Доля Пути: Лето
Шрифт:
Я видел, как ТЕ люди становились сильнее. Они уже не прятались от других людей и становились всё более заметными фигурами в своих странах. Они лечили, строили, сражались, изобретали, уничтожали чудовищ... Некоторые сами становились монстрами, от которых города защищали те, кто сохранил разум.
Шли века. Люди строили города невиданной красоты. Прокладывали маршруты по земле, по воде и даже по воздуху. Управляли погодой. Очищали леса и горы от остатков чудовищ. И сражались. Не только друг с другом, они сражались... с другими людьми. — Чужаками, не принадлежащими этому миру. "Наши" люди и
Площадь. Толпа народа. На возвышении мужчина в плаще и с посохом. Он говорит, но толпа недовольна. Толпа рокочет, а потом десятки рук тянутся к оратору.
Почему он не отбивается? Он ведь может справиться с этой толпой, я видел, на что способны такие, как он.
Его стаскивают с подмостков, волокут и бьют. Привязывают к столбу и поджигают.
Костры. Много костров. Они везде и на них горят люди — мужчины, женщины и дети.
Девушка. Её тащат к реке. Вокруг ночь, но светло от факелов. Сильные руки хватают её за горло и волосы, погружая в воду.
Тело плывёт по реке.
Река. Ночь. Я стою на берегу. А где лес? И почему сейчас ночь?
Тени взметнулись вокруг и бросились на меня. Я замер, ожидая смерти. На земле, вокруг меня, вспыхнули узоры — ярким, ослепительным белым светом. А в центре Круга — я.
Огонь. Теперь узоры горят огнём, но и он еле сдерживает жутких тварей. Чей-то возглас. Какой-то парень под деревом. Твари рвут его на части. Я кричу так, что больно связкам. Сейчас они доберутся и до меня. Я хочу бежать, но в теле слабость, которая не позволяет мне даже пальцем пошевелить.
«Илья, проснись!»
Снова женский крик.
Разве я сплю? Или я во сне? Одежда на мне — моя, только в крови почему-то. Что это зудит? — Узоры — на плече, на другом, на животе и... Мой лоб расколола боль.
На моём теле тоже вспыхивают узоры. Они жгут меня огнём, но и тварям достаётся. — Надо мной собирается тёмно-серый густой туман, из которого начинают бить молнии — прямо по тварям.
Боль. Я ослеплён. Я хочу упасть, хочу закрыть глаза руками, но тело слишком слабо. Или просто я сильнее его?
Дорога. Тёмно-серая, ровная, гладкая, уходящая за горизонт. Она рассекает бескрайнюю пустошь, а над головой свинцово-серое небо.
Шаги. Я поворачиваю голову — со мной поравнялся человек и остановился рядом. Он смотрит вдаль, на дорогу. Очень знакомое лицо. Я будто знаю его и в то же время вижу впервые. Он поворачивает голову ко мне и указывает рукой вперёд, мол, давай, иди.
Я иду по дороге, которой нет конца. Нет ощущения пройденного расстояния — неизменный пейзаж, небо без солнца.
Солнце!
Я остановился. Посмотрел на дорогу — ни одной кочки или ямы, ни камушка на ней. Пустошь — справа и слева — однообразна, будто отражение свинцово-серого неба. И так до самого горизонта.
Горизонт! Раз есть он, должно быть и Солнце. Почему? — Оно всегда восходит из-за края земли, так было, есть и будет. И я увидел — прямо по линии дороги... Нет Пути. Прямо, по направлению моего Пути, начинался рассвет. Огромный, во весь горизонт, огненный диск поднимался вверх. И чем выше он поднимался, тем больше красок появлялось вокруг. Небо светлело, приобретая
серо-голубой оттенок, пустошь справа обрела цвет обычного грунта, какой бывает на границе пустыни и степи. Слева, степь почему-то оставалась в тени и свет Солнца будто заставлял тьму густеть. Лишь Путь оставался таким же тёмно-серым, без изменений.Огромное солнце полностью вышло из-за края земли. Я раскинул руки в стороны, приветствую светило. И оно ответило мне обжигающим жаром, который заставил меня упасть на колени, корчась от боли.
«Илья, вспомни!»
Опять она. Что я должен вспомнить, сестрёнка? Так больно, что даже мысли плавятся.
Боль!!! Я помню про боль. Кажется, это был сон... Нет — Сон.
Я вспомнил!
Тело не чувствует боли, только разум, значит, пора просыпаться.
Глава 10. Доля Пути
— Илья! Да очнись ты наконец!
Явь встречала меня ударами по лицу, тряской и такой слабостью, что ещё минуту или больше я не мог даже глаза открыть.
— Брат, я тебе волью зелье, если не очнёшься и плевать на то, что сказал тебе Наставник.
— Не...
— Очухался, ха-ха! Что ты сказал?
— ... надо...
— Ты как? Глаза открыть можешь?
Яркий электрический свет резанул по сетчатке. Ещё несколько раз пришлось моргнуть, чтобы через узкие щёлки разглядеть Антона.
— Ну, как ты? — он вгляделся мне в глаза.
— ...де...?
— Мы у тебя дома. Я тебя еле до машины дотащил, ты был как труп. Там, ближе к рассвету, такая свистопляска началась... Туман, гром, молния, ты в огне — я к тебе подойти не мог. А как солнце взошло, сразу стихло всё, я тебя и вещи в охапку и ноги делать. Думал, сейчас вся округа сбежится — глянуть что тут за локальный звиздец.
— Дом... Хршо. Там... бя твари... ты цел?
— Какие твари? Ты о чём? Илюха, давай зелье примешь? Натур продукт, отвечаю. Ты крови вагон потерял, так тебя карёжило. Орал, как резанный, я тебя всего в крови забирал. Выпьешь?
— ...да
— Да?!?
— Еда...
— Ты еле языком шевелишь, какая еда?
— Там... хладильник... бль... он
— Ща погоди.
Про бульон я вспомнил сразу, как понял, что я дома. Приготовил я его заранее — ещё одна "закладка" Наставника. Наваристый, на говяжьей косточке — зашёл, как родной, заодно и жажду утолил, от которой в глотке будто наждаком ворочали. Антон помог мне принять полулежачее положение и накормил меня, словно ребёнка.
— Выглядишь — краше в гроб кладут. Может, всё таки, хлебнёшь отварчика? Хуже то уже не будет.
— Нельзя, — пробормотал я уже более внятно.
— Слушай, как я тебя одного оставлю? А мне... Короче, идти надо, дела у меня.
— Спасибо, Антон. Ты очень помог. Ты иди... Не волнуйся — Домник за мной приглядит.
Такой монолог дался тяжело, даже дыхание сбилось, а лоб покрылся холодной испариной.
— Ты уверен? — ведун мялся и явно не знал как ему поступить.
— Да. Иди... Я позвоню... Спасибо.
Антон ушёл, оставив, по моей просьбе, бульон на плите и захлопнув дверь. Домник, появившийся сразу после ухода Антона, уверил меня, что у кошки есть всё необходимое, а входная дверь закрыта надёжно.