Долгорукова

Александр с Катей и детьми завтракал. Адъютант подал на подносе конверт.

— Простите, Ваше величество, срочная депеша. От министра внутренних дел.

— Да? — Александр распечатал конверт и подошёл к окну. — Ангел мой, — сказал он Кате, — можешь поздравить меня, Лорис сообщает, что поймали некоего Желябова — самого главного анархиста. Наконец-то меня уже не будут травить.

— А какие подробности? Где его схватили?

— Лорис пишет, что скоро прибудет сам и всё доложит в подробностях.

В это же время. Квартира Фигнер.

Спешно собрались члены исполкома «Народной воли». Говорила Перовская.

— Арестован Желябов. Очевидно, кто-то нас выдаёт. Значит, мы все висим на волоске. Времени ждать больше нет. Нас могут взять в любой момент. Поэтому казнь надо провести завтра. Послезавтра у нас может не быть. Завтра воскресенье. Он поедет, как обычно, в Михайловский манеж на развод караула, оттуда, скорее всего, в Михайловский дворец, а потом — в Зимний. — Она достала конверт и стала чертить. — В манеж он едет по Невскому, вот тут сворачивает на Малую Садовую. Обратно обычно едет по Екатерининскому каналу, мимо Михайловского театра. Выезжает из Зимнего он около часа, но уже с двенадцати все эти улицы оцеплены жандармами и штатскими шпиками. Поэтому всё готовить надо до двенадцати. Утром закладываем в подкоп мину и для страховки ставим двух-трёх человек с метательными снарядами вот тут — на Екатерининском канале. — Она взглянула на Кибальчича. — Нужны метательные снаряды. Успеем?

— За ночь? Попробуем.

— Ну что ж, — она обвела всех глазами, — тогда расходимся.

Кто-то спросил:

— А если он вообще завтра никуда не поедет?

— Если не поедет? — переспросила Перовская и не знала, что ответить.

Чуть позже. Зимний. Кабинет Александра.

Лорис-Меликов докладывал Александру и Константину:

— Других подробностей пока узнать не удалось, но допросы идут всё время, и, возможно, уже к утру выяснится что-то новое. Одно ясно уже сейчас, Ваше величество: они что-то готовят, и я бы советовал Вашему величеству не ездить завтра на развод.

— А почему же мне не ехать на развод? — удивился Александр, — коль ты уже всех, как говоришь, арестовал.

— Я не знаю, всех ли, Ваше величество. Надеюсь, что так и что наши аресты расстроили их планы и завтра ничего не произойдёт, но... но на всякий случай я просил бы Ваше величество завтра остаться во дворце.

— Ты из меня арестанта хочешь сделать, Михаил Тариелович. У тебя уже их достаточно, пусть они вот и сидят в крепости, а я поеду на развод. Что там у тебя ещё? — Он взял у Лорис-Меликова бумаги.

— Ваше величество, — не сдавался Лорис-Меликов, — вы не хотите думать о себе, о своих близких, о нас, ваших верных слугах, но тогда подумайте об этом, — он кивнул на бумаги, — ведь через сто лет про нас всех забудут — какими мы были, кого любили, с кем сражались, а вот это — в скрижалях. И если Богу будет угодно, чтобы Россия стала наконец великой страной, то реформы, открывшие ей путь к величию, получат ваше имя. Как Петербург имя Петра. Вы должны беречь себя не ради себя только, но и ради России.

— Ну полно, что ты так всё драматизируешь. Ну не я, так Саша доведёт дело. Он же обещал, ты слышал.

— Его высочество обещал искренне. Но если, не дай Бог, вас не будет рядом, а будут все эти...

Константин сказал:

— Знаешь, Саша, Михаил Тариелович прав. Я очень люблю Сашу, хотя он и не самый почтительный племянник, но я вовсе не уверен, что он станет продолжать то, что начал ты.

— Почему же это? Он обещал мне.

— Потому хотя бы, что у тебя воспитателем был Жуковский, а у него Победоносцев. Вот почему. И я тоже прошу тебя поберечься и не рисковать зря, пока их всех не переловят.

— А когда же это произойдёт? Что же мне под домашний арест сесть прикажете?

— Я надеюсь, Ваше величество, — сказал Лорис-Меликов, — что это произойдёт в самое ближайшее время.

Вечером этого же дня. Квартира Фигнер.

Кибальчич, Суханов, Грачевский готовили метательные снаряды. Им помогала Фигнер. Она обрезала банки из-под керосина, остальные готовили гремучий студень и заполняли им банки.

В это же время. Дворцовая площадь.

К Зимнему подкатили сани, в которых сидели Варя и X. Варя вышла и обернулась к X.

— Может, пойдём со мной?

— Нет, у меня ещё дело в городе.

— Опять?

— Нет, нет, не то. Это другое.

— Что же?

— Секрет.

— Что же может быть секретом от меня да ещё на ночь глядя. Или карты, или женщина.

— Да, — усмехнулся он, — ты угадала. Женщина. Но только не в том смысле. Я после объясню. Потом как-нибудь. Когда всё кончится. — И он сказал кучеру: — Трогай.

— Хочешь, я приду к тебе, — крикнула она вслед.

— Я не знаю, когда вернусь...

В это же время. Зимний.

Варя поднималась по лестнице, а навстречу ей шёл Лорис-Меликов.

— Поздравьте меня, дорогая Варвара Игнатьевна, это великий день в истории России. — Он вынул из папки лист бумаги. — Вот, проект правительственного сообщения. И все подписи — и Его величества, и их высочеств.

— Его опубликуют в газетах?

— В самые ближайшие дни. Если в среду Совет министров поддержит этот проект, а я надеюсь на это, то уже в четверг он будет опубликован. Но я сегодня же отвезу его в типографию, чтобы набрали. Нельзя терять ни дня. А вы к Его величеству?

— Да, он пригласил сыграть с ним в карты.

— Ну что ж, желаю и вам выиграть. Я свою партию уже выиграл.

В это же время. Комнаты Кати.

К Кате зашёл Александр.

— Ну что ж, ангел мой, поздравь меня, дело сделано. Я только что подписал проект правительственного сообщения, в четверг оно будет опубликовано в газетах, надеюсь, оно произведёт хорошее впечатление. Во всяком случае, Россия увидит, что я дал ей всё, что возможно, и мне бы хотелось, чтобы она узнала при этом, что я это сделал благодаря тебе.

— О, я была бы так счастлива, — она протянула ему руки.

В это же время. Кофейня близ Невского.