственных прокламаций. Это одержимые люди. Послушайте их выступления на судах. Невежественные и одержимые. Если факты в жизни противоречат их голой идее, они предпочитают их не видеть. Этим они и опасны — с ними просто невозможен диалог.
Вдоль насыпи с двух сторон шли солдаты. Они внимательно глядели по сторонам...
За столом, накрытым прямо под деревом на свежем воздухе, сидели шесть человек: Государь с Катей, их старшие дети и Варя с Адлербергом. Прислуживал всего один слуга. Вдали виднелись экипажи царской свиты, адъютанты, обслуга.
Было по-осеннему тихо. Внизу плескалось море.
Александр поставил чашку, спросил у дам разрешения закурить.
— Как жаль, — меланхолично заметил он, что мы сюда, скорее всего, и не приедем боле.
— Почему, Ваше величество? — спросил Адлерберг.
— Тебе
я могу, Саша, открыть — почему. Варвара Игнатьевна уже знает. Мы с Катей решили в скором времени покинуть Россию. Я, как только доведу до конца реформу власти, хочу отречься от престола в пользу Саши и уехать с семьёй куда-нибудь в тёплые края.— Ваше величество, возможно ли это?
— Отчего же нет? Я хочу остаток дней, сколько мне отпущено, посвятить своей новой семье. Надеюсь, они будут более благодарны мне, чем мой народ, которому я отдал двадцать пять лет, а взамен получил травлю — как на охоте. Я вначале полагал это сделать сразу же после венчания, не дожидаясь Лорисовых новаций, но некоторые соображения, — он мельком взглянул на Катю и улыбнулся ей, — заставили меня отложить мой план на полгода. Надеюсь, за это время всё сложится. И со мной уедет не её светлость, а Её величество. Ну что ты молчишь? Осуждаешь?
— Что вы, Государь. Я задумался, потому что представил себе, как тяжело будет Екатерине Михайловне покидать подножие трона, только-только достигнув его.
— А я вот что сейчас подумала, — сказала Катя. — Если народ получит желаемые преобразования и будет даже допущен к власти, может, и опасность исчезнет?
— Ты помнишь, чем кончил Людовик XVI?
— У нас не Франция, — безапелляционно заявила Катя, — у нас революция невозможна.
— Отчего же, — вставил Адлерберг, — революционеры вон уже есть.
— Пересажать их всех — вот и вся революция, — отмахнулась Катя. — Это всё ваш любимый Лорис миндальничает с ними.
— Ты не права, — сказал мягко Александр. — Он как раз действует решительно. Поэтому-то уже пол года ни одного покушения.
Вдоль полотна с факелами и керосиновыми лампами шли полицейские. Мимо них, сверкая в ночи огнями, пронёсся пассажирский поезд. Они смотрели ему вслед...
Пассажиры поезда мирно спали. Спал Александр. Спала Катя. Спали дети. Только Варя не спала, — думала о чём-то...
X. играл в карты. Столпившиеся вокруг стола смотрели, как он бросил на стол пачку денег, потом медленно открыл свои карты и, побледнев, швырнул их на стол. Банкомёт сгрёб деньги к себе. Все смотрели на X., ожидая, что он сделает. Он сказал:
— Ещё кон. Я напишу расписку.
— Вы уже писали, — надменно сказал сдающий. — Расплатитесь — приходите.
— Последнюю сдачу.
— Ваш кредит исчерпан. — X. поднялся и под взглядами всех присутствующих медленно побрёл к выходу.
Небритый, помятый, X. шёл по Невскому, кутаясь зябко в плащ. У кофейни потянул носом, остановился. Достал из кармана мелочь, пересчитал её и толкнул дверь.