Долгорукова

Тогда же. Кофейня.

Со стаканом чая и ситником X. сел за столик. За соседним столиком, лицом к нему сидела Перовская. Он улыбнулся ей. Она не ответила на улыбку. Он взял свой стакан, чтобы пересесть к ней. Но она поняла его намерения и сказала:

— Здесь занято.

— Невидимкой? — снова улыбнулся ей X.

— Этот человек скоро придёт.

— А я скоро уйду. И мы вполне успеем побеседовать.

— А со мной не хотите? — услышал X. голос за спиной. Он обернулся — перед ним стоял Желябов.

— Отчего же, — усмехнулся X. — Мне сегодня положительно везёт. Хотите, поговорим о везении?

Желябов взглянул на Перовскую. Она покачала головой. Тогда Желябов сказал тихо X.:

— Шли бы вы, милостивый государь, своей дорогой.

X. улыбнулся им:

— Своей-то я как раз не хочу. Свою я уже прошёл. До конца, можно сказать... — Он кивнул им и пошёл к выходу.

Чуть позже. Площадь у Николаевского вокзала.

X. стоял на площади в толпе людей и смотрел, как от вокзала на рысях отъехала царская карета в сопровождении шести казаков. Ему показалось, что он увидел в окне Катин профиль. Он даже непроизвольно сделал шаг к карете, но тут его с двух сторон схватили за руки.

Адлерберг и Лорис-Меликов, стоявшие у вокзала в ожидании своих карет, смотрели вслед отъехавшей царской карете.

— Ну обошлось, кажется, — в сердцах сказал Лорис-Меликов. — Я как на иголках все эти двое суток.

— На иголках — не на минах, — поморщился Адлерберг.

— Это верно, я рисковал карьерой, а вы — жизнью. Как себя чувствовал Государь?

— По-моему, прекрасно. Весёлый, помолодевший. Строил планы. А как у вас тут, в столице?

— Всё тихо. Похоже, мы их напугали.

Чуть позже. Карета.

Генерал и штатский ехали в закрытой карете.

— Он в камере, — сказал генерал. — При нём нашли пистолет. Лорис, конечно, сейчас доложит об успешной операции по поимке террориста и получит очередной орден.

— А он, вы полагаете, не собирался им воспользоваться? Пистолетом?

— Он на вопросы не отвечает. Я потому и хотел, граф, чтоб вы поехали — может, нам он что-нибудь скажет.

— Вы пойдёте один. Я подожду вас. Чем меньше он будет знать лиц, тем лучше.

— Вы опасаетесь...

— Нет, но бережёного Бог бережёт. Учтите главное: у нас почти нет времени. Этот армянский шарлатан уже подготовил доклад. Поэтому действовать надо быстро. Эту стрелу надо выпускать как можно быстрее, предварительно как следует натянув тетиву и указав цель.

— То есть?

— Расскажите ему, что Государь женился.

— Он знает.

— Но объясните ему, что есть способ снова ей стать свободной.

— Вы хотите, чтоб он сам?..

— Нет, что вы... Желающих много и без него. Но они плохо осведомлены о перемещениях своей жертвы и, следовательно, затруднены в осуществлении своих планов.

— Судя по покушениям, осведомлены вполне.

— Как раз нет, везде следы поспешности. Им надо помочь избежать новой оплошности.

— Вы полагаете, он согласится на это?

— У них разные причины, но общий интерес. Намекните ему, да нет, объясните прямо, без затей, что вдова будет завидной невестой — богатой и склонной как можно скорее уехать из России. Тут ей не жизнь после этого. Как и ему, впрочем. Чем не мотив для него?

— Вы думаете, это не слишком грубо?

— Постарайтесь быть убедительным.

Чуть позже. Тюремная камера.

— А пистолет зачем? — спросил генерал у X.

— Затем.

— В Государя?

— Чушь. У меня другая цель, поближе.

— A-а... Опять проигрались?

— Вам-то что?

— Поможем.

— Такого рода помощь я принимаю только от друзей.

— А я вам друг.

— Неужто ль?

— Да. И вот доказательство: вы свободны.

— Могу идти?

— Я же говорю — вы свободны.

— Но я для вас всё равно ничего больше делать не стану.

— Для нас не надо — для себя. Скажем, верните то, что у вас отняли.

— Что у меня отняли?

— Ладно, идёмте, дорогой поговорим. Я уж и то закоченел тут...

22 ноября. Набережная канавки у Зимнего.

X. и Варя стояли у парапета. Дул сильный ветер. X. кутался в шинель.

— А ты всё при ней, значит? — спросил он.

— А тебе что до этого?

— Так, значит, это правда? Я думал — слухи.

— Да уж последние дни, надеюсь. Государь намекнул, что дом подарит — за верную службу. Да я и сама теперь могу купить, не бедная. Так что... — она со значением посмотрела на него, но он, похоже, не очень-то её слушал. — Ты что?

— Что?

— Ну вот, просил прийти, а сам мыслями неизвестно где витаешь.

— Да, да, конечно.

— Что — конечно? Что с тобой? Опять, да?

— Ну, а тебе-то что за дело.

— Ты ж обещал.

— Мне отыграться надо было, долг отдать.

— Но ты же обещал не садиться больше.

— А что мне делать? Ждать тебя, пока ты со своими августейшими неге предаёшься?

— Я ж предлагала — обвенчаемся, рядом был бы. А ты... Сказал бы прямо — всё прошло, и я бы не надеялась и не ждала тебя...

— Да нет, Варя, нет, я по-прежнему... — Он обнял её, прижал к себе, а сам поднял голову, глядя на светящееся окна Зимнего. — Просто... сейчас такой период... Вся жизнь периодами — вверх-вниз. Сейчас вот — вниз.

— Ну, а я подниму тебя, помогу. Я сильная, я смогу, ты только не противься мне, дай помочь тебе... Глупый ты мой, — она поцеловала его, — мальчик ты мой непутёвый. Замёрз весь, даже губы холодные... Идём со мной, идём, я согрею тебя, — и она повела его ко дворцу.

3 декабря 1880 года. Магазин сыров на углу М. Садовой и Невского.

Помещение выглядело запущенным, асфальтовый пол потрескался, на полу блестели лужи.