Долина падающих птиц
Шрифт:
Ещё на одну ступень выше… Размытое пятно пронеслось перед глазами, а миг спустя руки Августа тугим кольцом обвивались вокруг моей талии, и он прижал меня к своей груди настолько плотно, что, клянусь, я слышала, как громыхало в груди его сердце. Я проводила каждый его удар через себя.
Знакомое тепло растеклось по телу. Знакомое покалывание возникло в кончиках пальцев… Знакомое чувство… спокойствия? Нет, – опасности.
– Отпусти, – попыталась вырваться, но хватка Августа стала лишь сильнее. Брови озадачено выгнулась, а взгляд наполнился укором.
– Кажется, ты совсем не скучала по мне,
– Я не могла скучать по тому, кого не существует, – солгала.
– А вот это было обидно, – спустя паузу прошипел. – Разве не ты звала меня?
Набрав в лёгкие побольше воздуха изо всех сил постаралась, чтобы голос не дрогнул:
– Я не звала тебя.
– Разве?.. А мне казалось… ты умоляла меня прийти. Умоляла спасти тебя. Умоляла защитить.
– Это… это было пять лет назад. И я не…
– Всего-то пять лет назад! – перебил громко. – Всего пять лет, когда у нас с тобой впереди должна была быть целая вечность! Помнишь, я обещал тебе её?.. Нет? Не помнишь? Как же много ты успела забыть… Я так разочарован.
Это был первый раз, когда я по-настоящему его испугалась. Этот дикий пронзительный взгляд, стальная хватка рук на моём теле, тяжёлые брови сдвинутые к переносице, напряжённые челюсти, губы собранные в тонкую линию. И голос… голос, которым он говорил проникал в самую глубь меня и распространялся по телу, как вирус, поражающий каждую клеточку кожи, каждую частичку организма, вынося смертный приговор.
Это был не тот Август, каким я его знала. Мой Август никогда и ни за что не стал бы меня пугать.
– Ты изменилась, – его голос вдруг стал низким и с лёгкой хрипотцой, а каждое слово казалось шёпотом промозглого ветра. – Мне нравится твоя кожа, – костяшками пальцами провёл вниз по скуле, – такая мягкая… Мне нравится твоё тело, – вниз по шее и тёплыми подушечками пальцев отчертил ключицу, а затем каждый побелевший с годами шрам. Замер. – Ты дрожишь.
Да, я дрожала. Просто не могла это контролировать.
Он здесь. Держит меня в объятиях. Говорит со мной. И пахнет точно так же, как и пять лет назад… Запах лета, солнца и полевых цветов. Мне нравился этот аромат. Я хотела, чтобы этот аромат принадлежал Августу.
– Но больше всего… – заскользил взглядом вверх: от высоко вздымающейся груди, по изгибу шеи и замер на губах, – больше всего я люблю твои губы, – они ничуть не изменились. Такие же… сочные, яркие. Нежные, как лепестки розы. Так и хочется…
– Я тебя не знаю, – выдавила из себя натянутым, как струна голосом. И повторила громче, с требованием: – Отпусти! Я тебя не знаю!
Псы вновь утробно зарычали. Одновременно с тем, как во взгляде Августа появилось что-то новое, что-то… что заставило меня оставить попытки вырваться из его объятий и замереть на месте, неотрывно глядя в глаза самого дьявола, в глубине которых вдруг забрезжил тот самый свет, что Август дарил мне изо дня в день.
Это он…
Боже, это он!
– Как?..
– Ну наконец-то, – признала, – небесно-голубой свет в глазах вмиг погас, уступив место мраку ночи, а губ его коснулась колючая ухмылка. – Думал, не дождусь уже. Ну? Теперь
будут обнимашки? Нет?.. Ну и ладно.Я его почти не слышала… То, что творилось у меня внутри, в моей голове, в моих мыслях, это похоже на… на мощное землетрясение, после которого уже ничто не вернётся на свои места.
– Почему сейчас?.. – просипела, неотрывно глядя ему в глаза. – Прошло пять лет…
Плечи Августа дрогнули, уголки губ опустились вниз, а задумчивый взгляд устремился в сторону, прежде чем прозвучал его легкомысленный ответ:
– Вообще-то… я всегда был рядом, Рони. Всегда.
Голова вдруг закружилась, а в ногах появилась такая слабость, что, больше чем уверена, если бы Август не держал меня, я бы без сил рухнула на пол. И он почувствовал это…
– Всё такая же слабая и беспомощная, – прищёлкнул языком, глядя с пренебрежением. – Ничего не изменилось, Рони. Абсолютно ничего.
Никогда он не говорил со мной в таком тоне и так грубо. Кем бы ни был этот Август, он пугал. Он не вызывал ни капли доверия и тёплых чувств.
– Ладно, – на тяжёлом выдохе опустил руки по швам и с явным удовольствием наблюдал за тем, как я едва успела схватиться за перила, чтобы к чёртовой матери не свалиться с ног. – Наша игра затянулась. Пришло время платить по счетам, малышка. Для этого, собственно, я и здесь.
– Что? – шёпотом. – О чём ты?
– Ха! – холодный смех вороньим карканьем вырывался у него изо рта, а голова запрокинулась, будто я его очень повеселила. – А ты думала, моя помощь будет бесплатной? Серьёзно, Рони?! БЕСПЛАТНОЙ!? Боже… да ты сама наивность! Что хорошего ты за свою жизнь сделала, чтобы получать такие подарки?
– Я… я ничего не понимаю, – затрясла головой и с силой заморгала, всё ещё рассчитывая на то, что он – галлюцинация и вот-вот исчезнет.
Но самым ужасным было то, что я готова была признать себя сумасшедшей, но не была готова к тому, чтобы признать Августа таким, каким он предстал передо мной спустя пять лет.
Сделал шаг вперёд, сложил руки на груди и пронзил меня острым взглядом исподлобья, так что вновь мурашки побежали по коже.
– Верни то, что по праву моё, – голосом, словно приговор вынося. – Верни… и может быть… я позволю тебе умереть максимально безболезненно.
– О чём ты говоришь? – голос мой слабел, а перед глазами всё раскачивалось, как на волнах. Во рту было сухо и горячо, а ещё я чувствовала жжение в глазах… Это было самым странным, – мне хотелось плакать, но не от потрясения, а от чувства, словно… словно меня только что жестоко предали.
– Ты ненастоящий. Тебя не существует. – В тот момент отрицание стало моей спасительной таблеткой от чувств, что словно лавина обрушились на голову. – Тебя нет. Тебя нет! Исчезни! Тебя не существует!
Поднявшись ещё на несколько ступенек, почувствовала, как в обнажённую икру уткнулся холодный нос одного из доберманов, но я больше не боялась… Я точно знала, что ни Август, ни его псы не смогут причинить мне вреда. Потому что он был создан по МОЕМУ сценарию! На МОИХ условиях! Самым главным из которых было – никогда не причинять мне вред! Я разрешала ему ненавидеть всё и всех, делать всё, что ему вздумается, но никогда и ни при каких обстоятельствах не делать больно мне.