Долина теней
Шрифт:
– Что? Лапши?
– Ага. Её самой.
Сигарета в руке майора прогорела уже до фильтра и теперь жгла его протез руки.
– Солдат, о чем ты?
– Я больше не солдат, - сказал Макс.
– А кто ты? Чем ты собрался заниматься в гражданской жизни? Станешь вышибалой у какого-нибудь бандита, вот – вся твоя карьера.
– Ну, почему же. Может, я чувствую в себе задатки художника.
Майор понял, что над ним издеваются, и лицо его налилось кровью
– Родина вырастила тебя, как солдата, вскормила тебя. И где твоя благодарность, Валенштайн? Плюешь в кормящую руку?
Макс встал, уперся кулаками в стол.
– Где была, эта кормящая рука, когда
Он отшвырнул стул в сторону и постучал в дверь, вызывая охрану.
Его проводили в следующую комнату с надписью «Выдача личных вещей». Он приложил указательный палец к сенсорной панели, она считала его ай-ди с вшитого под кожу пальца чипа, и из открывшегося лючка выехал небольшой ящик. Макс забрал коробку и лючок закрылся. Никаких подтверждений не требовалось. Машина не ошибается, а если что-то из ваших вещей пропало – можете идти к черту. Макс отошел в сторону и, чувствуя странное наслаждение, снял оранжевую тюремную робу, оставшись в одних трусах. Потянулся всем телом, чувствуя, как под татуированной кожей перекатываются бугры мышц. Затем приложил палец к панели на ящике, подтверждая личность, и крышка откинулась в сторону. Макс натянул армейские брюки и ботинки с высоким берцем, черную футболку и старую коричневую кожаную куртку. Со дна ящика вытащил гладкий серебряный перстень и, на секунду заколебавшись, все же надел на указательный палец левой руки.
Он провел пальцем по гладкой поверхности кольца и на нем проступил портрет девушки. Макс долго разглядывал его, не мигая.
– Я все помню, Кэтрин, родная, - сказал он тихо. – Я ничего не забуду.
Смахнул пальцем, закрывая картинку. Заглянул в ящик. Там оставались только зажигалка и мятые полпачки сигарет без фильтра. Он кинул оранжевую робу в опустевший ящик, пинком отправил его в дальний угол. Достал мятую сигарету и закурил. Организм отвык от крепкого табака и голова чуть закружилась. Пригладил ладонью светлые волосы, выстриженные под «могавк», затем потер подбородок. Щетина не отросла и на сантиметр за эти годы.
«Интересно, они меня там брили, что ли, или в стазисе биологические процессы заторможены?»
На выходе его встретил тот самый бритоголовый, который меньше часа назад зачитал приказ об освобождении.
– Как дышится воздухом свободы, гражданин? – спросил он.
Макс был уверен, что вопрос без издевки.
– Так же паршиво, как и раньше.
Бритоголовый усмехнулся, поправил давящий воротничок пиджака.
– Что вам предложил майор? – сразу перешел он к делу.
Макс недоуменно окинул его взглядом.
– Руку и сердце своей дочери, а так же полцарства в придачу, разумеется. Что же ещё предлагают в таких случаях?
Бритоголовый вздохнул.
– Ваше остроумие не делает вам чести, гражданин Валенштайн. Очевидно, вам предлагали вернуться на военную службу? Вы приняли предложение майора?
– А вы с какой целью интересуетесь?
– Моя цель, гражданин, предложить вам работу, хм, достойную вас. А не прозябание следующей половины жизни в штрафном батальоне, где-то на краю мира.
– Вот как? Какая трогательная забота. Что же это за работа такая, «для меня»?
Бритоголовый покачал головой, будто разговаривает с умственно отсталым.
– Сам подумайте, гражданин. Человек ваших габаритов, выучки и знаний, может сильно пригодиться в мирной жизни.
Сами понимаете, в Республике сейчас очень высокий уровень безработицы, а вам, с вашим уровнем образования, особенно тяжело будет найти себе место и род занятий. Мои же, скажем так, клиенты, были бы очень радушны и благодарны вам, если вы примете их предложение о работе.– А предложение это само, я так понимаю – вышибать деньги из должников, ломать руки и носы по первому приказу хозяина?
Бритоголовый и глазом не моргнул.
– Всё, что они прикажут.
– Как удобно тут все устроено, - Макс уважительно покачал головой. – Не успел из тюрьмы выйти, а уже вербуют в организованную преступность. Вы, вроде бы, должны быть по другую сторону баррикад, но, видимо, не страдаете принципиальностью взглядов.
Он бегло осмотрел здание.
– Очень, очень удобно, тут же целая кузница кадров. И все про всех известно. И идти этим бедолагам будет некуда. Удобно, практично, высший класс.
Бритоголовый посмотрел на часы.
– Отчего же. Наша добрая Республика всегда помогает с трудоустройством на первых порах, для бывших заключенных. Только вот чем они будут заниматься, когда эта пора закончится – это уже их личные проблемы, понимаете? А вам исключительно повезло, гражданин, вам предлагают постоянную и высокооплачиваемую работу здесь и сейчас.
– Стать мелкой преступной шестеркой? – протянул Макс. – Звучит очень заманчиво, надо подумать. Жаль, с мышлением у меня всегда плохо было, но я попробую.
– Подумайте, а то кто знает – не увидимся ли мы вновь. И гораздо раньше, чем вам хотелось бы.
Бритоголовый нехорошо улыбнулся.
– Охрана!
Стража провела его ещё через ряд дверей и постов. В тюрьме была идеальная тишина и порядок. Заключенные в стазисе не кричат и не буянят, на них нет смысла орать, пытаясь усмирить. Но охрана всегда начеку. Местные зеки сбежать не могут, а вот попытки ворваться внутрь – это другое дело…
Наконец, Макса завели во внутренний двор, где возле бронированного минивена сидело ещё человек пять таких собратьев по несчастью, которых выпускали сегодня. Бритоголовый был уже здесь.
– Сегодня первый день вашей новой, честной жизни, граждане, - произнес он. – С чем я от имени Республики поздравляю вас. Вам будет предоставлено рабочее место и жилье на три месяца. Далее вы вольны сами выбирать свою судьбу.
– Слава Республике, - буркнул кто-то из бывших зеков.
Не прощаясь, бритоголовый ушел. Переглянувшись, новые свободные граждане Республики расселись в минивене, двери захлопнулись и их повезли в «новую» жизнь.
– Ну что, бродяги, кто за что сидел? – спросил один из бывших зеков.
Он вел себя расслабленно и нахально, всем своим видом давая понять – тюрьма была для него не в новинку. Закурил в машине, при разговоре активно размахивал длинными руками, полностью забитыми татуировкой. Макс встречал такой типаж людей в армии, но считал, что за своей гипертрофированной развязностью они только скрывают неуверенность.
– Сам спросил – самый первый и отвечай, - отозвался самый пожилой из пассажиров.
– Да ерунда сущая, - татуированный осклабился, затянулся сигареткой, держа её в кулаке. – Шли мы, значит, с корешом, по улочке, видим – дяденька пьяный сидит. Ну, мы ему говорим, по-хорошему, мол, добрый господин, то да сё, не подсобите ли землякам лишней монеткой, вы так прилично одеты, имплантаты дорогие, а у нас лишнего жиру нету – не греет ничего. Дяденька-то жадный оказался, не дам говорит ниче, шваль, валите. Ну и мы и завалили. Его самого.